— Наконец-то, Аль. Я тебя уже заждалась! Все давно приехали.
Почувствовала прилив раздражения. Все-таки не у всех есть машины, но Алиса о таком и помыслить не могла.
— Прости, — кротко улыбнулась я. — С днем рождения!
Она меня расцеловала и повела в специально выделенную комнату.
— Переодевайся и спускайся. Мы тебя ждем!
Тогда я увидела его и моментально узнала. Он ведь и не изменился почти за прошедшие годы, только возмужал. И без того четко очерченные и гармоничные черты лица приобрели большую мужественность, большую рельефность и какую-то строгость черт. Он по-прежнему притягивал к себе взгляды, но как будто этого не видел. У Романа была такая внешность и такая манера себя держать, что он не забывался, прочно отпечатывался в памяти и застывал, оставаясь негласным идеалом мужчины. Конечно, я его узнала, хоть и не вспоминала все это время.
А он меня нет. Роман сидел в окружении нескольких весело смеявшихся симпатичных девушек и пары молодых людей его же возраста, держал гитару, словно вознамерился что-то сыграть и заразительно смеялся над чьими-то шутками. Черная трикотажная водолазка ладно облегала рельефный торс и облепляла красиво накаченные руки. Непривычно было видеть доктора, пусть и через несколько лет, без белого халата. Хотя ему шло все.
Но неудивительно то, что он меня не узнал. Я была другой. Одетая в темно-фиолетовое платье из легкой ткани, струящейся по бедрам, в тонких черных чулках со стрелками, за которые выложила почти немыслимую для себя сумму, с красивой прической и легким макияжем, в котором выделялись лишь черные глаза, я приковывала внимание многих, как мужчин, так и женщин. И Рома меня тоже заметил — его зрачки слегка расширились, затопив радужку, брови поползли вверх, а лицо приняло восхищенное выражение без какой-либо доли похоти. Чистое восхищение и только. И никакой ассоциации с той больной девочкой, которая прыгала со второго этажа.
Грамотно выработанной походкой я приблизилась к их компании и приветливо улыбнулась всем и каждому.
— Добрый вечер.
Молодые люди засуетились, один стремительно вскочил из-за стола, уступив место мне, и подал руку, помогая усесться. Девушки с любопытством переглянулись.
— Познакомьтесь, — теплые руки Алисы легли мне на плечи. — Аля. Моя подруга. Аля, эти оболтусы — Рома, Миша и Витя. А это Катя и Настя.
— Очень приятно, — чуть смущенно кивнула я и слегка потупилась. Штука с румянцем, которой пыталась научить когда-то Элеонора Авраамовна, у меня не получалась никогда, поэтому приходилось довольствоваться смущением. — Рада с вами познакомиться.
— А уж мы как рады! — протянул представленный мне Миша, за что получил тычок по ребрам от рядом сидящего друга. Парень забавно охнул и схватился за бок. — Я правду сказал!
— Заткнись, будь добр, — шикнул Витя и попытался снов незаметно проехаться по ребрам Мишки. — Не обращай на него внимания.
— Ты на этих двух внимания не обращай, — светловолосая девушка с короткой стрижкой звонко рассмеялась, откинув голову. — На двоих десять лет. Дети, одним словом.
Спустя полчаса мы вовсю смеялись, общались и развлекались, с нетерпением ожидая ароматный шашлык. Рома мне лишь кивнул, сказал несколько слов и на этом замолчал, но вот наблюдал за мной постоянно. Я же, зная, что нахожусь под неусыпным наблюдением, держала себя как можно грациознее, на максимуме сил и возможностей, притом нельзя было переигрывать и показывать собственную заинтересованность. Я должна была выглядеть обычной девушкой, красивой и естественной, и никакой наигранности.
Я очень старалась, правда. Даже девушки, сидевшие вместе с нами за одним столом, были мною очарованы и покорены. А про Мишу и Витю вообще говорить не стоит. Но Рома просто молчал и смотрел.
