— О, я так и сделаю. Но ты же сам сказал мне, что мы могли бы долететь всего за девяносто минут, если бы пришлось.
— Я сказал, что в случае чрезвычайной ситуации мы могли бы вылететь за полтора часа, — поправил Мерлин.
— И если то, что я могу провести пару часов со своей женой, не является "чрезвычайной ситуацией", то, черт возьми, так и должно быть.
Шарлиэн изо всех сил старалась не хихикать, а Сихэмпер покачал головой, глядя на Мерлина.
— Есть некоторые вещи, с которыми не может бороться даже сейджин, даже если он на самом деле восьмисотлетний или девятисотлетний ПИКА, — сказал стражник.
— Вижу, — сказал Мерлин со своей собственной улыбкой.
— Двигайся, — Сихэмпер мотнул головой в сторону балкона Шарлиэн. — Если ты забыл взять с собой карты, у ее величества есть пара колод в гостиной.
ИЮЛЬ, Год Божий 893
.I.
Дворец князя Гектора, Мэнчир, Лига Корисанды
— Думаю, пришло время, — кисло сказал князь Гектор. Он и граф Тартариэн были одни в маленьком частном зале совета. Князь стоял, сцепив руки за спиной, и смотрел из окна башни на крыши своей столицы, и еще дальше, на широкие голубые воды гавани, где невооруженным глазом можно было различить крошечные белые пятна на горизонте. Паруса. Паруса чарисийских шхун, зависших, наблюдающих, ожидающих, чтобы свистнуть своим более крупным и мощным братьям, если какой-нибудь корабль флота Тартариэна окажется настолько глуп, чтобы рискнуть выйти из-под защиты береговых батарей.
По крайней мере, это лучше, чем смотреть в другую сторону, — кисло подумал он. — Линии осады и артиллерийские позиции гораздо более... навязчивы.
— Мой князь, я... — начал граф.
— Знаю, что ты собираешься сказать, Тарил, — перебил Гектор, не отрывая взгляда от гавани, — и ты прав. При таких темпах развития событий мы сможем продержаться здесь, в столице, по крайней мере, еще три-четыре месяца. На самом деле, возможно, даже дольше. Так что нет, ситуация еще не совсем безнадежна. Но на самом деле это моя точка зрения. Если я предложу начать переговоры с Кэйлебом сейчас, это будет самое близкое к позиции силы, которую я, вероятно, найду. И, — он тонко улыбнулся, — хотя бы Айрис и Дейвин вне его досягаемости.
Несмотря на все его усилия, выражение лица Тартариэна выдало его, и Гектор лающе рассмеялся.
— О, я уверен, что они сейчас в безопасности в Делфираке с Филипом, Тарил! Либо так, либо, — его собственное выражение лица на мгновение напряглось, — они, во всяком случае, на дне моря, и если капитан Харис смог вернуть "Ланс" домой после пролива Даркос, он сможет добраться до залива Швей. И я доверяю Филипу, что он проведет их через остаток пути до Делфирака. — Он глубоко вдохнул, затем встряхнулся, как человек, стряхивающий с себя худший кошмар. — Кроме того, если бы их корабль был захвачен, Кэйлеб бы уже сказал мне об этом! Он, конечно, не стал бы держать это в секрете, учитывая, насколько его сообщение мне, что они в его руках, усилило бы давление на меня.
Тартариэн кивнул, и Гектор пожал плечами.
— Как я уже сказал, — продолжил князь, — они вне его досягаемости. К сожалению, я не таков и не собираюсь быть таким. А это значит, что с этого момента моя позиция будет только ослабевать.
— Без сомнения, это правда, мой князь, — сказал граф с обеспокоенным выражением лица, — но, конечно, Кэйлеб тоже это понимает. На его месте, боюсь, я был бы склонен игнорировать любые предложения о переговорах до тех пор, пока положение другой стороны не станет ближе к отчаянному.
