— Я не знаю, что с ней будет.
— Да, но ты всегда знала, что произойдет, если ей не разрешат прийти сюда. Эти дурные сны и судороги не прошли бы со временем. Они становились бы все хуже и хуже, и в конце концов мои лекарства не смогли бы их остановить. Она бы умерла, Кэйлис, но не раньше, чем перенесла бы много страданий. Ты сделала единственное, что может сделать мать, — позаботилась о своей дочери. Привести ее в Копье было единственным выбором, который у тебя был. И теперь у тебя нет другого выбора, кроме как закончить путешествие, во что бы то ни стало.
— А что, если город что-нибудь с ней сделает?
Он потянулся через стол, чтобы накрыть ее руку своей. — Это уже произошло. Но я имел в виду то, что сказал Талвару. Город остро нуждается в ней, вот почему он зовет ее поближе. Но по той же самой причине последнее, что он может сделать, — это навредить ей теперь, когда она прилетела.
— Ты хочешь, чтобы я почувствовала себя лучше, но в то же время не хочешь лгать. Но правда в том, что ты понятия не имеешь, что произойдет.
— Не имею, — вздохнул Кильон. — Но я всегда могу надеяться на лучшее. Думаю, это все, что любой из нас может сделать.
— Ты пойдешь с нами, если мы уйдем завтра?
— Насколько это в моих силах. До тех пор, пока город не запретит мне идти дальше. Даю тебе слово.
— Спасибо. — Она подняла голову, чтобы пристально посмотреть ему в глаза. — Ты хороший человек, доктор. Ты никогда не должен забывать об этом.
— Другие люди сделали бы столько же, сколько и я.
— Но там не было других людей. Там был только ты и твоя сумка с лекарствами. Ты спас нас, когда мог бы идти дальше. Потом ты заставил Рой спасти этот город.
— Пока нет, — предупредил он. — Нам еще многое предстоит сделать. Неважно, что случится завтра.
— Но работа началась, — сказала Кэйлис. — Это все, что сейчас имеет значение.
Кильон встал на рассвете, чувствуя себя лучше после того, как выспался, но все еще ощущая тяжесть усталости, которую отдых не облегчил. Зачатки его крыльев зудели, как будто внутри них происходила какая-то новая энергичная фаза роста. Умывшись и одевшись, он вышел на один из балконов бани и встал, положив руки на облупившуюся краску деревянных перил. Он выпросил сигарету у одного из людей Талвара и теперь с благодарностью курил ее.
В какой-то момент ночью прошел дождь, смыв худшие городские запахи, которые преследовали район прошлой ночью. Воздух был прохладным и бодрящим для его кожи, с легким привкусом древесного дыма. Это был яркий, ясный день, идеальный для полетов на воздушном шаре. Балкон выходил на Копье, и по какой-то счастливой случайности с него также открывался вид на флот. Рой скапливался на горизонте. Даже при улучшенной остроте зрения он не мог идентифицировать отдельные корабли или сказать, работают ли еще их двигатели. Лучшее, что он мог сделать, — это разглядеть плотное скопление кораблей, в центре которого, как он был уверен, находился "Пурпурный император". Он подумал о Рикассо где-то в этом скоплении дирижаблей и пожелал ему удачи. Им всем это понадобится.
— Ты спокоен, Резака? — спросила Мирока вместо приветствия.
— Спокоен, как при...?
— Тревоге. При пробуждении. Готовности и способности справиться с любым дерьмом, которое уготовил нам этот день.
— В таком случае, я спокоен.
— Жаль, что так получилось с "Железным выступом".
— Я не слышал.
— Ты поймешь. Пришел в негодность. Вывалил все свои внутренности. Теперь это нечестивая возможность для всех посмотреть, что они могут спасти, прежде чем Черепа наложат свои вонючие лапы на лекарства.
Эта новость поразила его, как удар в живот.
— Нам нужна каждая капля.
— В этом с тобой никто не станет спорить, Резака, и меньше всего я. На самом деле, я задаюсь вопросом, не лучше ли мне спуститься вниз и посмотреть, что я могу сделать, чтобы помочь. Но потом другая часть меня говорит: к черту все это, иди с Резакой.
— Полагаю, я должен быть польщен.
