— Но поспели как раз вовремя, — усмехнулся Холмс и деловито сообщил: — Боли уже начались, так что пришлось, минуя кокаин, перейти сразу на морфий. А поскольку анализ позиции показывает, что пора уже сдавать эту партию, — с этими словами он похлопал себя по тому карману, — вы могли и опоздать. И тогда должок тот — увы! — так и остался бы неотданным: с той поры, как ушел Майкрофт, живых свидетелей, кроме нас с вами, не осталось, а никаких официальных записей, разумеется, никогда и не было.
Засим Холмс двинулся к ожидающему чуть поодаль шарабану и дружески поприветствовал возницу:
— Привет, Джерри! Джентльмен остается — заберешь его завтра, к утреннему бодсвортскому. На станции — ничего нового?
— Вчера объявились двое туристов, сэр. Спортивные такие ребята, вышли к нам через пустоши — будто бы из Финчборо. Вроде желали поглядеть тут на какой-то шпиль, но не нашли. Посидели часок в пабе, дожидаясь вечернего поезда. Перекинулись парой слов с Фредди, но ни приезжими, ни пчелами специально не интересовались — это точно.
— Спасибо, Джерри, этих я и сам хорошо разглядел. Это свои, из контрразведки. Продолжайте нести службу.
— Рады стараться, сэр! — шиллинг перекочевал в руку возницы.
Морось перешла тем временем в обложной дождик. За изъятием вполне аккуратненьких разноцветных ульев в отдалении, ферма смотрелась не то чтоб заброшенной, но какой-то неухоженной. Даже траву во дворе, похоже, подстригали настолько спустя рукава, что когда доктор двинулся, след в след за хозяином по узенькой, поскрипывающей гравием, тропинке, отвороты его брюк сразу вымокли насквозь.
— Вы бы, Холмс, хоть собаку себе завели, что ли...
— У меня сторожевой попугай, как у Нэда Келли, — рассеянно возясь с запором, откликнулся тот — явно поняв вопрос по-своему. — Входите, прошу вас!
— Однако!.. — только и вымолвил Ватсон, оглядев комнату.
Полевой бинокль на подоконнике не удивил его нисколько, но вот висящая на стене винтовка "ремингтон" с новомодным телескопическим прицелом — всё-таки да... А с жердочки над камином их поприветствовал хриплым возгласом попугай — только не хохлатый какаду, как у австралийского робингуда, а обычный, зеленый.
— Присаживайтесь ближе к огню, Ватсон. Прошу извинить за ваши промокшие брюки, но та неподстриженная трава призвана скрывать кое-что от глаз незваного визитера... Вам, возможно, покажется странным, что человек в моем положении и на моей стадии уделяет столько внимания личной безопасности, но я твердо решил поставить точку в своей жизни сам — обойдясь в этом без посторонней помощи. Считайте это моей маленькой причудой.
— Обыкновенно я довольствуюсь на ужин холодной говядиной, однако сегодня, поскольку я предполагал ваш внезапный визит, — продолжил он с усмешкой, — нас с вами ждут ростбиф, утка с луком и беконом и мой собственный мед к чаю: вы обязаны его попробовать! А пока — бренди, как в наши добрые старые времена?
— Да, сделайте одолжение! Так, значит, вас нынче опекает контрразведка?
— С чего вы взяли? — удивился Холмс, тоже придвигая кресло к огню.
— Ну, эти двое... туристы со шпилем...
— Понятия не имею, кто это, — равнодушно пожал плечами сыщик. — Впрочем, разглядел я их достаточно хорошо, — с этими словами он кивнул на "ремингтон", — и счел, что прямой и непосредственной угрозой они не являются.
Тепло от бренди неспешно растекалось по жилам. Казалось еще чуть-чуть — и из тени, сгустившейся позади лестницы на мезонин, возникнет миссис Хадсон в чепце и переднике и укоризненно промолвит: "Доктор, повлияйте же наконец на мистера Холмса! Вас он хоть изредка, но слушает!.." Миссис Хадсон уже три года как в раю... ну, а где ж ей еще быть? — если уж и ее резюме не прошло проверку тамошних кадровиков, то вообще незачем содержать подобное заведение...