— Такая возможность всегда есть, — признал Гектор. — Но есть и противоположные соображения. Кэйлеб ненавидит меня до глубины души. Что ж, это чувство взаимно, и он вряд ли это забудет. На самом деле, он, вероятно, поймет — точно, я мог бы добавить, — что я предам его в самый ранний возможный момент. Так что ты, несомненно, прав в том, что он будет сильно склонен позволить мне вариться в собственном соку, по крайней мере, еще некоторое время.
— Но он также должен смотреть на то, что произойдет после его победы. Давай посмотрим правде в глаза, — Гектор на мгновение оскалил зубы, — так или иначе, он победит. Это не твоя вина, или Райсела, или Корина. Если это чья-то вина, то моя собственная, но настоящая причина в том, что у нас просто никогда не было времени привыкнуть к каждому из его маленьких сюрпризов.
— С другой стороны, как ты сам однажды указал мне, Корисанда — не совсем маленькая территория. Особенно, когда Айрис и Дейвин вне его досягаемости, ему придется беспокоиться о том, как он собирается умиротворить княжество после этого, и его лучшим шансом на какую-либо мирную капитуляцию будет урегулирование путем переговоров со мной.
— Но если он не ожидает, что вы будете... оставаться побежденным дольше, чем вы должны, он не оставит вам больше власти, чем захочет дать, — указал Тартариэн.
— Нет. На самом деле, он будет настаивать на всем, что только сможет придумать, чтобы отрезать мне ноги, — мрачно согласился Гектор. — И я не смогу противостоять большинству условий, которые он решит навязать. Лучшее, на что я могу реально надеяться на данный момент, — это то, что он оставит меня технически на троне, с "советниками" — или, возможно, даже прямым вице-королем со здоровенным гарнизоном — выглядывающим из-за моего плеча и наблюдающим за каждым моим движением, как виверна следит за кроликом. Он не дурак, Тарил, и он знает, что я уже убил его отца, и что мне действительно все равно, кто снимет с него голову... до тех пор, пока кто-нибудь, наконец, не решится на это. — Его улыбка была тонкой и уродливой. — Если он вообще оставит меня на троне, то это будет при условиях, которые сделают меня в лучшем случае не более чем его пенсионером.
— Но даже после того, как он завоюет Корисанду, даже если он действительно включит Корисанду в свою "Чарисийскую империю", ему все равно придется противостоять Церкви. На данный момент Церковь мало что может ему сделать — ни напрямую, ни без собственного военно-морского флота новой модели. Однако в один прекрасный день у Церкви будет такой флот. В любом случае, у нее будет время построить его, потому что в этом мире Кэйлеб ни за что не сможет надеяться победить Ховард и Хейвен, и как только это произойдет, больше не будет таких неравных боев, как в проливе Даркос. Итак, в какой-то момент нашему дорогому другу Кэйлебу придется сражаться за свою жизнь с каждым человеком и кораблем, которые он сможет наскрести. Это может произойти не завтра или в ближайшую пятидневку, но это произойдет, Тарил. И когда это произойдет, когда он будет вынужден сократить численность гарнизона, который, по его мнению, он может сохранить в Корисанде, когда его внимание будет полностью сосредоточено на смертельной угрозе где-то в другом месте, тогда — тогда, Тарил! — его меры предосторожности ослабнут. Им придется это сделать. И когда они это сделают, сколько бы времени это ни заняло, я буду готов.
Тартариэн посмотрел в жесткие, полные ненависти глаза своего князя и прочел кипящую в их глубине дикую решимость. Если бы Кэйлеб Армак мог видеть то, что видел Тарил Лектор в тот момент, он бы никогда не согласился ни на что, кроме головы Гектора Дейкина.
На мгновение Тартариэн поймал себя на сожалении о том, что служит Гектору, а не Кэйлебу. Не амбиции Кэйлеба породили вражду между Корисандой и Чарисом, и то, как Кэйлеб заключил мир с Нарманом, по крайней мере, доказывало, что при некоторых обстоятельствах император Чариса был готов позволить настоящему похоронить прошлое. Тартариэн довольно сильно сомневался, что любой честный человек может законно жаловаться на то, как Гектор всегда управлял своим собственным народом. Безжалостный, да, но также правильный и удивительно справедливый. Если бы только он мог смириться с этим, забыть о своих грандиозных амбициях, отказаться от "большой игры"...
