— Это сделало бы его более приемлемым для вас обоих? — спросил Травертин.
Чику попыталась оттолкнуться от пола.
— Мы должны были принять в этом участие, — сказал доктор, поставив ногу прямо на живот Чику, чтобы удержать ее на полу. — С нами должны были посоветоваться!
— А что, если бы мы все придумали разные пары имен? — спросил Травертин. — Разве голосование по этому вопросу демократическим путем сделало бы это решение менее отвратительным?
Намбозе отскочила в сторону — она стояла на коленях у одной из коробок, роясь в ней, словно что-то искала. Чику снова попытался встать, но Эйзиба усилил давление своей ноги.
— Значит, ты согласен с нами, Травертин, это было отвратительно.
— Что было отвратительно, так это то, что ее попросили сделать выбор — это было преступлением, а не тот факт, что она сделала так, как ее просили. — Он наклонился и снова встретился взглядом с Чику. — Сколько времени она дала тебе на размышление?
Чику кашлянула. Нога Эйзибы, давившая ей на живот, мешала восстановиться ее измученным легким. — Пять... пять минут. Триста секунд.
— Таким образом, у тебя не было такой роскоши, как возможность взвесить все варианты, — сказал Травертин, — или рассмотреть все этические последствия. — Он сделал паузу на мгновение. — Доктор Эйзиба, не мог бы ты убрать ногу с моего друга?
— Она была нашим лидером на "Занзибаре", — сказал врач, твердо удерживая ногу на прежнем месте, — но она подала в отставку. И все же, с тех пор как мы появились в этой системе, она продолжает вести себя так, как будто у нее есть полномочия лидера! Возможно, из этой пародии выйдет что-то хорошее. Это дает нам шанс, в котором мы нуждались, пересмотреть нашу систему подчинения!
— Я действительно вежливо попросил тебя, — сказал Травертин.
В момент удара Чику показалось, что Травертин неправильно оценил размах своего удара. Неудивительно, учитывая, что он, вероятно, никогда за всю свою жизнь не совершал насильственных действий в отношении другого человека.
Но цель Травертина была более верной, чем казалось на первый взгляд. Он замахнулся правой рукой, и в то время как кулак Травертина не попал в челюсть Эйзибы, его браслет не промахнулся. Чику вздрогнула от звука удара.
Доктор Эйзиба мгновенно упал, ударившись о три ящика. Он приземлился на спину, раскинув руки, зацепившись одной ногой за ящик, и остался совершенно неподвижен.
Освободившись от давления ноги врача, Чику заставила себя встать. Она задавалась вопросом, мог ли доктор Эйзиба быть мертв, убит одним ударом. Но у Травертина были другие, более насущные проблемы. Намбозе все еще копалась в одном из ящиков с медикаментами, отбрасывая в сторону шприцы и флаконы, образуя веселую разноцветную смесь, похожую на содержимое коробки с мелками. Травертин с силой ударил по крышке, раздавив ею пальцы Намбозе. Она взвизгнула, зашипела и снова опустилась на корточки, ее рука все еще была в коробке.
— Что ты ищешь? — спросил Травертин. — Что-нибудь, что вырубит Чику? Что-то, что может ввести ее в кому?
— Но ты же не можешь ее защищать! — зарычала Намбозе. — Она поступала плохо со всеми нами, но хуже всего она поступила с тобой! Она превратила тебя в монстра, о котором детям снятся кошмары! Как ты вообще можешь быть на ее стороне?
— Я ни на чьей стороне не стою — я не занимаюсь "выбором стороны". — Но разгневанная Намбозе не была в центре внимания Травертина. Он опустился на колени рядом с неподвижным врачом и поднял его веко.
— Он мертв? — спросила Чику.
— Просто без сознания, я думаю. Он доктор.
— Ты ударил его довольно сильно.
— Мне показалось, что это был соразмерный ответ в данных обстоятельствах. — Травертин потер предплечье, сжимая мышцы с каким-то удивленным восхищением.
Чику ущипнула себя за переносицу и прищурила глаза. У нее была ужасная головная боль, похожая на стук молота по наковальне. — Я думала, мы были лучше, чем сейчас.
— Мы люди. Скажи спасибо, что мы перестали вышибать друг другу мозги дубинками каждые пять минут.
Намбозе высвободила руку из медицинского чемоданчика. Она проверила свои пальцы один за другим. Морщины ярости прорезали ее лоб, такие аккуратные и правильные, что их можно было бы начертать на месте. — Это неправильно.
— Да, это так, — согласился Травертин. — Все это в корне неправильно. Неправильно, что мы заложники искусственного интеллекта, неправильно, что Гочан мертв, неправильно, что прямо сейчас над нами нависают двадцать две таинственные инопланетные машины, неправильно, что Чику была поставлена в положение, когда ей пришлось принимать это отвратительное решение. И да, с ее стороны было неправильно принимать это! Но у нее было триста гребаных секунд, Намбозе. Можешь ли ты честно сказать, что справилась бы лучше? Может ли кто-нибудь из нас?
Доктор Эйзиба пробормотал что-то, что перешло в мощный стон, когда он пришел в себя. Он протянул руку, чтобы ощупать область своей челюсти, где след от удара Травертина уже начал приобретать яркий пурпурный оттенок.
— Что только что произошло?
— Демократия, — сказал Травертин. — А теперь, пожалуйста, не могли бы мы продолжить этот день? Нам предстоит долгий путь.
Намбозе, все еще массируя свои ушибленные пальцы, опустилась на колени рядом с врачом.
— Тогда делай по-своему, Травертин. Мы будем выдвигаться двумя группами. Мы с Эйзибой можем путешествовать одни.
— Нет, — сказала Чику. — Мы делаем это вместе или не делаем вообще. Ты права, что злишься на меня. Травертин сказал об этом лучше всех: все это неправильно, абсолютно все. Я не жалею о своем решении — какой в этом был бы смысл? Но она никогда не должна была позволять мне сделать это, и я не должна была позволять ей убеждать меня, что это к лучшему. Но я сделала то, что сделала, и теперь мы здесь, и мы нужны друг другу — тем более теперь, когда Гочана больше нет.
— Мне не нужно ничего из того, что ты можешь предложить, — сказала Намбозе, пренебрежительно покачав головой.
— Подумай об этом рационально, Гонити, — настаивала Чику. — У каждого из нас есть уникальный набор навыков. Ты знаешь экологию лучше, чем все остальные из нас. Эйзиба — единственный, кто может сохранить нам четверым жизнь — одному богу известно, что попадет в нашу кровь, если мы хотя бы поцарапаем себя там. И Травертин, ну... это Травертин. Он нам нужен.
— А ты? — спросил доктор Эйзиба. — Что именно ты принесешь на нашу веселую вечеринку?
— Я собираюсь помочь нам пройти через это. Корабль уже в пути. Я хочу быть там, когда он приземлится.
— И это все? — спросила Намбозе.
— Она дала тебе твой ответ, — сказал Травертин, наклоняясь, чтобы поднять свой рюкзак.
Другой голос сказал: — Хорошо, что вы готовы. Однако я должна сообщить вам, что произошли некоторые изменения.
Как один, они повернулись лицом к Арахне. Она стояла на пороге длинного стеклянного коридора, как будто была там все это время, наблюдая за их маленькой потасовкой.
— Что вас задержало? — спросил Травертин.
— Я была занята другими делами. Я также почувствовала, что мое присутствие могло быть скорее помехой, чем пользой, по крайней мере, пока вы разбирались со своими разногласиями.
— Что же такое может занять вас всех? — спросила Намбозе. — Ты — ИИ, ты можешь быть где угодно — в нескольких местах одновременно, если захочешь.
— Вы заметили, — спросила Арахна, — что стало намного темнее, чем было всего полчаса назад?
Взгляд сквозь стеклянную стену туннеля подтвердил ее слова, хотя перемена произошла с ними так постепенно, что Чику едва заметила ее. Возможно, Травертин ошибался насчет того, что, когда их троих привезли сюда, был рассвет, и солнце только-только опустилось за горизонт. Возможно, еще одна бомбардировка увеличила объем пыли, покрывающей планету.
Но Чику чувствовала, что это не было ни тем, ни другим.
— Что случилось на этот раз?
— Вам будет намного легче, если вы увидите это сами. Немного дальше отсюда у нас должен быть четкий обзор неба. Готовы ли вы к воздействию атмосферы Крусибла?
— Преодолели двадцать восемь световых лет, чтобы жить в ней, — сказал Травертин. — С таким же успехом можно начать привыкать к этому.
Он потянулся за дыхательной маской и бросил ее Чику.
За пять минут они прошли основные тесты на безопасность, а затем Арахна повела их к плоской круглой крышке в конце короткого коридора. Чику предположила, что она сделана из того же стеклоподобного материала, что и стены, но когда Арахна прижала к ней руку, материал не прогнулся и не сопротивлялся, а позволил ее руке пройти сквозь него в воздух за его пределами.
— Защитная мембрана, — сказала она. — На всех городских воротах должны были быть подобные интерфейсы, позволяющие легко входить и выходить. Я не думаю, что сейчас действительно имеет значение, проникнут ли воздух Крусибла и микроорганизмы в это пространство, но мы с таким же успехом можем оставить его на месте и пройти, как задумано. Следуйте за мной. Я буду ждать с другой стороны.
— Нет, — сказала Чику, кладя руку на плечо девушки. — Гонити должна идти первой.
— Она, вероятно, была там уже много раз, так что на самом деле я не буду первой, — сказала Намбозе.
— Даже если и так, — сказала Чику, кивая, — она робот, и поэтому на самом деле не считается. Это мир, которого ты ждала все эти годы — стань первым человеком, ступившим на него, Гонити.
— Чего ты ждешь, женщина? — сказал Травертин. — Это действительно возможность, которая выпадает раз в жизни — не упускай ее.
Намбозе колебалась, как будто считала принципиальным спорить с Чику, но что-то в ней смягчилось. Она одними губами произнесла слово, которого Чику не расслышала, полностью натянула дыхательную маску и просунула руку и ногу сквозь защитную мембрану. Материал сочился вокруг нее с липкой разумностью, когда она проталкивала сквозь него свое лицо и тело, а затем снова превратился в неразрывную мембрану со слышимым хлопком. Намбозе теперь была на другой стороне.
Она опустилась на колени и дотронулась до покрытой мхом зеленой поверхности у себя под ногами. Ее руки были в перчатках, но Чику знала, что тонкая полупрозрачная ткань обеспечивает такую же тактильную обратную связь, как и скафандры. Она бы чувствовала каждый нюанс текстуры и температуры.
Не говоря ни слова, Намбозе встала и сделала несколько шагов по направлению к одному из самых больших растений. Его широкие листья были толстыми, с боковой бороздкой и чем-то вроде кожистой ямочки, весь лист пускал слюни, как какой-то огромный непристойный язык. Намбозе погладила его сначала пальцами, а затем тыльной стороной ладони.
— Самым глупым поступком, — сказала она голосом, лишь слегка приглушенным маской и промежуточной защитной мембраной, — было бы снять перчатки. Но они не обнаружили ничего явно токсичного.
— Доктор Эйзиба, — сказал Чику. — Ты хотел бы пойти следующим?
Он все еще теребил свежую выпуклость вдоль линии челюсти, пытаясь найти способ натянуть маску поверх синяка, не натирая его слишком сильно, но кивнул и протиснулся вперед, более уверенно и быстро, чем Намбозе. Та уже перешла к следующему растению и перебирала пальцами веточку с цветами, похожими на акульи пасти, или аналогами цветов. Один из них внезапно щелкнул, и Намбозе едва успела отдернуть пальцы.
— Я и представить себе не могла тех насекомых, которых видела некоторое время назад, — прокомментировала она, подзывая врача к себе. — Ловушки для мух не эволюционируют, если нет мух, которыми можно питаться.
Следующим был Травертин. Экология этого мира, как догадалась Чику, завораживала его гораздо меньше, чем сам факт пребывания здесь. Геология придала Крусиблу форму, а биология озеленила его, но физика перенесла Травертина через двадцать восемь световых лет, чтобы он стоял на его поверхности. Он стоял в стороне от двух других, держа руки по швам, как будто наедине общался с какой-то силой, которую Чику не могла видеть.
Чику не хотелось нарушать этот момент.
— Тебе следует пройти, — сказала Арахна.
Поэтому она присоединилась к ним с другой стороны и, ожидая, пока к ним присоединится девочка, наклонилась, зачерпнула пригоршню оливковой мульчи и выжимала ее до тех пор, пока из нее не потекла влага. Она разжала ладонь и посмотрела, как с ее самоочищающейся перчатки стекает слой инопланетной почвы.
— Мы должны продолжать, — сказала Арахна. — Недалеко отсюда есть участок открытой местности, откуда нам будет лучше всего видно.
— Лучший вид на что именно? — спросил доктор Эйзиба, пот уже покрывал его кожу головы. Было так жарко и влажно, как и ожидала Чику, а они едва начали двигаться.
— Я взяла на себя смелость повторить твою передачу на голокорабли, Чику. Это плюс демонстрация моих способностей, похоже, наконец-то возымели некоторый эффект. "Малабар" и "Маджули" отключили свои замедляющие двигатели, и частота ударов резко снизилась. Я нахожу оба жеста обнадеживающими.
— Ты разрешишь им свободный проход? — спросила Намбозе.
— Если они больше не предпримут никаких насильственных действий.
— Мы можем придумать что-нибудь получше, — сказала Чику, пробираясь сквозь переплетение корней толщиной с питона. — Восстановить диалог, обсудить условия полного замедления, как только они пройдут через систему и выйдут с другой стороны. Я не брошу их в межзвездном пространстве. Или "Занзибар", если уж на то пошло. Мы найдем способ вернуть граждан в систему, даже если нам придется делать это по одному челноку за раз.
— На данный момент, — сказала Арахна, — есть более насущное соображение.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
Потребовался час упорного карабканья, чтобы добраться до участка открытой местности, обещанного им Арахной. Все они по крайней мере один раз споткнулись и упали, и доктор Эйзиба порвал ткань своих перчаток, пытаясь ухватиться за что-нибудь, чтобы остановить падение. К счастью, ничто не повредило поверхность его кожи, прежде чем самовосстанавливающийся материал незаметно зажил сам по себе. Настроение оставалось напряженным, и им почти нечего было сказать друг другу в пути, даже двум парам номинальных союзников. Чику подумала, что для Намбозе, должно быть, это была особенно острая пытка — проходить через этот мир чудес в быстром темпе. Несмотря на увещевания Арахны продолжать двигаться, она продолжала наклоняться, чтобы осмотреть все вокруг, как собака, которой нужно обнюхать каждую третью веточку.
Арахна сказала им, что поляна не была искусственной. Производители обнаружили ее, когда они впервые появились из своих пакетов с семенами, и ей было по меньшей мере несколько тысяч лет, а возможно, и больше. Она думала, что какая-то геологическая аномалия помешала деревьям укорениться. В других местах леса были сотни подобных объектов.
Отряд продирался сквозь подлесок высотой по колено, пока не оказался примерно в сотне метров от поляны. Здесь было немного больше света, так как они больше не находились под навесом, но общее освещение оставалось скудным. Их маски, рюкзаки и защитное снаряжение светились пламенными образцами хорошо различимых цветов, отмечая полумрак с приближением ночи.