— Не стоит. Я просто не хочу видеть, как ты все испортишь. Не тогда, когда Нимча и Кэйлис зависят от тебя.
— Тогда давай посмотрим, что удалось для нас организовать нашему хозяину.
Они снова вошли в баню и пошли на звуки органной музыки, пока она не привела их в Талвару. Он стоял, наклонившись, над сломанным ящиком, его пуповина жизнеобеспечения натянулась позади него, когда он принял неестественный угол, перебирая солому и стеклянную посуду, выбирая случайно разбитую фляжку и выбрасывая ее в пустой ящик рядом с наполненным соломой.
— Когда все это закончится, — сказал Кильон, — я обещаю, что сделаю для тебя все, что смогу. Должен быть способ получше, чем этот. Даже если лучшее, что я могу сделать, — это выключить музыку.
Талвар извлек из соломы неповрежденную фляжку и поднял ее для осмотра, очарованный прозрачной, не имеющей ценности на вид жидкостью внутри. — Выключи музыку, и ты начнешь подрывать мою репутацию.
— Никто не должен был бы знать.
— Нет, тут ты прав. Они бы этого не сделали. — Он на мгновение замолчал, подавшись вперед на своих ногах, как будто давление пара катастрофически упало. Затем он выпрямился и сказал: — Полагаю, Мирока сообщила тебе плохие новости?
— Насчет "Железного выступа"?
— Не совсем то, что можно назвать посадкой по учебнику, это точно. Сломал себе спину, разорвал гондолу пополам и сбросил свой груз на крышу здания на карнизе внизу. — Он покачал головой, как будто перед его глазами все еще проносились яркие образы. — Попадание ракеты мальчиков-черепов. Они потеряли много людей. Когда стало очевидно, что они идут ко дну, им удалось запустить воздушный шар-корректировщик с некоторыми медикаментами на борту, но он упал в нескольких кварталах отсюда, и моим людям пока не удалось добраться до него. Кроме этого...
Кильон был готов скорбеть о команде, но только тогда, когда узнал, что случилось с ее грузом сыворотки-15.
— Помимо того, что находится в воздушном шаре, сколько мы спасли?
— Ты смотришь на первый ящик оттуда, — сказал Талвар. — Это была безумная попытка добраться до них раньше, чем это сделают мальчики-черепа. К счастью, на крыше того здания никого не было, иначе мы бы потеряли все...
— И что?
— Нам удалось спустить людей вниз по тросам, чтобы захватить крышу. В процессе мы тоже потеряли хороших людей: Черепа не сдаются без боя. Судя по этому ящику, боюсь, по крайней мере треть колб не дошла до места. Ты извини меня за личный интерес, но если эти лекарства были заражены или подверглись диверсии со стороны Черепов, я не хочу, чтобы они покидали эту комнату.
Настроение Кильона колебалось между сокрушительным разочарованием и благословенным облегчением от того, что им удалось хоть что-то спасти. После утраты "Киновари" лекарства стали еще более ценными.
— Эграфф знает, что случилось с его прежним кораблем?
— Я сообщил ему. Говорят, Куртэйна сегодня утром стала немного более отзывчивой. Я так понимаю, она восприняла это стоически.
— Она всегда знала, что будут потери. Она сама чуть было не оказалась среди них. — Талвар, как мог, закрыл разбитый ящик крышкой. — Полагаю, нам следует праздновать наши успехи, а не зацикливаться на неудачах. Лекарства, которые вы привезли, уже приносят пользу, вам будет приятно это слышать. Конечно, их не хватает, но я позаботился о том, чтобы они дошли до тех людей, которые больше всего в них нуждались.
— Я буду рад предложить всю возможную помощь, когда вернусь, — сказал Кильон.
— Это будет принято с благодарностью. И, думаю, у меня есть хорошие новости. Мои люди оцепили вход в туннельный комплекс в "Розовом павлине".
— Малкин все еще управляет заведением? — спросила Мирока.
— Боюсь, не слишком подходящее "заведение" для управления. Здесь нет ни электричества, ни водопровода, ни клиентов. Это как бы снимает напряжение с беззаботной атмосферы вечеринки. Вы хорошо знали Малкина?
Она уловила прошедшее время. — Он тоже мертв?