Только вечером, когда праздник перестал быть коллективным и все разбились по парам, мне удалось поговорить с молодым человеком. Ромка стоял около мангала, дожаривал последнюю порцию шашлыков и умиротворенно улыбался. Я подошла к нему со спину и осторожно дотронулась до крепкого плеча. Мужчина вздрогнул и обернулся, наградив меня непонимающим взглядом.
— Привет.
— Здоровались уже, — беззлобно ухмыльнулся он и поспешно склонился над мангалом. — Ты за шашлыком?
— Ром, ты меня не помнишь, да?
Он нахмурился, снова оглянулся, на сей раз вглядываясь в мои черты. Лоб хмурил, сдвигая светлые брови, даже прищурился слегка, но все равно отрицательно покачал головой.
— Нет. А должен?
— Не должен, просто мы с тобой раньше встречались.
— Я бы запомнил.
— Очевидно, не запомнил. Мы встречались три года назад, ты еще меня лечил. В то время ты был интерном. Не вспомнил? — Рома медленно качнул головой, глядя на меня почти с подозрением. — Я еще рвалась экзамен сдавать, а ты не пускал. Поэтому я выпрыгнула со второго этажа из...
— Ванной! — воскликнул он и прищелкнул пальцами. — Да. Я вспомнил. Ммм...Саша, да? И ты...очень изменилась с тех пор.
— Спасибо.
— Нет, правда, такая... — он неопределенно махнул рукой, но не нашел, что сказать, вместо этого поинтересовавшись: — Ты поступила, куда хотела?
— Да. Учусь на третьем курсе уже. Мне все нравится.
— Я рад. Так что? Шашлык будешь?
— Ты знаешь, — заговорщическим тоном, словно рассказывала страшных секрет, ответила я: — да. Я что-то жутко проголодалась.
— На природе всегда так.
К тому времени, когда мясо полностью приготовилось, деревянная беседка освободилась и все люди поспешили войти в дом. Мы же остались на улице, Роман включил фонари, а я накрыла на стол, действительно проголодавшись к тому моменту. Мы разговаривали и шутили, только теперь напряженность и едва ли не опаска — со стороны Романа, разумеется, — полностью испарились, оставив дружеский настрой с едва заметной ноткой ожидания чего-то большего. Я смеялась, смотрела в его голубые глаза и понимающе кивала на его рассказы, давая понять, что я в теме. Что я осознаю то, о чем он мне рассказывает. И разделяю его мнения.
После такого фокуса Антон сразу же оказался у моих ног, и во взгляде мужчины смешивались такие желанные для меня эмоции — восхищение и вожделение. Это была безоговорочная победа. Но с Ромой было все по-другому. Все выходные я посвятила ему, погрузилась в него и его душу, как делала в своей прошлой жизни, только тогда — по-настоящему, а сейчас — понарошку. Этого хватало для других, я очаровала абсолютно всех гостей, при этом почти с ними не общаясь. Но не Рому. В его глазах — лишь восхищение. Неприкрытое, стопроцентное, потрясающе лестное, но...восхищение. Этого было мало.
И ладно бы он отвергал меня, или у него была бы девушка. Ни то, ни другое не подтвердилось. Более того, Роман вел себя как влюбленные мужчина, обходительный, чуткий, всячески ухаживал, подавал руку, чтобы помочь сойти с крыльца. Он даже купил мне цветы в ближайшем городке, в который он и его друзья ездили за продуктами. Но ни капли желания, на которое я привыкла опираться. В то время как будто почву из-под ног выбили. Мне была нужна помощь.
— Алис, солнце, скажи, а телефон тут есть? — доброжелательно кивнула подруге и присела рядом с ней на диван. — Мне бы позвонить.
— Мобильный только. У тебя разве нет? — удивилась Алиса.
— Есть. Разряжен только, а зарядку я забыла.
— Возьми мой, — она потеряла ко мне интерес и уткнулась в толстенный глянцевый журнал, один из сонма многих, что были раскиданы по всему дому. — Он в моей комнате на комоде. Найдешь?
— Да-да. Спасибо.
— Не за что, Аль.
— А Рома не приехал еще?
— Должны через час вернуться.
Отлично.
