Как характерный пример типичного недавнего, а зачастую — и современного, отношения к нечеловеческим существам, возьмем Энн Маккефри с ее пернским циклом произведений. Она понимала, что при конструировании драконов им были нужны огромные размеры и выносливость, чтобы летать по несколько часов подряд с всадником и запасами камня для производства фосфина и все это время жечь в воздухе опасные для всего живого Нити ("Заря драконов"). От своих предшественников, летающих ящериц-файров, они должны были унаследовать необходимые для борьбы с Нитями телепортацию и выдыхание пламени. Все вместе наделило их ужасающей мощью. Маккефри ограничила эту мощь так называемым запечатлением, когда только что появившийся из яйца птенец должен выбрать из находящихся рядом подростков-людей подходящего ему всадника, телепатически установить с ним взаимную ментально-эмоциональную связь и впредь подчиняться ему. Более того, эти связь и подчинение пожизненны: если всадник гибнет, дракон не может существовать без него и немедленно уходит во внепространственный Промежуток. Дополнительно внесенные искусственные ограничения таковы: дракон не способен принести вред человеку, у него короткая зрительная память, чтобы он не мог телепортироваться в одиночку без всадника.
Что получилось в итоге? Драконы Маккефри выведены исключительно для целей человека на Перне и должны служить ему как второсортные существа, не претендующие на равенство. Многократные эмоциональные заклинания о равноправном телепатическом симбиозе и взаимной любви с всадником не меняют сути дела — зверь обязан беспрекословно исполнять то, что ему прикажет всадник, обратные случаи считаются невозможными. Даже самостоятельная, без приказа всадника Джексома, телепортация одного его дракона Рута в рубку оставленного первыми колонистами на синхронной орбите и законсервированного космического корабля была расценена присутствующими всадниками как недопустимое ослушание зверя. Особенно возмущалась Лесса, госпожа Вейра Бенден, ведущего из всех лагерей всадников и драконов. И это несмотря на то, что соображающий лучше многих людей Рут при этом рисковал лишь собой, и по его возвращении все признали оправданность такого поступка ("Все Вейры Перна"). При всем уме драконам отказано в малейших признаках собственной культуры, хотя она есть даже у привезенных колонистами с Земли и обосновавшихся на Перне разумных дельфинов ("Дельфины Перна"). То есть интеллекта им автор отмерила ровно столько, чтобы они исправно жгли и жгли Нити, много не рассуждая и не кушая людей при этом. После избавления от Нитей их судьба — по-прежнему оставаться ездовыми зверями, в свободное от основной работы время отклоняющими от Перна подлетающие опасные метеориты и кометы. Разумные, но не слишком, могучие и выносливые, послушные и дружелюбные, не имеют собственных целей, мало едят, не могут обойтись без погонщиков-всадников — чем не идеальные рабы?! Поэтому инициатива Рута — это тревожный сигнал, намек на возможный бунт в будущем. Непривычные к идеям равенства всадники не могут допускать такое, это понятно им на уровне автоматически действующих рефлексов.
Не вышло никак у Энн Маккефри признать в драконах равных себе, она видела в них что-то вроде усовершенствованных коней с крыльями, немногим лучше тех, что она разводила у себя на ферме в Ирландии, откровенно заявляя, что драконы не должны стать господствующим видом на планете ("Заря драконов"). О равенстве речи даже не было. Вот так последовательное отрицание сложных технологий плюс антропоцентризм заводят в другую неприемлемую крайность: автор относится к придуманным ею на замену технике разумным существам в лучшем случае как к обыкновенным домашним животным, которым лишь изредка позволяется взбрыкнуть, если хозяин совсем уж неправ. И даже в этом случае хозяин сначала обругает. Здесь Маккефри невольно выражает очевидное — людям крайне сложно согласиться с чьим-то превосходством или с потенциальной конкуренцией, которую они ощущают, например, со стороны андроидов (Клиффорд Симак "Снова и снова"), роботов (Айзек Азимов "Роботы и Империя"). Даже при явном превосходстве будущих искусственных разумов человек непременно изображается отдающим им обязательные для исполнения приказы (цикл "Роботы", серия "Основание" Айзека Азимова, цикл "Культура" Иэна Бэнкса, серия "Алекс Бенедикт" Джека Макдевита). Признать же их равенство с собой было совершенно немыслимой вещью еще несколько десятилетий назад (Роберт Силверберг "Стеклянная башня", Айзек Азимов "Роботы Утренней зари"), в этом отношении Джек Макдевит описывает явный прогресс.