— Он выбрался, добрался аж до Второго округа, прежде чем попал в продовольственный бунт или спровоцировал его, насколько я знаю. Его затоптали насмерть. Первые несколько дней это было не очень приятно — просто иметь дело с телами было большой головной болью. Мы не могли оставить их валяться где попало, а выбросить их за борт означало просто переложить проблему на кого-то другого. Они сгорают гораздо дольше, чем вы можете себе представить.
— Ты бы удивился, узнав, что я могу себе представить, — сказала Мирока.
— Мне жаль насчет Малкина. Я не очень хорошо его знал — это была территория Фрэя, а не моя, — но, судя по всему, от него была польза. Все еще... давайте не будем зацикливаться на том, что невозможно исправить. Важно то, что у нас есть доступ к "Розовому павлину". — Он поправил себя, скорчив гримасу. — Или, по крайней мере, мы делаем это прямо сейчас. Ангелы отвечают новым натиском, так что неясно, как долго мы сможем удерживать этот район или обеспечить безопасный путь через Неоновые Выси. Если вам нужен доступ к туннелям, я бы посоветовал не медлить.
— Нет никаких причин, по которым мы должны мешкать, — сказал Кильон. — Нам ничего не нужно, кроме вашей помощи в том, чтобы добраться до входа.
— Ты уверен, что в прачечную самообслуживания нельзя попасть? — спросила Мирока. — Просто нам станет чертовски легче, когда мы окажемся внутри.
— Нет, боюсь, сейчас этот район совершенно недоступен.
— Тогда мы возьмем то, что нам дают, — сказала Мирока.
По крайней мере, Талвар казался довольным. — Это я могу устроить. После всего, что вы для нас сделали, это самое малое, что я могу предложить взамен. Ты действительно думаешь, что это сработает, доктор Кильон? Ты действительно думаешь, что она собирается все исправить?
— Если она не сможет, то никто другой не сможет.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Мирока оказалась в грузовике раньше Кильона, энергично двигая механизм винтовки взад-вперед, чтобы он действовал свободнее. Одна ее нога в ботинке стояла на ящике, другая — на днище грузовика, на лице застыло жесткое, решительное выражение. Лишь легкая скованность в ее позе выдавала тот факт, что она недавно была ранена. "Давай покончим с этим", — казалось, говорило выражение ее лица. Независимо от того, что может принести этот день.
Свободной рукой она помогла ему забраться на заднее сиденье грузовика. Его медицинская сумка была перекинута через плечо: он позаимствовал ремень в бане "Красный дракон" и продел его петлей через ручку сумки, чтобы обе руки оставались свободными. Четверо ополченцев уже находились на борту грузовика, в дополнение к тем, кто находился по периметру бани. — Выбирай, — сказала Мирока, указывая на ассортимент блестящего, смазанного оружия, разложенного на крышке ящика. — Все они заряжены и готовы к бою. — Кильон подобрал самый маленький пистолет, который попался ему на глаза, и опустил его в карман пальто, полагая, что при всей огневой мощи, окружавшей его, ему вряд ли придется им воспользоваться. Утренний воздух был холодным, и между зданиями пролегали черные тени. Он все еще носил защитные очки, надеясь, что если кто-нибудь поинтересуется ими, то примет их скорее за показуху, чем за необходимый элемент маскировки.
— Прекрасный день для спасения города, — сказал Кильон. — Я просто хотел бы, чтобы Фрэй был здесь и помог нам.
— Да, — сказала Мирока. — Без Фрэя это действительно не то. — Затем она снова щелкнула механизмом винтовки, хмыкнула с чем-то похожим на удовлетворение и перекинула ее через плечо. — А вот и они.
Появились Кэйлис и Нимча, моргая в полумраке, ведомые двумя людьми Талвара. Они обе были одеты в толстые пальто и пилотки летчиков. Им помогли подняться на борт без всяких церемоний. Кильон хотел сказать что-нибудь ободряющее матери и дочери, но, когда он искал нужные слова, все, что ему пришло в голову, были простые банальности. Сейчас никто из них в этом не нуждался. Они все, включая Нимчу, знали, во что ввязываются.