Многие к обеду воскресенья уже разъехались по домам, осталось меньше половины, поэтому никто не мешал. Заперев за собой дверь, я взяла аккуратную и миниатюрную ракушку приятельницы, расписанную лаком для ногтей, прошла в смежную ванную и еще раз закрыла дверь. Элеонора Авраамовна ответила сразу.
— Я на аппарате, — ленивый и старческий дребезжащий голос был усладой для моих ушей.
— Как я рада вас слышать!
— Ах, это ты, — протянула она с разочарованием и шумно вздохнула. — Чего тебе?
— У меня ЧС.
— Все равно нечего делать...Валяй уж.
Последующие десять минут старуха на удивление внимательно слушала мои жалобы и разглагольствования, а также описания наших выходных. И Рому она вспомнила сразу, стоило мне сказать, что он был тем самым врачом-блондинчиком.
— Я такие попки не забываю, — мотивировала она. — Даже в возрасте. Мой склероз касается исключительно неприятных вещей.
— И что мне делать? — сложив руки на коленях, я повесила голову и пригорюнилась. — Не выходит ничего.
— Что значит "ничего"?
— Он меня не хочет. Как женщину. Понимаете?
— Ну и что? Он же тобой восхищается?
— И что?
— Тебе мало?
— Я за него замуж хочу.
— Вот даже как, — тихо хмыкнула старушка. — Он же тебя не хочет.
— Научите меня, чтобы он захотел.
— Дай ему то, что он не сможет получить от других.
— Вы издеваетесь?! Я и так уже как кошка лащусь к нему. Только что в рот не заглядываю.
— Значит, это не то, что ему нужно, — меланхолично пропела бабулька. Послышался щелчок зажигалки. — Ты упираешь на физическое влечение, милочка, а для него твой муж, как ты выразилась, слишком тонок и благороден. Хочешь совет? Позвони своему танцору, вот он тебя будет глазами раздевать, а этот мальчик другой.
— Ну и что, что другой? Мне не нужен Антон, мне нужен Рома!
— А зачем?
— Потому что он лучше.
— Даю последний совет и кладу трубку, — ей со мной надоело пререкаться, и она начала повышать голос. — Он тебе не подойдет, потому что у вас темпераменты разные. И будут такими всегда. Этот Роман будет тебя любить, обожествлять и всячески обожать, но если ты хочешь, чтобы он захотел тебя как женщину...такого не будет. У меня второй муж был, как этот твой Рома...Одно название муж. Хороший человек, милый, понимающий, даром что немец, но только через два года он мне настолько опротивел, что я из чужих постелей не вылезала. Слишком хороший и слишком милый. Оставь мальчика, милочка.
— Нет. Спасибо вам за совет, но нет. Не волнуйтесь, на свадьбу я вас все равно позову.
— Баран упрямый...
— Всего доброго.
Разговор с ней мало что дал, хотя что-то все-таки дал. По крайней мере, стало понятно, что стратегию с Герлингером придется менять. Манящая чувственность, с какой я уже успела срастись и даже полюбить, не приносила плодов. И для него мне пришлось стать другой — настоящей принцессой, романтичным ангелом из сказки. Такой маски мне еще не доводилось надевать.
К вечеру домой засобирались все. У кого работа, у кого учеба, кто-то просто рвался в город, но оставаться никто не желал. Алиса с компанией ехали в одной машине, еще четверо друзей — в другой, и только Рома возвращался один, но просить и навязываться к нему было нельзя. Пришлось сымпровизировать.
Лестница в дачном домике приятельницы была винтовой и крутой, так что спускаться нужно было очень аккуратно. И какая же неприятность, когда я чисто случайно на предпоследней ступеньке оступилась и — о, ужас! — подвернула лодыжку. Сдавленно охнув, я оказалась на полу и схватилась за ногу, застонав от боли. На этот звук прибежал мой доктор.
— Что случилось? — Роме одного взгляда хватило, чтобы все понять. — Ты упала?
— Да. Нога...
— Не трогай.
Он присел на корточки и нежно обхватил лодыжку, внимательно изучая мою реакцию. Я сморщилась и втянула воздух, когда он с нажимом провел по коже.
— Больно?
— Терпимо.
