Он произнес все это прочувствованно, как будто бы искренне. Показалось, что он открылся. На самом деле. По крайней мере, он верит сам себе, пускай в чем-то он и неправ. Он действительно видит все это так и так считает.
Кей поняла, что, даже если он врет, топтаться по этим чувствам она не станет.
— Может, оно и к лучшему, — тихо ответила Кей. Усмехнулась криво. — Твой монолог должен был меня растрогать, как я понимаю. Но...
И тут-то Рин разозлился.
— Ты действительно думаешь, что я тут только потому, что мне нужно твое тело на один раз?
— Я не... я не думаю, что тебе и тело-то нужно, — честно сказала она. — Я тебе в целом не очень-то нужна. Просто я пока что... такая. Стена. Стена, которую ты не можешь пробить своим лбом, а обойти — не судьба. Досадная погрешность в строю очарованных дев. Мозолю глаза. Что, в целом, очень странно, знаешь ли. С чего вдруг? А как же Ирвис? Или она уже покорена? И все равно — не ты ли говорил, что я пацанка, упрекал в неухоженности, говорил, что на девушку не похожа? С чего же ты вдруг такой весь стоишь, красивый, и ищешь моего расположения?
— Раньше я видел тебя по-другому.
— Да ладно! Неужели отсутствие личной жизни способно настолько сбить приемник?
— Не способно. Но человек... Кей, как ты думаешь, может ли человек измениться?
Она замолчала, не зная, как ответить.
— Люди редко меняются. Вырастают, разве что. Но обычно им тупо времени не хватает, чтобы как-то значительно измениться.
— Верь или не верь, но теперь я вижу тебя по-другому, — произнес Рин. — И кроме храбрости и доброты вижу истинную красоту — она всегда у тебя была, просто я был неспособен ее разглядеть.
Кей сощурилась:
— А как насчет других? Другие тоже красивее стали?
Рин усмехнулся:
— Ну, вообще-то да. Может, это какой-то эффект исключительного чародейства. Теперь я вижу прелесть во многих лицах, которые раньше показались бы мне уродливыми.
Кей подняла брови.
— Господи, Кей, я не это хотел сказать!
Она рассмеялась.
— Знатно тебя, Рейни, прополоскало. Самому не страшно?
— По правде говоря, мне теперь как-то... лучше и веселей. Легче, что ли. Мир полон красоты. Я... ну, прозрел — вроде того.
Кей стало весело. Она несильно ткнула Рейнхарда кулаком в плечо:
— Да ты прям мудрец теперь. Просветленный. Поздравляю, есть что праздновать. И спасибо за комплимент, ты тоже очень даже ничего. Ну да не мне тебе об этом говорить, — она посерьезнела. — И что же это... Теперь мне стоит ответить тебе, раз внезапно оказалось, что я в твоем вкусе? Стена рухнет, можно будет двигаться дальше. Мы сойдемся в эту ночь, как пересекающиеся прямые, как в море корабли, и дальше пойдем. И место подходящее. И Ирвис не помешает: у нее сегодня, вполне вероятно, тоже намечается ночь любви, причем крайне своеобразная. А тут весь такой ты. И вся такая я. Действительно, что уже терять.
— Издеваешься.
— Отнюдь! Сам знаешь: ты очень хорош. Какая спина. И плечи, — Кей принялась обходить его по кругу. — Красивый, словно искусственный. С таким держи ухо востро. И никогда не доверяй. Смотреть, но не трогать.
— Я, кажется, начинаю понимать, — медленно проговорил Рин каким-то изменившимся, странным голосом. Сначала он стоял неподвижно, потом обернулся к ней. — Ты — мой наблюдатель.
— Да ладно!
Он кивнул:
— И ты наблюдаешь за мной.
— Вот это серьезная проницательность, — широко оскалилась Кей. — Неужели сам догадался? Как к этому пришел? Эмпирически или теоретически?..
Рин пододвинул к себе стул, сел.
Кей остановилась, скрестила руки на груди и наклонила голову, мол, а дальше что? Что он намерен делать?
