— Какие дрова, ваша светлость?
— Не столбеней, Кари, это я шучу так. Дерево надобно искать, которое может пойти на древки для копий, чтобы ровное, прочное, чтобы устойчивы поставки были...
— Ваша светлость! — через весь учебный двор к его светлости промчался бывший паж, а ныне, после зимних и весенних боев, уже оруженосец маркиза, по имени Лери.
— Что такое, Лери? Тише, тише, сейчас глаза ведь выскочат!
— Гонец Его Величества! К вам! Только что! У ворот!
— Придворный из тебя — никудышный, Лери. Твой уровень — бивак, поход, шатер и общество неграмотных вояк.
— Виноват, ваша светлость.
— Где он: у ворот — уже во дворе? Или у ворот — еще за воротами?
— Так точно, ваша светлость, согласно артикулу! Во дворе!
— Иду. Переоденусь только. А кто он?
— Рыцарь Докари Та-Микол, ваша светлость! Судя по изломанному гербу — княжеской фамилии, второй сын.
— А-а-а... — Хоггроги фыркнул полуулыбкой и всем сразу стало понятно, что сие известие весьма приятно повелителю. — Отлично. Тогда я так иду, не переодеваясь. Рыцарь рыцаря всегда поймет. Небось, и зверюга при нем?
— О, да, ваша светлость! У-ух! Это настоящий охи-охи! Так вы его знаете?
— Встречались однажды. Сгоняй к ее светлости, предупреди. Ну... чтобы то, се, завтрак получше, понаряднее. Узнай у егеря — есть ли что стоящее на нынешний день?.. И на завтрашний. Керси разыщи, или пошли за ним, он мне нужен. Побежал!
Гонец от Его Величества действительно был рыцарем, а золоченые шпоры, золотая цепь на груди, цвета на парадном княжеском щите, безошибочно указывали на некие обстоятельства его жизни, а именно: юноша — сей гонец был весьма и весьма молод — второй сын князя, он не женат, и он рыцарь.
Едва завидев маркиза Короны, гонец спрыгнул с лошади и приготовился, было, к приветствию по всей форме, но...
— Оставьте, оставьте, сударь! И наденьте свой берет. А хотите — снимите его, в пределах замка не зазорно ходить простоволосым. Видите? — маркиз Короны провел вдоль себя пальцами сверху вниз, как бы давая императорскому гонцу ознакомиться со своим внешним видом, несовместимым, по его мнению, с пышными придворными церемониями. И действительно: голова непокрыта, густые светлые волосы буйно торчат во все стороны, словно бы никогда не имели дело с гребнем, драгоценностей на одежде нет, важности в манерах — ни малейшей... Но зато широченная длинная рубаха-безрукавка навыпуск то и дело потрескивает под напором могучих мышц плеч, груди и живота. А руки у его светлости маркиза... А ноги, а сапожищи... Вот таков он и есть — знаменитый маркиз Короны.
— Гвоздик, сидеть.
Диковинный и зловещий на вид зверь вздыбил шерсть на мощном загривке и, вероятно подумав, что приближающийся человек таких размеров и с таким громким басом — это нешуточная угроза, решил вступиться за своего доверчивого и неосторожного хозяина... Нет, увы, раз вожак приказал сидеть — значит, знает, что к чему.
— Да, пусть посидит, я его не обижу. Но я слышал, сударь, что у вас поручение ко мне?
Все верно. Сначала — дело. Все изъявления дружбы и взаимной приязни — после.
— Так точно, сударь! Его Величество Государь, Великий Князь, Великий Герцог и Император всея Океании... — Юноша сделал короткую паузу, все присутствующие на дворе — приближенные, ратники, и даже слуги — заслышав малый императорский титул, замерли навытяжку... — приказал мне сообщить, что второго числа сего месяца этого года, в канун...
Да, это было формальное прощение: от императора — крепко провинившемуся перед ним маркизу Короны, который хотя и оказал Его Величеству ценнейшую услугу, на свой лад обуздав и уладив едва не вспыхнувшую войну между двумя странами, но который, тем не менее, создал для этого скорбного случая условия, ибо именно в его доме едва не пролилась кровь дуэлянтов, а ведь оба они были сыновьями своих отцов, монархов двух соседних государств, причем, Его Высочество Токугари — даже престолонаследником Империи.