Отчасти это прямое отражение существующего неравенства людей. Например, жители хабитата, акционерного населенного полого астероида, делятся на полноправных граждан-акционеров, вложивших свои средства в его создание и оборудование, квалифицированных контрактников, получающих премии за успех своей работы дополнительно к основной заработной плате, и малоквалифицированных рабочих, которые трудятся практически за проживание и питание. Граждане предпочитают не работать, но живут в намного лучших условиях и к тому же манипулируют ценами на продукты и сервис для контрактников и рабочих. Всеобщее повышение уровня жизни здесь возможно лишь после какого-либо важного открытия, обеспечивающего хабитату оглушительный коммерческий успех (Пол Макоули "Риф"). По неоднократно повторенному мнению той же Энн Маккефри, под давлением неблагоприятных внешних условий в экзопланетных колониях неизбежно выдвинутся сильные лидеры, способные успешно объединять людей, руководить ими и брать на себя ответственность за их судьбы, сосредотачивая у себя соответствующие властные и судебные полномочия и подготавливая себе смену из ближайших родственников. Поэтому она не вложила мысли о демократии в головы людей на полуфеодальном Перне. В великом холде, служащем центром большой области, пища принимается всеми вместе, но это отчасти традиция, отчасти удобство для лорда-владетеля в части регулярного донесения своего мнения и важных решений сразу всей верхушке холда. В этот круг входят сам лорд, который является фактическим монархом всего великого холда, его семья, родственники, приближенные, избранные ремесленники и почетные гости ("Полет дракона", "Барабаны Перна"). В великом холде Бенден вместе обедают сразу несколько сот людей ("Отщепенцы Перна"). Всего же в подобном месте может проживать десять тысяч ("История Нерилки"). То есть даже столь небольшая привилегия доступна максимум десятой части населения — вот мера дозволяемого псевдоравенства. Ремесленники, за исключением тех, кто непосредственно занят обслуживанием указанных выше лиц, и жители расположенных в предместьях малых холдов тем более питаются отдельно ("Мастер-арфист", "Певица Перна"). Прислуга, кухонные работники едят в другое время даже в более демократичных ремесленных мастерских и Вейрах ("Мастер-арфист", "Полет дракона", "Странствия дракона", "Певица Перна"). На это накладывается громадная разница в уровне образования и подготовке к управлению между лордом, его ближайшими родственниками, управляющими и большинством остального населения.
С точки зрения выросшего в таких условиях человека, вполне естественно считать все нечеловеческие существа стоящими ниже себя по очень простой причине — они же иные. "Люди всегда найдут повод рассматривать другой вид как неполноценных" (Иэн Бэнкс "Выбор оружия"). Следующий позыв — установить иерархию во главе с собой и действовать в соответствии с нормами подчинения. Отсюда во многом идут корни изображенного неравноправия других мыслящих существ, неважно, кем они являются, роботами, мутантами, драконами или инопланетянами. К сожалению, иерархия, которая может быть весьма полезной при решении определенной задачи и выполнения конкретного проекта, часто закрепляется как неизменная и начинает тормозить дальнейшее развитие. Как показывает опыт многих развитых стран Земли, в современных динамичных условиях более плодотворным оказывается установление правил взаимовыгодного сотрудничества, которые меняли бы иерархию и ее характер в зависимости от возникающих задач и способностей выполняющих их людей. Но это непросто сделать, так как засидевшиеся на верху иерархической структуры персоны часто склонны рассматривать свое положение не как набор временных обязанностей, а как свое неизменное право, и сопротивляются любым изменениям, которые могут лишить их незаслуженных привилегий. "А натура этих людей такова, что, взяв однажды бразды правления в свои руки, они будут пребывать в полной уверенности, якобы эти бразды уже нельзя забрать у них законным путем" (Иэн Бэнкс "По ту сторону тьмы"). Отсюда вытекает настоятельная необходимость обязательной регулярной сменяемости власти в политике, конкуренции и банкротства в экономике для освобождения от лиц и структур, остановившихся в своем совершенствовании и развитии и тянущих остальных назад. И, конечно, непрерывного контроля со стороны общества за соблюдением и улучшением такого порядка.
Видно, что часть рассмотренных проблем в той или иной мере затрагивает основные права человека или, в более широком контексте, — права наделенных разумом существ. Изображенное бесправие андроидов, клонов, разумных роботов может быть во многом связано с экономическими причинами (Филип Дик "Бегущий по лезвию бритвы", Роберт Силверберг "Стеклянная башня"), с биологически (Паоло Бачигалупи ""Заводная"") или технически, как в случае широко известных трех законов роботехники (цикл "Роботы" Айзека Азимова), предопределенным неравенством. Немалое значение имеет также баланс прав и ответственности. Например, безусловный приоритет права на продолжение рода может привести к пренебрежению всеми остальными правами, к низведению людей до роли больших размножающихся разумных бактерий, к отрицанию того, что, собственно, делает нас людьми (Роберт Силверберг "Вертикальный мир"). К бесправию других разумных созданий ведут также отсутствие должной ответственности их создателей и априори заданный отрыв акта создания искусственного разума от аналогичного естественного акта. Почему родители ребенка берут на себя заботу о его воспитании, образовании, несут ответственность за его жизнь и действия до тех пор, пока тот не научится всему необходимому и не сможет жить самостоятельно, а создатели таких же разумных андроида, робота или клона должны освобождаться от этих тягот? Лишь Артур Кларк упомянул контрактную ответственность между клиникой-исполнителем и заказчиком клона за его судьбу как ребенка ("Земная империя"), а Дэвид Брин ввел ограниченную ответственность людей-оригиналов за поступки выполняющих порученные задания их дублей-големов ("Глина"). Перекосы в социальных отношениях с легкостью приводят к мысли, что допустимо создать разумное существо и никак не отвечать за него, что оно может быть имуществом, вещью и не иметь равных с людьми прав (Айзек Азимов "Роботы Утренней зари", "Обнаженное солнце"). Позвольте вновь спросить: а чем по сути своей такое общество будет отличаться от рабовладельческого?
И действительно, Роберт Шекли описывает вымышленное малое независимое государство недалекого будущего — остров Эсмеральду в Карибском море, на котором официально узаконено долговое рабство, более того, рабы в нем занимают многие государственные должности и выполняют основную часть общественно необходимых работ и оказываемых услуг ("Первая жертва"). Чарлз Шеффилд изобразил торговлю людьми на будущей Земле, прикрывающуюся названием "продажа контрактов" ("Объединенные разумом"). По его мнению, рабство может существовать в еще более далеком галактическом будущем, когда человечество и другие цивилизации, сотрудничая и конкурируя, заселили тысячи планет, летают со сверхсветовыми скоростями, развили множество сложных культур и в то же время держат рабов (серия "Вселенная наследия"). Похожей точки зрения придерживаются Джон Браннер ("Работорговцы в космосе"), Пол Андерсон ("Крылья победы", "Люди ветра", "Мичман Флэндри", "Мятежные миры"), Алан Дин Фостер ("Ради любви к не-матери"), Роберт Хайнлайн ("Гражданин галактики"). А чем отличаются от рабов те же мыслящие роботы Айзека Азимова, которые умнее и сильнее человека, но вынуждены подчиняться его командам, вплоть до собственной гибели ("Я, робот")? В самом деле, в романе "Обнаженное солнце" этот автор прямо сравнивает сложившееся на планете Солярия перенасыщенное роботами общество с древнегреческой рабовладельческой Спартой. Рабству не чужды также религиозные общества (Брайан Олдисс "Осторожно: сутаны!"). Концентрация ментально могущественной расы на совершенствовании одних сил разума может привести к атрофии их остальных способностей вплоть до утраты навыка самостоятельного питания и использования остальных рас в качестве управляемых мыслью полурабов (Джек Чалкер "Девяносто триллионов Фаустов"). В основе рабства могут лежать экономические причины: "использование капитала метрополии для развития колоний неизбежно приводит к снижению жизненного уровня в стране и к рабскому труду в колониях" и что его сохранению способствует равнодушие людей (Роберт Хайнлайн "Логика империи"). Продажа в рабство может являться следствием личного банкротства или банкротства родителей, а покупка раба экономит время по сравнению с рождением и воспитанием ребенка ради определенной цели (Джон Барнс "Призраки"). Социальные причины могут быть не менее значимы, все зависит от сложившихся условий.
И снова не дает покоя застарелый вопрос: если некая группа самочинно объявляет себя более достойной по сравнению с другими, забирает себе все больше прав и при этом фактически снимает с себя ответственность за судьбы остальных, можно ли считать такую ситуацию прогрессом? Частично ответ на это дает сама фантастика. "Когда какую-нибудь культуру поражает работорговля, начинают загнивать ее законы и экономика; она поражает и людей, и отношения между ними", писал Роберт Хайнлайн в том же романе "Гражданин галактики". Надо однозначно понимать, что рабство калечит и раба, и его хозяина. При этом никакой аналогии рабовладельцев с суперлюдьми Роберта Хайнлайна ("Бездна") или более развитыми мутантами Клиффорда Симака ("Кольцо вокруг солнца") не прослеживается, потому что и те, и другие все же ощущали себя на службе всего человечества, не ставя себя над ним. С другой стороны, рабовладение — это один из предельных случаев неравноправия разумных существ, поэтому так важно соблюдение их прав. "Полное право на жизнь... Человеческое право. Но это также и универсальное, всеобщее право" (Питер Гамильтон "Дракон поверженный"). Пренебрежение этим правом, к чему призывают "государственники", как любят себя величать отечественные поклонники авторитаризма и тоталитаризма, может с легкостью привести к смертоносному террору с гибелью многих людей, что уже не один раз происходило в нашей стране. Не лучше выглядит требование большего объема прав для своих коренных соотечественников под лозунгами патриотизма, прежде всего прикрывающее собственную неполноценность "патриотов", их нежелание допустить полезную для прогресса стороннюю конкуренцию. "Легкомысленный патриотизм, который зачастую провоцирует создание оружия и объявление войны" (Брайан Олдисс "Сверхдержава").