Но тоска длилась лишь мгновение. Чего бы ни пожелал Тартариэн, это не могло изменить того, что было, и как бы они ни пришли к своему нынешнему положению, он был корисандцем, а не чарисийцем. Гектор был его князем. Тартариэн был обязан ему верностью, и то, как Гектор правил Корисандой, означало, что его подданные были почти так же готовы поддержать его, как чарисийцы Кэйлеба были готовы поддержать Дом Армак.
Может быть, он и прав, — подумал граф. — Может быть, Кэйлеб признает эту лояльность, поймет, насколько катастрофичным было бы свергнуть или казнить его. Видит бог, Кэйлеб, очевидно, достаточно умен, чтобы понять это... при условии, что он сможет ненавидеть Гектора хотя бы немного меньше, чем Гектор ненавидит его.
Тартариэн еще раз подумал об условиях, которые Кэйлеб предложил Нарману, и решил надеяться на лучшее.
.II.
Склад, город Мэнчир, Лига Корисанды
— Он послал вестника к Кэйлебу.
— Ты уверен? — спросил отец Эйдрин Уэймин несколько более резко, чем намеревался.
— Конечно, я уверен. — На другом мужчине была вышитая туника мелкого придворного чиновника или мелкого дворянина, и голос у него был резкий. — Ты же не думаешь, что я был бы здесь, ведя этот разговор, если бы это было не так, не так ли? — потребовал он, его выражение лица было напряженным.
— Конечно, не думаю. — Уэймин покачал головой с извиняющимся тоном, затем оглядел пыльный офис одного из многочисленных складов, которые простаивали из-за чарисийской блокады Мэнчира. Если он что-то искал, то не нашел этого и оглянулся на своего спутника.
— Это просто... Важно, чтобы я был уверен, вот и все, — сказал он.
— Почему? — спросил другой мужчина, затем покачал головой, гораздо быстрее и сильнее, чем Уэймин покачал сам. — Нет. Не говори мне. Считаю, что действительно предпочел бы не знать.
— Я тоже, — согласился Уэймин с кривой улыбкой. — На самом деле, думаю, что для нас обоих было бы лучше, если бы ты вообще никогда не вспоминал об этом разговоре.
— Я приму это как приказ Матери-Церкви, — сказал ему другой мужчина. Он тоже оглядел пыльный офис, затем пожал плечами.
— Я пойду, — сказал он и вышел через дверь офиса в огромную, тихую пустоту неиспользуемого склада.
Уэймин проводил его взглядом, затем глубоко вздохнул и тихо помолился.
Интендант часто обнаруживал, что делает вещи, которые каким-то образом выходят за рамки официальных параметров его обязанностей. Иногда эти дополнительные задачи могут дать священнику прочное чувство удовлетворения и выполненного долга. В других случаях они давили на него тяжелым грузом, как рука самого Шулера.
Это был один из тех других случаев. Епископ-исполнитель Томис ничего не знал о личных инструкциях Уэймина от великого инквизитора. Или, по крайней мере, Уэймин думал, что это не так. Всегда было возможно, что епископ-исполнитель знал о них все и просто не собирался признаваться в этом. Не то чтобы это имело какое-то значение для Уэймина. Не совсем.
Он сделал еще один глубокий вдох, затем расправил плечи, вышел из офиса, тихо закрыв за собой дверь, и последовал за другим человеком в тишину склада.
.III.
Город Мэнчир, Лига Корисанды
Гектор Дейкин на мгновение закрыл глаза, наслаждаясь ощущением этого бриза. Хотя технически это могла быть осень, июль выдался жарким и влажным, особенно в последнюю пятидневку или около того, что делало сегодняшнюю погоду такой желанной. Было все еще, несомненно, тепло, но утренние грозы повысили влажность, и бриз, дующий с гавани, был долгожданным облегчением.