— Послушайте, Ватсон, — прервал наконец молчание Холмс. — Я чрезвычайно ценю и вашу тактичность, и вашу пунктуальность. Обещание раскрыть вашу роль в той игре, куда я вас тогда втянул, было дано ровно десять лет назад, в три пополудни. Вы явились за ответом час в час — даже поездом воспользовались не утренним. Так что лишний раз отговаривать вас, взывая к вашему благоразумию, как я понимаю, бесполезно.
— Правильно понимаете, — буркнул доктор, не отрывая взгляда от багрово переливающихся углей в камине.
— То, что вас интересует — государственная тайна, топ-секрет, — напомнил Холмс. — Вас самогО-то это не смущает?
— Нисколько. Я, кажется, ни разу за годы нашего знакомства не дал вам повода усомниться в моем умении хранить тайны... в том числе и по ходу этого дела. И потом, вы же помните эту мою добродетель, Холмс: я не сую нос в чужие секреты — будь то человек или государство. Но заметьте: в ЧУЖИЕ! А вот о том, что произошло лично со мной, я имею право знать. Я так думаю...
— Неплохо сказано, мой дорогой друг, неплохо сказано. Дьё э мон друа, как написано на нашем гербе: "Бог и мое право". Для нашей с вами нации это практически одно и то же. Когда дело касается его прав, даже самый робкий англичанин становится львом. ...Ладно: это ваше право — и ваш выбор. Но сперва я хотел бы выяснить, в каком виде та история сохранилось в вашей памяти. Начинайте!
Ватсон чуть отодвинулся от огня: влажная ткань начала припекать ноги. Задумчиво коснулся усов — когда-то рыжих, а теперь почти седых.
— Вы вели то, последнее ваше, расследование больше года, не отвлекаясь ни на что, — приступил он к рассказу. — К концу его на вас было страшно смотреть, — мимоходом укорил он, — вы, кажется, неделями держались на одном кофе, и даже вернулись к кокаину... Я догадывался, что вы работаете на правительство — иначе откуда бы у нас регулярно появлялись те саквояжи, набитые фунтами в банковской упаковке? — и знал, что непосредственно отчитываетесь вы перед Майкрофтом: ваша конспиративная связь частично шла через меня...
— Не совсем так, — мягко поправил его Холмс. — Степень секретности там была такова, что правительство ни во что не посвящали; ни правительство, ни Секретную службу — к чему имелись особые причины. В курсе расследования были трое: Майкрофт — как его инициатор, я — как исполнитель, и Его Величество Альберт-Эдуард, царство ему небесное — давший нам карт-бланш.
Простите, Ватсон, но я всё-таки спрошу, в последний раз. Вы точно ли хотите стать четвертым посвященным? Я сейчас уже не о праве говорю: оно у вас есть. Просто вам тогда придется узнать очень скверные вещи. Это токсичное знание, оно может реально отравить всю картину мира — я не шучу. Даже вам, с вашим завидным душевным здоровьем.
— Я слишком долго ждал, чтобы теперь идти на попятный — упрямо качнул головою Ватсон. — И вроде бы имею право на внятный ответ. В тех границах, понятно, какие вы установите.
— Да я не об этом! — досадливо поморщился Холмс. — Позволю себе такое сравнение. Представьте себе, что вы живете в прекрасном доме. И вдруг узнаёте, что предыдущий его владелец — маньяк, который в спальне душил своих жертв, на кухне расчленял их, а потом, в столовой, пожирал — в сыром виде, макая нарезанную ломтиками человечину в ворчестерширский соус. Сможете ли вы и дальше спокойно жить в таком доме? Сидеть за столом, в который въелись пятна человеческой крови?
— Холмс, — устало сказал Ватсон, — в Афганистане я занимался полевой хирургией, бросая в ведро ампутированные конечности. И у меня не всегда было время на посещение офицерской столовой. Пятна человеческой крови на обеденном столе, говорите? Вот после вскрытия гнойного абсцесса...
— Не продолжайте, я понял. Я выбрал неподходящее сравнение, — вздохнул сыщик. — Что ж, воля ваша: давайте дальше.
— Минуту, вы сбили меня с мысли, — Ватсон потер лоб.