— Может, запрешь входную дверь? — попросил Рин.
— Зачем?
— Как хочешь.
Он стянул рубашку и бросил рядом, на кровать.
— Чего это ты удумал? — Кей нахмурилась. — Стриптиз? Какой-то вялый.
— Да нет, уже... не очень.
Зазвенела ременная пряжка, пропела молния.
Кей рефлекторно закрыла глаза, затем уставилась на него, как на диковинную зверушку:
— Так, ладно, давай оставим в покое всю дикость ситуации, гребаный ты извращенец, но это что... правда? До... гкхм, аж вот так? — она сощурилась. — Много чего я видела, но... Как это вообще? Как ты с этим живешь?
Рин закатил глаза:
— Нормально живу. Плюс, я же сижу, и согнут. Но я не такой реакции ждал, если честно. Собственно, ты не стесняйся, просто... наблюдай.
— Парень, если тебе негде... себя... э-э... развлекать, зачем ты сюда пришел?
— В отчете эта сцена найдет какое-то отображение?
— Я, право, даже не знаю, — Кей подошла к двери и защелкнула замок. — Это, конечно, дурдом. Ты странный.
Он продолжал свое сомнительное действо. Кей старалась не опускать взгляд, но и без этого было на что посмотреть. Рейнхард увлекся: прикрыл глаза, закусил губу, запрокинул голову. Отбросил волосы за плечо — видно было, что они намокли от выступившего пота.
Кей почувствовала, как организм предательски реагирует на предоставленное зрелище. Но это не значит же, что надо идти и помогать.
— Эх, где же камера, когда она так нужна, — Кей уселась на край кровати, раз стул занят. — Девки с руками оторвали бы.
Рин взглянул на нее из-под полуприкрытых век, расслабленно улыбаясь. Мокрая прядка шла от виска ко рту — он убрал ее пальцами, которые тут же облизал и вернул в дело.
— Ты продолжай, продолжай, — Кей покивала, — недурно у тебя получается. В конце концов, окажешься на мели — долго там не продержишься.
— Ты... извини... что не очень-то... театрально... — Рин на секунду закусил порозовевшую нижнюю губу, — кстати, угадай, кого я представляю. Настоящей... действительно... не хватает.
— Что же поделаешь, — она развела руками, потом подперла голову ладонью. — Как неумолимы порою пути судьбы.
— Помоги мне.
— Я могу только стукнуть тебя, если на то пошло.
— Этого я не против, но ведь нельзя так уж сразу, — он лукаво улыбнулся.
— Может, тебе еще и парадную форму дать поносить?
— Боюсь, в плечах не налезет. А ты смотри-смотри... Тебе же нравится... Неужели... тебе... не хочется...
— Мало ли, что мне хочется, — сурово ответила Кей.
Абстрагируясь от дикости и невероятности происходящего, она признала, что что-то в этом есть. На него и в самом деле было приятно смотреть. Из-за того, что он был достаточно далеко, она чувствовала себя в безопасности, и одновременно воображение вовсю подсовывало ей разнообразные сцены, где он, большой и жаркий, льнет к ней, тяжело придавливает к стене, касается там, куда лезть ему никак не следует, и затем... Бороться с воображением оказалось не просто.
— Ты дышишь чаще, чем тебе хотелось бы, — Рин легкомысленно усмехнулся.
— Ну я ж не каменная, в конце концов.
— Я... уже... скоро...
— Так-так, на этом этапе я лучше выйду, — Кей поднялась.
Замерла, глядя на него сверху вниз. Он был в тот момент предельно уязвим — так казалось. Вместо того чтобы идти к двери, Кей поддалась секундному порыву и подошла ближе. Протянула руку, коснулась его мокрых спутанных волос. Он потянулся за ее пальцами — так естественно, так плавно. Приоткрытые губы были влажными. Он потерся щекой об ее ладонь, — кожа горячая, словно нагревшаяся на солнце, ресницы слиплись.
Кей наклонилась и поцеловала его.
Он поднялся со стула, не прерывая поцелуя, уперся в Кей, прижался к ней голым животом, гладя теплыми мягкими пальцами ее скулы, шею и волосы.
Кей чувствовала, что голова кружится от этого поцелуя и она теряет над собой контроль: ноги вдруг ослабели и стали подкашиваться. Рин казался горячим, словно свечной воск. И совершенно запретным. Он пах потом, летом, вином и снегом. Он словно заполнил собой весь видимый и осязаемый мир — остались только эти бездонные объятия. Притяжение будто исчезло тоже, сменившись дурманящим ощущением невесомости. Комната, мир за окном, прошлое и будущее померкли, время замерло. На секунду все, в чем она сомневалась, стало простым и ясным, правильный ответ вырисовался слишком четко. И, более того, откуда-то взялось странное, щемящее чувство: дороги назад не будет, это все — навсегда.
Кей широко распахнула глаза — отчего так? Откуда все это взялось? Что он такое? Как?..
— Ты — мой океан, — прошептал Рин, глядя на нее. — И пламя, что я храню в своем сердце.
От этих слов ей стало страшно. По-настоящему страшно: неясный, холодный ужас пробрал до печенок. Нет, она не испытывала такого, когда прыгала с края магической стены, доверившись зачарованному крылу; не настолько испугали ее жирные черные твари, несущиеся быстрей машины; не так страшили пустые глаза идущих через ночной лес смертников. Слова Рейнхарда — наивная патетика, чистейший пафос, искренняя простота, — но почему от них все внутри сжимается? Откуда лезет эта глубинная, черная жуть?
Наверное, дело в том, что она не может принять ответственность за эти его чувства. Если он говорит правду. И не сможет простить ему, если он лжет. Зачем говорить такое? Зачем все менять?..
— Это... из какой-то песни? — Кей уткнулась ему в ключицы лбом, пытаясь скрыть дрожь.
— Это то, что я чувствую, когда обнимаю тебя.
И ужас почему-то прошел. Будто весь исчерпался, кончился. Словно она достигла какого-то внутреннего равновесия — или просто маятник замер сам по себе. На сердце сначала стало пусто, а потом как-то неуверенно, трепетно затеплилось в глубине черной бездны отражение далекого света — эхо надежды, знамение радости, которую очень легко спугнуть.
Ладно. Пускай. В любом случае — это того стоит.
Попросту не может такого быть, чтобы все это оказалось зря.
Иногда, наверное, нужно позволить себе заглянуть за предел. Кей взглянула и поняла: она никогда не пожалеет о том, что случилось этой ночью.
Она мягко отстранилась.
— Рейни, — Кей посмотрела на него, потянулась и провела пальцами по его щеке. Он поймал ее руку и поцеловал в ладонь. — Ты очень... нежный.
— Славно, что ты заметила.
— Я долго за тобой наблюдала, — она прикрыла глаза, чувствуя, как накрывает горячей волной, когда он целует ее шею. Зарылась пальцами в его волосы. — И все никак не пойму... Ты вообще... настоящий?
— Пока ты смотришь на меня, я существую.
Они встретились взглядами. Кей не позволила себе и тени насмешки. Он верит в то, что говорит. Он вот такой — это его истина, эти вот глупые фразы, это то, как он себя понимает. За колкой стеною льда он, оказывается, наивен. Раним? Нет, хрупок. Видеть и понимать это невообразимо страшно. К тому же, Кей казалась себе настолько неподходящей кандидатурой для подобных признаний, что хотелось сказать ему: "Рин, ты ошибся. Ты перепутал что-то". И в то же время... Хорошо, что он не стал говорить никаких слов о любви. Кей обняла его напоследок крепко и сказала:
— И все же на этом стоит закончить.
— Уверена?
— Да. Я всегда буду помнить о тебе, о том, каким ты можешь быть — об этой твоей грани настоящести. Что бы ни случилось. Но это не отменяет... — она вздохнула. — Слова есть слова, и только. К сожалению. И если в итоге все сложится так, как я думаю — что ж, уже случившегося будет достаточно нам обоим. Если же ты говорил правду... мы можем продолжить, когда вернемся домой.
— Осталось всего ничего — выжить, а? — он невесело усмехнулся.
— Да что там уже осталось, — сказала Кей. — Дойдем до Явера, вы исполните свое божественное предназначение, а там...
В тишине раздался звонок. Кей даже обрадовалась ему — он прервал неловкое молчание. Она подошла к трюмо, взглянула на экран телефона...
— Шеф звонит, — приняла вызов. — На связи.
Рин остался стоять, бестактно развесив уши.
Кей слушала шефа внимательно, и чем дальше, тем больше ей плохело. С другой стороны, все к тому и шло. Надо было быть полным дураком, чтобы не предвидеть такого развития событий.
— Что говорит? — спросил Рин, когда Кей положила трубку.
Она вздохнула:
— Ну, что. Они послали агентов на это наше озеро.
— Ты им сказала?
— Ага, в прошлом отчете. Тогда все еще в пределах нормы было, знаешь ли.
— И что на озере?
— На озере... ну, растяжки, колючая проволока, вертолеты и пара мобильных лагерей угадай кого.
— Кого?
— Чтецы, целители и церковь.
— Да что ты будешь делать...
— Погоди ругаться, — Кей глянула в зеркало, поправила волосы и одежду. — Это еще не все. Шеф говорит, что с озером — с самим озером — тоже какие-то проблемы.
— Какие?
— Он не уточнил. Сказал, что предлагает помощь и информацию. Пойдем, обсудим это с остальными. Если только они еще не нажрались до беспамятства.
— А ночь обещала быть томной, — Рин, затянув ремень и накинув на плечи рубашку, последовал за Кей.
ГЛАВА 25
— Кремчик лечит. Но ладонь мужика! — Найк слегка вывернул плечо к себе. — Ладно, следы от зубов мне даже понравились — круто выглядят, наверное, хотя надо в нормальное зеркало посмотреть. Незапланированное такое бесплатное шрамирование. Но ладонь мужика?
Никс не могла отрицать: след от пятерни Константина отпечатался на плече Найка не в пример четко и ровненько. Она закрутила тюбик с мазью от ожогов и сунула его в пакет.
По правую руку шумело море. Чужое, темное — но море. Светлый, почти белый песок, водоросли на границе воды, бетонный парапет. В их родных краях песок почти всегда желтый, словно золоченый. Здесь берег другой.
Путь из поросших соснами предгорий к морю занял около двух часов. Найк почувствовал боль от ожога через полчаса после того, как они вырвались из стен колонии. Очевидно, адреналин схлынул — и боль, как незваная гостья, нагрянула, не обрадовав. Они не сразу нашли аптеку, только в третьем по счету поселке. Идти в травмпункт Найк отказался, заявив, что, мол, пустяки, слабенько как-то жег его Константин. Никс тоже это было непонятно: выходит, Константин не хотел Найку смерти? Но почему тогда без зазрения совести убил чтеца? Может, он не знал, что Абеляр — последний?
Смерть Абеляра никак не давала Никс покоя. Может, у Абеляра с ее отцом была какая-нибудь давняя вражда? И почему Абеляр не применил на Константине свои способности чтеца? Почему он пытался выиграть одним огнестрельным оружием и скоростью? В скорости он Константину проиграл. Может, действительно, они уже сталкивались, и разум блудного папашки защищен от магии этого конкретного чтеца?
Впрочем, что уже гадать.
Закупив мази от ожогов, они еще немного прокатились на запад, и вот притормозили у берега, рядом с неработающим кафе и одиноко стоящей телефонной будкой. Найк уселся на парапет, и Никс принялась наносить лекарство на его обожженное плечо и запястье.
Это было немного странно: лечить человека от последствий применения магии огня. Чуялось в этом и что-то должное, верное. Никс хотелось коснуться и здорового плеча тоже, волос, шеи — но она сдерживалась. Мало ли, что подумает. Сейчас... не то место и не то время.
— Так намного лучше, — сообщил Найк, повернувшись к ней. — Спасибо. Пойду звонить нашим.
Телефонная будка оказалась такой же нерабочей, как кафе.