— Перелома нет. Просто ушиб, Аль — через несколько минут вынес вердикт Роман. — Надо намазать.
— Спасибо, Ром, — я с благодарностью и благоговением улыбнулась, словно он был рыцарем, спасшим меня от чудовища, а потом поднялась, ойкнув от боли. — Я намажу.
— Ты куда собралась?
— На электричку.
— С больной ногой? — поразмыслив пару минут, мужчина подхватил меня на руки и через плечо посмотрел на сумку. — Алис, помоги.
Алиса передала ему в руки мои вещи и открыла дверь, выпуская нас на улицу. Я уютно устроилась в прохладных руках, уткнулась подбородком в плечо и размеренно задышала, радуясь тому, что не придется ехать домой в набитом вагоне. А еще тому, что все-таки нашла подход к милому доктору.
У каждого мужчины свой бзик. Кто-то хочет быть богом, кто-то — мачо, а кто-то — рыцарем и принцем. К счастью или сожалению, Роман относился как раз к третьей категории. Не самая сложная, как физически, так и эмоционально. Что может быть проще, чем притвориться слабой и изнеженной принцессой, если он уж хочет рядом с собой видеть такую? Не проблема.
Глава 57
Я ненавижу красивых мужчин. Красивые мужчины — страшное зло. У них есть привилегия, нечто "такое", что выделяет их из общей массы, а значит, делает избранными. И эта избранность влечет невероятную жестокость, которая, множась на мужскую силу и женскую привязанность, порождает зло. Именно поэтому меня тошнит от одного взгляда на Алена Делона. Только красивый мужчина может позволить себе сломать жизнь женщины, а у ее могилы признаться ей в любви.
Саша
В университете училось много таких, как я. Не в смысле таких же — я индивидуальна, а в смысле, что многие стремились к лучшей жизни, мало чего гнушаясь при этом. И в параллельной группе была одна девушка, резко выделявшаяся из толпы банальной, по сути, вещью — своей красотой. Приехавшая из Сургута, то ли Олеся, то ли Алла — сейчас и не вспомнишь — выглядела так, что ей вслед оборачивались абсолютно все, причем обоих полов. Потрясающе гармоничные черты лица: высокий чистый лоб, плавные, точеные скулы, маленький очерченный и манящий ротик, а уж про фигуру вообще не стоит заикаться...Само строение скелета было совершенно, а таких изгибов я не видела в своей жизни больше никогда. Ее красоту не могло испортить ни отсутствие денег, ни плохая прическа, ни мешковатая одежда. Ничего. И я ей даже не завидовала, отчетливо понимая и представляя себе разницу. Я была достаточно обычной, с некоей изюминкой, которая при грамотной подаче расценивалась как красота, а при неправильной — не расценивалась никак. Моя внешность не позволяла халатно к ней относиться, а моя красота — тяжкий труд, требующий вложения сил и средств.
Но суть не в этом. Суть в том, что то ли Олеся, то ли Алла, приехавшая из Сургута, очень хотела хорошей жизни, искренне считая, что ничем не хуже других. Впрочем, так считала и я. Но Олеся-Алла воспринимала свой природный дар как проклятие, страдала от собственной красоты и не умела ей пользоваться. Она даже в зеркало смотреть не любила, отрастила длинную челку, которая совершенно ее не портила, скорее наоборот, и прятала лицо. Она почти ненавидела себя, но хорошей жизни, тем не менее, хотела.
В какой-то момент ей все надоело, и девушка, не мудрствуя лукаво, нашла себе папика. Очень богатого, очень толстого и очень страшного. Они были карикатурой друг на друга, и на фоне каждого из них красота одного приобретала сказочный характер, а уродство другого — гротескные тошнотворные формы. Вот к чему приводит недооцененность собственных талантов и нелюбовь к себе самой. Иначе как объяснить то, что она добровольно легла в постель к настолько отвратительному человеку? Ведь у Олеси-Аллы было столько возможностей, столько рычажков и методов воздействия, а она выбрала самый некрасивый и самый простой путь. А в итоге на ее лице все сильнее и сильнее проступало отчаянье и гадливость, впрочем, глядя на ее папика, это было понятно.