Свои люди из столицы еще загодя предупредили маркиза о грядущем прощении, однако, он не ожидал, что гонец прибудет так скоро. Тем более не знал он, что это будет тот самый юноша, с которым он тепло познакомился мимоходом на Плоских Пригорьях.
— Отлично сударь! Немилость Его Величества была мне огорчительна, весьма и весьма, и я безуспешно пытался искупить хотя бы малую часть вины своей искренними и долгими покаяниями. Однако, сходу вопрос: насколько срочно вам потребуется возвращаться на этот раз? Почему спрашиваю: надеюсь, что вы у нас погостите.
Юноша осмотрел запыленный берет, отстегнул перо из пряжки и совершенно не по-придворному выколотил пыль об колено.
— Разве что, до завтрашнего захода солнца, сударь. Время у меня есть, но мне предписано особо не задерживаться...
— Его Величеством? Поздравляю, вы востребованы.
Юноша заливисто засмеялся в ответ и все присутствующие тоже улыбнулись неизвестно чему, ибо не ощущалось в юноше ни страха, ни угроз, ни желания уязвить кого бы то ни было.
— Его Величество действительно оказывает мне честь, давая те или иные поручения, но на сей раз предписания исходят совсем от другого лица, и они для меня ничуть... почти столь же ценны, как и благорасположение Его Величества! Прошу меня извинить, что я говорю загадками, но надеюсь, что у нас с вами все же найдется время их разрешить...
Маркиз шагнул вперед и протянул руку. Юноша горячо пожал ее, польщенный столь радушным приемом со стороны знатного и прославленного воина.
— Мало — но хоть что-то. Милости прошу к завтраку, о вашей лошади позаботятся. Керси! Ты как оруженосцем стал — вконец обленился. Ты где был?
— В отъезде, у родителей, вы же сами отпустили!.. Только что вернулся, ваша светлость, часу еще не прошло.
— А, да, извини. Пришла тебе пора опять уезжать, но до этого... Вот что, ты хотя и не паж, но пока еще и не сенешаль. Короче говоря, сопроводи посла Его Величества... с питомцем... в его покои — и обустрой: сообразишь сам, где, что, кому поручить... Ванну обязательно. А потом — к завтраку проводишь.
Его светлость легко согласился с ее светлостью и, по светлейшему повелению обоих, завтрак был накрыт в покоях ее светлости, на самый малый стол: маркиз с супругой, их сын, их гость — и все. Его сиятельство маркиз Веттори, по малолетству своему, за столом почти не присутствовал, но был очень деятелен: с громким и веселым гугуканьем ползал на четвереньках по всему пространству покоев. Толстая нянька Нута и две мамки-кормилицы — его сиятельство всего лишь месяц назад окончательно отняли от груди — с беспокойством посматривали на свирепого охи-охи, которому его светлость почему-то разрешил присутствовать при хозяине, но вмешиваться не решались. Впрочем, охи-охи вел себя смирно, а его сиятельство благоразумно обходил, вернее будет сказать — обползал кошмарного зверя стороной.
Неожиданно маркизу поступили донесения с границы, и он, попросив извинения у присутствующих, отлучился, "буквально на несколько мгновений".
Тем временем его сиятельство развил бурную деятельность, он взялся гоняться за легкими разноцветными шарами, которые во множестве появились вокруг него: желтые, красные, синие, зеленые, белые, побольше, поменьше... Это маркиза Тури прочла заклинания, чтобы хоть как-то отвлечь отпрыска от исследования попавшегося на пути камина и его пачкотных летучих недр. Внезапно шары выстроились в длинную разноцветную цепочку и сами стали по очереди подлетать к его сиятельству. Тот мгновенно укрепился на полу, приняв сидячее положение, и стал увлеченно гасить шары ударами маленького кулачка. Ее светлость утратила на миг дар речи, видя все происходящее, но потом догадалась:
— Сударь, сие... вы так устроили?