Были поданы сигналы, и грузовик с шипением тронулся с места. Он быстро набрал скорость, кордон ополченцев пропустил его на улицы за баней. Они встретили только одну машину, ехавшую в другую сторону, и это тоже была машина Талвара. Две команды замедлили ход и обменялись короткими фразами. Кильон увидел два помятых, потрепанных ящика на задней платформе и предположил, что они были спасены из рассыпавшегося груза "Железного выступа".
При дневном свете, даже при слабом свете раннего утра, город был еще более разрушен, чем Кильон предполагал накануне вечером. Ночь скрыла многое, и не все из этого было желанным. Всего в нескольких кварталах от бани они миновали длинную вереницу тел, повешенных на самодельных виселицах. Чуть дальше на верхушке перил была насажена голова. Кэйлис попыталась закрыть вид своей дочери, но Нимча была слишком быстра. Она бесстрастно смотрела на эту сцену.
— Все хуже, чем мы думали, — сказал Кильон.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала Мирока. — Неужели это поганое место действительно стоит спасать? Но ответ — да. Всегда и навеки. Потому что куда еще мы можем пойти?
Грузовик подпрыгивал на трещинах и ухабах дороги. В какой-то момент колеса проехали по вздувшемуся брезенту, раздавив все мертвое, разлагающееся, что лежало под ним; на другом перекрестке грузовику пришлось протаранить перевернувшийся паровой экипаж, сдвинув то, что было либо невинным препятствием, либо попыткой устроить засаду. Ополченцы произвели несколько выстрелов по затененным дверным проемам зданий, но Кильон так и не увидел, чтобы кто-то двигался внутри. На самом деле единственными признаками жизни были крысы и кошки, которые пытались спастись от катящихся колес.
Грузовику предстоял долгий, трудный подъем даже после того, как он пересек старую границу Неоновых Высей. Теперь внутренние районы представляли собой просто полосу необычно выраженного запустения между столь же убогими окраинами. Грузовик двигался по закоулкам, пока не проехал железнодорожную станцию, откуда Кильон и Мирока были вынуждены спасаться на такси. Теперь станция представляла собой сгоревшие руины, опоры ее крыши торчали в небо, как ребра жесткости. Несколько игровых кабин, все еще стоявших снаружи, представляли собой либо почерневшие обломки, либо были опрокинуты набок, либо и то, и другое вместе. Повсюду валялся мусор. Кильон заметил сгорбленную фигуру в темном капюшоне, копавшуюся в обломках, но других признаков обитания не было. Рекламные щиты вокруг фасада были порваны или изуродованы там, где до них было легко дотянуться, но их цвета и слоганы все еще были яркими, рекламируя товары и услуги сомнительной актуальности, такие как улучшенный бренд крема для бритья, крема для обуви и страхование игровых автоматов. Но Мирока была права, подумал Кильон. У них не было выбора, какой город спасать, так что они могли бы с таким же успехом использовать лучшее из того, что у них было.
У грузовика не было иного пути, кроме как проделать большую часть подъема в обход, взбираясь по поднимающемуся уступу. Более крутые соединительные пандусы были либо заблокированы, либо обрушены, либо еще не захвачены для безопасного прохода, и ни один из подъемников фуникулера не работал. Большую часть своего пути грузовик находился под приподнятыми опорами надземной железнодорожной линии. К тому времени, когда они добрались до Третьего округа, вокруг собралось больше людей, хотя большинство из них, казалось, не желали слишком далеко отходить от зданий. Пара выстрелов ударила из сооружения надземки, Мирока и ополченцы открыли ответный огонь, но явно не рассчитывали ни в кого попасть. Однажды они проехали в стоках водопада, низвергающегося каскадом с соседнего уступа. Кильон заметил унылую кучку мужчин, женщин и детей, пытавшихся собрать все, что могли, с помощью кастрюль, сковородок и любых других приспособлений, которые были под рукой. Не имело значения, что вода поступала откуда-то еще в городе, из места, вероятно, столь же грязного и зараженного болезнями, как Неоновые Выси. На их месте, предположил Кильон, он был бы вынужден воспользоваться теми же шансами. Именно тогда он понял, что доставить лекарства этим людям — это даже не полдела. Это должна была быть десятая или сотая часть всего этого. Но это была единственная часть, которая должна была быть установлена до того, как могла начаться любая другая реконструкция.