— Вот это поможет, — Холмс без улыбки придвинул к доктору графин. Тот плеснул себе бренди на два пальца и выпил единым духом:
— Да, так гораздо лучше... По ходу расследования вы несколько раз использовали меня как связного и курьера. Так что в вашей просьбе: 1 марта передать срочное секретное сообщение — из рук в руки — графу Монтенегро я не нашел ничего странного. Вы честно предупредили меня тогда, что дело опасное, а действуем мы хоть и на благо Британии, но по ту сторону закона. И тем не менее... — тут Ватсон испытующе поглядел на своего друга.
— Вы хотите сказать, — отвлекся тот от раскуривания трубки, — что я обязан был уточнить для вас — и характер той опасности, и то, насколько далеко мы намерены зайти на ту сторону?
— Именно так, Холмс. Я готов был на что-нибудь вроде ночной прогулки по охотничьим угодьям Баскервильского пса или на кражу со взломом в доме шантажиста Милвертона. Но вот оказаться арестованным по делу об убийстве... да еще когда расследование ведет не патриархальный наш Скотленд-Ярд, а костоломы из Секретной службы... и будучи при этом связан данным вам словом хранить, "в случае чего", полное молчание... В общем, на такой экстрим я не подписывался!
— "Отчаянные времена требуют отчаянных мер", — вероятно, Гай Фокс изрек в свое время эти исторические слова с теми же примерно интонациями, как и процитировавший их сейчас Холмс. — Впрочем, если бы миссис Ватсон к тому времени не ушла в мир иной, даже те чрезвычайные обстоятельства не побудили бы меня втянуть вас в такую игру — клянусь честью. Продолжайте, прошу вас.
Доктор лишь вздохнул и продолжил:
— Согласно вашим инструкциям, я должен был встретиться с графом в Вестминстере, на пересечении набережной Виктории и Вестминстер-Бридж-роуд, ровно в семь вечера, минута в минуту — это вы подчеркнули особо: "Часы Биг-Бена вам в помощь, доктор!" Мы должны были неспешно следовать навстречу друг другу — он со стороны набережной, я со стороны моста, — сблизиться в толпе так, чтобы почти соприкоснуться плечами; в этот миг мне надлежало незаметно для окружающих вложить ему в руку запечатанный конверт — и уходить не оглядываясь. Граф должен был узнать меня по зонтику под мышкой — странному при установившейся тогда ясной погоде, — а я его — по показанным вами газетным фотографиям.
Я спросил — отчего бы мне не отнести письмо прямиком в особняк Монтенегро, раз уж вы по какой-то причине отказали в доверии английскому почтовому ведомству? Вы ответили, что вся почта графа, разумеется, перлюстрируется, а особняк его находится под неусыпным наблюдением Секретной службы — которой совершенно незачем знать о ваших с ним контактах. Я сказал, что сведения мои об этом загадочном балканском аристократе исчерпываются общеизвестным: что тот несметно богат и крайне экстравагантен; демонстративно презирает свет, но с величайшей щедростью финансирует искусство и его творцов, так что вряд ли отыщется сколь-нибудь заметный писатель или художник, не побывавший на "Пятничных вечерах" в его особняке на Друри-лейн; но есть закавыка — среди причуд этого оригинала упоминают, будто бы сам он практически никогда не покидает тот особняк. Вы же в ответ рассмеялись: "За этим письмецом, дрогой Ватсон, наш черногорец — впрочем, он такой же черногорец, как я корсиканец — самолично отправился бы даже в Антарктиду с капитаном Скоттом, будь он уверен, что оно поджидает его на Южном полюсе".
А ушел я на ту встречу, как позже выяснилось, за считанные минуты до того, как к нам на Бейкер-стрит вломились агенты Секретной службы, защелкнули на вас наручники и увезли к себе... оставив миссис Хадсон в предынфарктном состоянии.
— Да, — кивнул Холмс, — в такого рода делах тайминг рассчитывают поминутно, а иной раз — и посекундно.