— Да. О, прошу прощения, сударыня, это вышло совершенно неожиданно, я просто хотел помочь его сиятельству...
— Извинения совершенно излишни, сударь, ничего плохого здесь нет, но... Вы так запросто, походя, справились с чужим колдовством... Видимо, ваши способности необычайно велики!
Юный рыцарь улыбнулся смущенно:
— Если и есть во мне способности, которые вы изволили похвалить, то моей заслуги в этом немного, или почти нет: природные задатки к магии у меня от матушки, светлейшей княгини Ореми, а знаниями я обязан своему несравненному учителю и наставнику, рыцарю Санги Бо.
— Как вы сказали — Санги Бо? Имя вашей прекрасной матушки у всей Империи на слуху, а вот имя вашего наставника мне ничего не говорит, к великому моему стыду...
— Что? Что, мой птерчик? — неожиданно и громогласно в покоях очутился его светлость маркиз Короны, и маркиза Тури немедленно заткнула пальчиками уши. Зато его сиятельство совершенно не испугался громоподобных рыков своего отца и быстро пополз к нему навстречу, мгновенно забыв и про шарики, и про каминную золу. — Ты не слышала про Санги Бо??? О, богини и боги, пылиться вам в дороге!.. Вот и совершай после этого бессмертные подвиги во славу Империи и прекрасных дам!.. Хвать молодца! — и к небу!
— Хогги, потише...
— А что — потише, когда тут на моих глазах затирают имена героев! Э-э, сынок, нос мне самому пригодится... и глаз тоже... Так вы что тут, не ели? Ах, меня ждали? Признателен. Нута, прими его сиятельство... и срочно переодень, а мы тут пока...
Взаимная симпатия рыцарей, таких разных по облику и манерам, обещала быстро перерасти в дружбу, тем более, что выяснилось: не только отец, но и наставник юного князя дружил с дедом маркиза Хоггроги, маркизом Лароги Веселым, и они все вместе избывали в тюрьме немилость покойного Государя... Выяснилось, к общему смеху, что князь Докари любит вино еще меньше маркиза Хоггроги, который свой кубок опорожнил едва ли на одну пятую часть, предпочитая вину цветочный взвар и простую воду...
-...а Тури в это время отлучилась переодеться к ужину.
— Хогги, ты меня пугаешь.
— Слушайте же с терпением, судари и сударыни! Он ползет, лопочет что-то такое детское, а я смотрю что дальше будет... Но, на всякий случай, ножны, все-таки, надел...
— Хогги, о, Владычица Земная!..
— Да перестань ты меня перебивать, друг мой!.. И вот он подползает поближе... А ведь там много чего лежало: и камешек правежный, и масленка, и кисточки шелковые... Не-ет, он сразу хвать за рукоять! И в рёв! Меч-то жжет непривычную руку, можете поверить мне на слово. И стрекочет, и студит, и...
— Хогги, ты хочешь, чтобы у меня был разрыв сердца!
— Моя светлость! Глянь на молодца — он ведь жив-здоров, при чем тут сердце? Он в рёв, руку отдернул... а потом — цап еще раз!
— О, мой бедный птерчик! Нута, дай его сюда! Вот почему у него была красная лапка, ему было больно! Жестокие дикари! Тори, иди скорее к маме, мама тебя пожалеет!..
— Что значит больно? Он мужчина и воин, и был рад, что уже способен взять меч в руки!
— Да, но своим криком ты можешь распугать весь мир, включая дорогого гостя, нас с Тори, и прислугу. И даже охи-охи, который, в отличие от тебя, ведет себя тихо и посуду не бьет.
— Я тоже не бью, просто кубок под руку попал...
В покои время от времени входили слуги, одетые по-охотничьи, шептали что-то на ухо его светлости, и он, на правах главы дома, отвлекался с извинениями, а потом опять входил в общую беседу.
— Как... В таком юном возрасте, князь? Не рановато ли?
— Можно подумать, Хогги, что ты, когда на мне женился, был намного старше... Так вот чьи предписания вы выполняете, сударь Докари? И вы ее искали столько лет?