Хорошо выбраться из дворца, — подумал он. Его мыслям и эмоциям, а не только телу, было слишком легко попасть в ловушку внутри этих дворцовых стен. Ему нужен был этот открытый воздух, солнечный свет и узоры облаков, а также ощущение движения лошади под ним. Его регулярные инспекционные поездки были важны для морального духа его солдат и матросов. Он знал это, но сегодня он гораздо лучше осознавал, насколько важно выбраться из дворца для его морального состояния, и он также не чувствовал ни малейшей вины из-за этого.
Он оглянулся через плечо на юношу, ехавшего позади него. Гектор-младший проявил гораздо меньше энтузиазма по поводу этой конкретной вылазки, как только узнал, что для этого ему придется подняться на борт одного из галеонов флота и снова выглядеть заинтересованным. Теперь он был занят тем, что отрабатывал свой взгляд "угрюмого послушания". По какой-то причине он, казалось, находил свое обязательное участие в инспекции военно-морских подразделений еще более обременительным, чем его поездки на осмотр укреплений, стоящих перед армией Кэйлеба на сухопутной стороне столицы.
Гектор задавался вопросом, было ли это потому, что наследный княжич вспоминал короткую, резкую лекцию, которую он прочитал ему на залитой кровью палубе галеры "Ланс". Если так, то это было очень плохо, и мальчику лучше смириться с этим. На самом деле, ему лучше забыть о многих вещах.
Наследный княжич был угрюм и подавлен, особенно после капитуляции армии Корина Гарвея. Что ж, в этом не было ничего удивительного. Даже избалованный, эгоцентричный, раздражительный княжич, которому только что исполнилось шестнадцать, не мог быть полностью слеп к опасности, в которой он находился. Иногда это может быть даже хорошо, если это заставит избалованного, эгоцентричного княжича, о котором идет речь, действительно начать выполнять свои обязанности. К сожалению, то, что юный Гектор, казалось, испытывал, было главным образом обидой и угрюмым недовольством, если кто-нибудь просил его проявить себя каким-либо образом.
Ты несправедлив к нему, — сказал себе разочарованный отец, снова поворачиваясь в седле, чтобы еще раз посмотреть вперед, на широкую аллею, ведущую к военно-морской верфи. Айрис сказала бы тебе это... и, возможно, она даже права. Когда меч не закален должным образом, следует ли винить в этом меч... или кузнеца?
Он не знал, как ответить на свой собственный вопрос. Была ли это его вина? Неужели он каким-то образом неверно подошел к задаче воспитания своего сына? Или это действительно было что-то в мальчике? Чего-то недостает, чего не могло бы волшебным образом привить никакое правильное воспитание?
Иногда он был убежден, что это была его вина, но иногда он смотрел на Айрис и Дейвина. Чего бы ни недоставало Гектору, его старшая сестра и младший брат, похоже, обладали этим в достаточной мере. И если князю удалось вырастить двоих детей, любого из которых он без колебаний мог бы видеть сидящим на своем троне после него, то что он мог сделать такого плохого в случае Гектора, что привело к тому, что ребенок, который на самом деле был его наследником, оказался совсем другим?
Может быть, он знает, что ты не любишь его так сильно, как Айрис? Это то, что это такое? Но ты этого хотел. Ты пытался. Это твое разочарование в нем делает это таким трудным, и ты не начинал чувствовать этого, пока ему не стало — сколько? Десять? Одиннадцать?
Отцу было трудно признать, что он даже не был уверен, что больше любит своего собственного сына. И все же он был не просто отцом. Он также был правителем, и в обязанности правителя входило воспитывать своего преемника. Чтобы чувствовать уверенность в том, что его власть перейдет к тому, кто готов взять на себя это бремя. И когда он не мог чувствовать себя так, когда естественное разочарование родителя сочеталось с признанием правителем непригодности своего наследника, гнев и беспокойство, скорее всего, отравляли естественную привязанность того же родителя.