Ватсон некоторое время подождал объяснения; не дождался и возобновил свой рассказ:
— В Вестминстере ничто не предвещало беды. Начинались сумерки, но мы с графом узнали друг друга издали и двинулись встречь. Единственное — народу на набережной в тот день оказалось заметно меньше обычного; на всем нашем тротуаре я насчитал лишь человек пять-шесть, и успел подумать, что сблизившись на встречных курсах "так, чтоб почти соприкоснуться плечами", мы невольно привлечем к себе внимание. Я уже держал конверт, незаметно извлеченный перед тем из кармана, в опущенной правой руке, выпростав из рукава пальто лишь его краешек.
— До Монтенегро оставалось не более десяти шагов, — доктор явно старался припомнить сцену во всех деталях, — когда тот схватился за сердце и беззвучно повалился навзничь. Поскольку я всё-таки военный врач, у меня даже мысли не возникло про "внезапный инфаркт": было ясно как день — "пуля". А поскольку ничего похожего на звук выстрела было не слыхать — то есть стрелять должны были с очень приличной дистанции! — в моем диагнозе немедля появилось и второе слово: "снайпер". Я даже успел прикинуть, что в той стороне, откуда стреляли, лучшая для него позиция — на Биг-Бене...
Но в следующий миг руки мне заломили за спину и впечатали физиономией в мостовую: агенты Секретной службы — их оказалось вокруг аж четверо — дело свое знали... Письмо оказалось в их руках — тут я сделать ничего не успел, уж простите, Холмс.
— Им, кстати, — усмехнулся сыщик, — тоже пришлось объясняться за свое присутствие на месте покушения — перед другими ведомствами: ведь приказа-то, как выяснилось, они тоже не имели. И версия, будто они-де просто штатно патрулировали окрестности своей штаб-квартиры — она там и вправду в двух шагах, на Виктория-стрит, 64 — не прокатила. Что оказалось весьма немаловажным впоследствии.
— Да, Виктория-стрит, 64... Там мой злосчастный зонтик разломали на мельчайшие кусочки в поисках оружия, с рук моих сняли парафиновый тест на порох, а сам я попал в объятия майора Кэмпбелла. Тот для начала спросил, известно ли мне содержание письма, которое должен был передать графу Монтенегро. Я ответил, что никакого Монтенегро знать не знаю, никаких писем никому передавать не собирался, а что до того плотного голубоватого конверта без марки и адреса, то я нашел его за пять минут до того на тротуаре и просто собирался вручить первому же встреченному полисмену.
"Давайте, доктор Ватсон, я растолкую вам всю уязвимость вашей позиции, — усмехнулся Кэмпбелл. — Во-первых, само письмо. Его отправитель предупреждает графа о появлении в Лондоне хитроумного маньяка, который вбил себе в голову, будто многолетняя ролевая игра Монтенегро в графа Дракулу — это никакая не игра: "Если некто объявляет себя вампиром, выглядит как вампир и ведет себя как вампир — он вампир и есть". Автор письма убеждает графа не слишком полагаться на охраняющую того Секретную службу — ну, эти инсинуации мы оставим в стороне, — и предлагает обезвредить того маньяка за скромную сумму в сто тысяч фунтов. Всё это смахивало бы на третьесортный шантаж — кабы не нынешнее убийство".
"Работал там, несомненно, снайпер высшего класса: такие наперечет, и мы его, конечно же, вычислим, — продолжал он. — Чтобы звук выстрела не донесся до места убийства, стрелять надо было минимум метров с трехсот — а там из подходящих позиций только Биг-Бен, который сейчас обшаривают по квадратным дюймам мои парни. Да приплюсуйте сюда еще и начавшиеся сумерки... — (Как видите, Холмс, наши с Кэмпбеллом мысли двигались по одной траектории.) — Разрывная пуля же, извлеченная из грудной клетки графа в больнице Святого Варфоломея — это истинное произведение ювелирного искусства. Остроконечная безоболочечная винтовочная пуля калибра 7.62 из чистого серебра, с крестообразным надрезом головной части и экспансивной полостью, заполненной ртутью: поистине ужасающая штука! Всё это и вправду смахивает на придумки хитроумного маньяка из романов... Кстати, граф, которому пуля разворотила все внутренности, умудрился успешно перенести операцию и скончался лишь по ее окончании. Какая-то и вправду нечеловеческая живучесть, хех!"