— Да, сударыня. Как выяснилось — и она меня. Она была невольно введена мною в заблуждение и разыскивала меня в гладиаторских отрядах и цирках по всей Империи. А я ее по всему городу Шихану. Гм... почти по всему. Шихан — это столица одной из наших провинций.
— Боги! Как красиво люди живут!.. Видишь, Хогги, а ты говоришь, что чудес на свете не бывает!
— Чудеса как раз бывают, и одно из них я хотел бы предложить его сиятельству Докари, сразу же после завтрака, если, конечно, он не предпочтет теплую и мягкую постель травле матерого цуцыря!
Докари Та-Микол широко раскрыл глаза, в ответ на слова хозяина замка, и даже охи-охи Гвоздик заерзал, завозился под столом, пополз наружу.
— Простите, маркиз, мое тугодумство... но мне послышалось... Охота?
— Да, сударь. Там, в пещерах, буквально в нескольких долгих шагах от замка, выслежен и обложен матерый цуцырище. Хоть он и горный демон, а деваться ему некуда. Так что...
— О-о, сударь! Я и Гвоздик... неудобно, право, злоупотреблять... мы в столице отнюдь не избалованы хорошей... Ну конечно, я был бы счастлив! От такого удовольствия простой смертный отказаться просто не в силах! Цуцыря в охотничьих угодьях маркизов Короны! Да я буду хвастаться этим годами! А как — на рогатину, горулями, либо в мечи? Ох, сударыня, однажды, на большой дороге, мне посчастливилось изучать на половинках одного невероятно огромного цуцыря удар мечом вашего несравненного супруга! Мне он потом снился, этот удар, я так ему завидовал!
— Да что вы говорите? Наверное, это было целое произведение искусства?
Докари Та-Микол простодушно кивнул:
— О, да, сударыня! Но конечно же мне, увы, никогда не повторить...
Маркиз Хоггроги самым решительным образом прервал восторги молодого князя:
— Как угодно! Хоть на рогатину, хоть как. Наверное, вы хотите взять вашего Гвоздика?
— Если только это не против местных правил и не составит вам неудобств.
— Ни малейших, сударь! Берите, конечно, он мне симпатичен. Однако от горулей тогда придется отказаться, иначе в пылу охоты они с цуцырем порвут их всех, прежде чем доберутся друг до друга... если я правильно понимаю повадки этого милого создания... Решено: с вашим Гвоздиком, с рогатинами — но! С мечами за спиною: вы мой гость, вы почти молодожен, вы посланник Его Величества, цуцырь здоров и зол... Я должен заботиться о вашей безопасности. Но зато, если повезет, добудем попутно пару нафов. Расплодились, твари.
— Боги! Как я мечтал отдохнуть на охоте. И вдруг! Это как в сказке!
Маркиза Тури поочередно смотрела то на одного рыцаря, то на другого, даже и не пытаясь скрыть сожалеющей улыбки.
— Что с тобой дорогая? Что ты на нас так смотришь, как будто мы стянувшие столовое золото домовые?
— Нет, ничего. Просто я подумала... Когда великие боги, на заре времен, создавали мужчину, они совершенно не позаботились о том, чтобы напитать разнообразием его чаяния и помыслы, уделив основное внимание крепости рук, ног и спины. Или, уж совсем кратко: все мужчины одинаковы. А я так надеялась, что мне дадут угостить нашего юного князя мирной и красивой птериной охотой...
— Но я к вашим услугам, сударыня, вам стоит только пожелать...
— Ну уж... Кто я такая, чтобы встревать между двумя сударями, исполненными благородного охотничьего пыла, и их цуцырем... Пойду, прикажу собрать вам походный обед, если, конечно, вы не вздумаете зажарить добычу на углях...
— Ого, мой друг! Вот ты чего нам возжелала, чтобы мы цуцыря ели? Демоны несъедобны!
— Да знаю уж. Мой дорогой, ты не против вареньица на сладкое? Есть еще старые запасы, и до нового урожая близко, но только, чур, вишневое — птерчику... Ох! — Маркиза внезапно перешла на испуганный шопот:
