Слева от Роберто держал ровную улыбку здоровенный моряк — даже сидя, он заметно возвышался над соседом. Черная шерстяная форма, на столике бескозырка с неразборчивыми золотыми буквами. Глаза темно-темно синие, что именно для Фиуме самое обычное дело. Море Ядранское, земля славянская. Хорваты чуть не поголовно синеглазые брюнеты.
А вот слева от моряка.... Пилоту сперва показалось, что за столиком ребенок. Нет, все же молодой человек: очень серьезный взгляд и по-взрослому твердые складочки в уголках губ. Очки в тонкой железной оправе. Идеально ровно уложенные блестящие черные волосы, серый костюм, на столике хорошая шляпа. Безусое лицо, напряженное, как у всех, не понимающих разговора. Вот моряк вполголоса перевел сказанное на... На какой язык?
По движениям рук собеседников Марко сразу понял, что Роберто вырос в хорошем богатом доме, моряк вырос в собственном кителе, азиат же привык носить что угодно, только не пиджак.
— ... Синьоры, осмелюсь порекомендовать рыбное блюдо, сегодня повару оно удалось особенно хорошо. К тому же, нашему гостю, — официант одними глазами показал на маленького азиата, — мясо или сыр могут показаться непривычными. Случалось.
— Когда же? — удивился Роберто.
— Лет восемь назад, — прищурился официант, — японцы воевали здесь против гуннов и австрийцев. После победы их эскадра заходила и в Фиуме. Я был мальчиком, помню только, как бежал по набережной и кричал: “Покатай меня, большая Тачикома!"
Выслушав перевод, маленький японец заулыбался вполне человеческой, приятной улыбкой:
— Tachikoma wa inakatta. Katsura, Sakaki... — и добавил еще, что моряк перевел:
— Синьоры, наш гость сообщает, что здесь действовала Вторая Эскадра. А там не было эсминца “Тачикома". Такого корабля вовсе нет в Императорском Флоте. Возможно, “Кацура" или “Сакаки"?
— Надо же, — покрутил головой Марко, — так это правда, что бритты считали ваш флот лучше французского и нашего?
— Верно, — подтвердил моряк. — Но давайте уже заказывать?
Официант продолжил с того же места:
— Тогда-то хозяин и запомнил, что японцу лучше всего предлагать рыбу. Остальное... Лучше не сразу.
Снова моряк вполголоса обратился к азиату — и тот уверенно кивнул, почти поклонился. Тогда официант, просияв, удалился в сторону кухни. Под полосатым тканевым навесом воцарилось несколько неловкое молчание.
— Меня вы все знаете. Позвольте представить остальных, — сказал тогда моряк и повернулся к итальянцу справа:
— Синьор Роберто Орос ди...
Синьор предостерегающе поднял руку, и моряк замолчал. Повернулся к маленькому японцу:
-Хорикоши Дзиро. Здесь Хорикоши — фамилия.
Дзиро кивнул. Моряк почему-то вздохнул и показал на пилота, утирающего пот белоснежным платком с вышитыми буквами DO:
— Марко. Ваш пилот, синьоры. Он доставит вас... В оговоренное место. А уже оттуда вас проводят.
— Мы можем узнать, где это и почему нельзя просто уехать с обратным рейсом зерновоза?
Вместо моряка заговорил грузный Марко, убрав платок в карман чистого, хотя и здорово измятого, комбинезона:
— Синьор... Орос... К сему есть два препятствия. Первое и главное: фашисты в Италии, конечно, сильно потеряли от гибели Муссолини. Но, неожиданно, в гору пошли фашисты французские с испанскими. Фиуме открытый город, здесь невозможно сохранить в тайне ваш отъезд на корабле анархистов.
Моряк опять перевел сказанное азиату, и тот попросил в ответ на несколько ломаном, но вполне понятном, языке:
— Говорить по-английски, прошу. Мне не вредить практика.
Роберто знал английский, Марко не зря угадал в нем аристократа. Моряку, судя по спокойному лицу, тоже приходилось объясняться не только с портовыми девками, переход на другой язык его не испугал. Ну и сам пилот-контрабандист поневоле выучился общаться с клиентами на языке Туманного Альбиона. Так что дальше разговор пошел на языке, хоть и далеком от шекспировского, но зато понятном всем без перевода.
— И куда же мы направимся?
— В Тарнобжег, синьор Орос, — Марко разлил кьянти по стаканчикам. — А оттуда уже канал налажен, вас проводят, не беспокойтесь. Итак, синьоры! За то, чтобы количество взлетов равнялось количеству посадок!
Выпили, вдыхая запах тающей в соусе рыбы: официант уже тащил поднос.
— Как вы догадались, что я тоже летчик?
— Рыбак рыбака, синьор Орос...
— Я тоже немножко авиатор, — храбро заявил японец. — Я стажировал на фирма Капрони. Милан, Талиедо.
— А! — Марко утер губы все тем же вышитым платком. — Новый завод, построенный в годы войны. И как вам?
Японец поглядел на затейливый фасад Ядранского Дворца, и все за столиком повторили его движение. Строили дворец как обычное управление железной дороги, когда город Фиуме принадлежал еще Австро-Венгрии. То есть, уже тридцать лет назад... В первом этаже большие залы для посетителей и торжественных приемов, во втором и третьем кабинеты сотрудников. Четвертый и пятый — квартиры для начальства. С одной стороны, удобно: на работу ездить не надо. С другой стороны, и отговариваться нечем. В квартире или в кабинете, но нужный тебе начальник так или иначе здесь, не нужно бегать в поисках по всему городу.
Тут архитектор, наверное, спохватился, что здание получается кирпич кирпичом, только здоровенным. И пририсовал сверху целых три купола: по краям два поменьше, в центре один большой. Вот это уже неплохо выглядело с моря.
На солнечно-желтый главный фасад, выходящий к набережной, архитектор поставил четыре большие мраморные фигуры: Капитан, Боцман, Рулевой и кто-то еще, Марко все забывал, кого символизирует четвертый монумент. А траттория, где мужчины сейчас пили, выходила к боковому фасаду Дворца. Здешние четыре статуи символизировали четыре направления той самой железной дороги, дирекция которой помещалась в богато ускульптуренном здании... Все равно кирпич!
Выше солнечно-желтой штукатурки, выше полированного мрамора фигур, сейчас надстраивали шестой этаж. Марко подумал, что купола, пожалуй, станут ниже, лучше бы их поднять. Иначе дворец, и до того не слишком-то стройный, окончательно сделается оплывшим, тяжеловатым... Как стареющая женщина, внезапно понял Марко и вздрогнул от неожиданно накатившей тоски.
Дзиро между тем улыбнулся с видом полностью счастливым:
— Синьор Капрони великий человек! Его самолеты великолепны!
Марко только хмыкнул: свою “Савойю-Маркетти", предсерийный прототип истребителя, выпущенный в количестве ровно пяти единиц, он бы ни на что не променял.
Моряк опять вздохнул, рассеяно скользя взглядом по надоконным барельефам, розеткам и лепным карнизам Дворца.
Вынули вилки — все разом, как разбойники выхватывают ножи — подивились и немного посмеялись. Погрузились в рыбу; через некоторое время Роберто все же спросил вполголоса:
— Синьор пилот, но что же вас так расстроило сегодня?
— В последнем вылете поймал горсть шрапнели, — неохотно сказал Марко. — Блокаду сняли, спасибо союзникам, — пилот показал глазами на изучающего архитектуру моряка. — Неделю назад их линкор утопил испанца... То есть, они без флагов, я без опознавательных... Но что же я, идальго не опознаю? Так сеньоры теперь ставят зенитку на первую попавшуюся баржу. Прохлопаешь, не обойдешь по большой дуге — получай.
— А он тоже поэтому грустит?
Марко пригляделся к моряку, фыркнул:
— Черт его разберет. Наливайте, синьор Орос, да не спрашивайте, откуда что берется. И вы, синьор Дзиро, не забывайте угощаться. Верно ли, что у вас все блюда только из риса и рыбы, а мяса нет вообще?
Снова зазвенели стаканчики. Рыба таяла в рту, но хмуриться моряк не переставал.
* * *
Перестанешь тут хмуриться!
Поехал, называется, в теплых водах погреться, учителя для Королева привезти. Королев — тот самый, Сергей Павлович, будущий Генеральный Конструктор “Востока". Понятное дело, тут все пойдет несколько иначе, чем в моей истории. По крайней мере, я уже немало для этого сделал. Но хороший конструктор в любом случае никому не лишний.
Так что нашел я синьора Роберта Орос ди Бартини без особенных трудностей: он же родился и вырос в том самом Фиуме, где у меня резервная база. Что Роберто из богатого дома, то пухлый Марко верно понял. Синьора Роберто воспитывала жена губернатора. Это когда город еще принадлежал Австро-Венгрии, когда строили вот этот самый Ядранский Дворец, на Ядранской площади перед которым сейчас мы и обедаем. Поговаривали, что синьор этому губернатору побочный сын, только для Средиземноморья бастард обычное дело, и поговаривали без особого скандала.
Так или иначе, а вырос приемыш. Воевал, и при том самом Брусиловском Прорыве попал в русский плен. Довезли бедолагу аж до Хабаровска, долго синьор оттуда выбирался. Насмотрелся на повешенных, надышался дымом сожженых колчаковцами сел. Наслушался агитаторов любого толка, наглотался ледяного ветра заволжских степей. Пропитался гражданской войной от горлышка до донышка.
Но все кончается, кончилась и одиссея синьора Роберта. Блудный сын вступил, наконец, в наследство. Законный или незаконный, а оставил отец синьору ди Бартини десять миллионов, если пересчитать лиры на золотые доллары начала двадцатого века.
Эти-то миллионы отдал Роберто Орос ди Бартини коммунистической партии Италии. Клянусь, говорит, положить жизнь, чтобы красные самолеты летали быстрее черных. Руби концы, поехали в социализм!
И сидит сейчас рядом, рыбу за обе щеки уплетает.
Ах, как же хороша в Фиуме рыба! Эх, вино не хуже! И день солнечный, ночь ожидается тихая, для полета лучше не найти. А уж пилот-контрабандист и вовсе в Фиуме наилучший. Очень может статься, что и в мире: далеко, широко славится вызывающе-красный гидроплан.
Вот и говорит мне веселый Роберто, вылетающий в страну своей мечты, в победивший социализм: прихватим попутчика? Хороший человек, если не поможем, придется ему вокруг Африки грести полгода, проедать остатки командировочных...
Синьору Бартини, помнится, сам Королев отказать не мог. Куда мне-то спорить, я всего лишь суперлинкор Туманного Флота. К тому же, и дело казалось мелким, как сам тощий японец.
Дзиро Хорикоши.
Ага, тот самый.
Который “Зеро" А6М и потом “Рейден" J2M.
Когда великий Миядзаки снял про него мультфильм “Ветер крепчает", взбесились одновременно американцы и японцы. Ибо Дзиро Хорикоши один из лучших авиаконструкторов Японии; пожалуй, что и планеты. Хвалят его тысячи, но и проклинает ничуть не меньше народу.
А здесь еще не поздно все поправить. Свернуть мелкому шею. Или кинуть кое-что в стакан. Взрыв Муссолини так и не раскрыли, и тут никто концов не найдет.
Я же бездушная инопланетная машина.
Или как?
* * *
— ... Как там у вас, тоже социалисты есть? — Марко всерьез насел на худенького азиата. Итальянское гостеприимство не русское, но тоже без малейшего жлобства. Ешь, пей, пока в карманах звенит — скоро зазвенит уже в голове.
Но вино хорошее, пилот и князь в этом понимают. Хорошего вина можно выпить много; а уж с хорошей рыбой, с настоящей свежей рыбой из моря Ядранского, под полосатым навесом траттории...
Пускай грустит моряк — а мы грустить не станем. Выпьем, закусим, отоспимся. И ночью на старт, и в небо, в необъятное небо; и заплатит комиссар в Тарнобжеге тяжелыми золотыми монетами— “сеятелями", что в позапрошлом году начали чеканить коммунисты. Да что монеты, когда есть главное — небо!
И отвечает японец медленно, подбирая слова, теряя окончания, но уверенно и понятно:
— Группировка "Тойсэха" за введение фашисты во власть. И совмещение фашизма с монархией микадо. А группировка "Кодоха" выступала за государственный социализм с императором в центре.
Уже освоившись со вкусом вина, японец ухмыльнулся:
— Но завоевать Азия хочет оба группировка. Молодые офицеры из “Кодоха" говорят: мы защитить микадо от капиталисты. От банкиры. “Кодоха" против парламента, потому что там буржуй.
— Так они социалисты, что ли? — Марко замер со стаканом в руке. — А в газетах пишут, что Япония антикоммунистическая.
— Социалисты? Ха! Такие же буржуй. Кухара Фусаносукэ, Аюкава Кисукэ — что, бедняки разве? Нет, они просто против “старых" концернов, — японец с удовольствием подобрал соус булкой.
Марко допил стакан и, как зачарованный, следил за точными движениями Дзиро: тот аккуратно резал рыбу на мелкие пластинки, вздыхая:
— Старые концерны защищают военные, что сейчас у власти. Группировка “Тосэйха". Им никакой революций не нужно. Чтобы все как было. Так. Они друг друга все режут. Заговоры. Покушения. Как это? Террор, вот. Но все говорят: мы, японцы, высшая раса!
Теперь прислушивались уже все: даже моряк перестал хмуриться.
— ... Я учился в Италия, сеньор Капрони. Я видеть, люди все одинаковы. Что гай-коку-дзин, что нихон-то. Все любят цветы жене дарить. Все умные. Вы вот avion придумать, zeppelin. Кто-то даже нас предупредил про... Tokio Jishin... Как сказать?
Моряк проворчал:
— Токийское землетрясение, позапрошлый год, верно?
Японец вздохнул:
— Верно. Конечно, наши не поверили: гай-коку-дзин волю Amaterasu знать не может. Но кто-то же знать! И не держать при свой, нас предупреждал. Тогда я и подумал: надо ехать учиться. Нет варвар, есть люди.
— За людей! — в полном ошеломлении разлил остатки кьянти пилот Марко, и мужчины сдвинули стаканы. И еще несколько минут молча, задумчиво, доедали рыбу. Наконец, Дзиро выдохнул:
— Но таких, как я, мало. Большая часть никуда не выходить за границу. Только газеты читать. В газетах сами знаете, что пишут.
Хорикоши тоже нахмурился, просто европейцы этого не распознали:
— Я вернусь, и мне придется строить боевые самолеты. Но Японии не победить весь мир, сколько мы ни надуть щека. Молодой офицер дорасти до старый генерал, занять все посты армия, военный министр, флот. Начать война. Обязательно. Но мир сильнее. Мы так получить по голова, что...
Дзиро залпом допил остаток вина и сказал на почти правильном английском:
— Очень по-нашему: драться за дело, заранее обреченное на провал. Прямо самураем из легенды себя почувствовал.
— Так не возвращайтесь, разве это беда?
— Мне приказали то, чего я не могу исполнить. Я хочу того, чего хотеть не должен.
Моряк вздохнул:
— Так вот и пожалеешь, что социалисты у вас там липовые. Товарищ Император! Звучит, а?
Синьор Орос ди Бартини поглядел на моряка внимательно, что-то понял и махнул розовой бумажкой английского фунта. Сей же миг у столика возник официант.
* * *
Официант принял десятифунтовку, отсчитал сдачу марками: в Тарнобжеге ходили деньги ДойчеФольксРеспублик. А в вольном городе Фиуме, в безбашенной Республике, принимали любую валюту и меняли все на все. Великие державы ворчали — но тоже хотели контрабандный канал.
А мой канал связи дрожал от напряжения, и прогностический модуль трясло, чуть из корпуса не выскакивал.
Сделать в Японии социалистическую революцию, чтобы не убивать симпатичного тебе человека?
