— При условии, что его не вычислят и не разберут на опыты, не выкачают кровь на эликсиры, не отрежут что-нибудь… Болтающееся… На порошки от бесплодия.
— Получается, бессмертный обязан встроиться во власть. Стать правителем. — Хоро начертила пальцем знак вопроса на толстом шерстяном покрывале.
— Мы обсуждали, что душу его власть пережует намного раньше, — сказала Мия. — Опять же, это раскрытие тайны. А один человек противостоять всей планете не может.
— Организация… Туда можно завлекать людей обещанием этого самого бессмертия. — Крысолов почесал нос. — Вот как я вытаскиваю детей из мест и времен, где живут по тридцати лет. С их точки зрения я либо дух, либо эльф, но в любом случае нелюдь. Люди по восемьдесят лет не живут.
— Вывод: если на планете найдутся жидомасоны или там еще какие рептилоиды с планеты Нибиру, в основе этого всего может оказаться бессмертный?
— Искать не по человеку, искать по организации, как по следу бессмертного? — Хоро вздохнула. — Так этих орденов я помню столько! И хоть бы один продержался дольше двухсот лет.
— И ордена и мифология с бессмертными на Земле точно есть. — Вступила Мия. — Историю изучаю постоянно, там такое, что никакой выдумки не надо. Хотя фантазии пишут — закачаешься. Взяла на ночь “Криптилию” почитать, или там “Дело Огня” — до сих пор вздрагиваю. Но управляют ли Землей тайно вампиры или, например, атланты — не докажешь.
— Докажешь, — возразил Капитан. — Если предположить, что бессмертный будет прогрессировать планету. Как тот мифический Волшебник на Ремнанте.
— Надо проверить Ремнант, — сказала Хоро. — В прошлые наши визиты я там улавливала… Нечто этакое. На краю восприятия. Только во все последующие визиты оно куда-то делось.
Капитан сделал морду кирпичом. Это ведь с его подачи на Ремнант протащили трехсоткилотонный заряд, пятнадцать Хиросим. И во что-то здоровенное успешно воткнули. Обидно будет, если окажется, что бессмертные на Ремнанте водились, а вот этим самым их извели.
Капитан поспешно сменил тему:
— Организация вокруг бессмертного нужна ему самому для обучения и воспитания потомков. Ну и для накопления всяких защитных практик. Боевые искусства всякие. Не те, что на публику и для кино, а настоящие. Человековедение первым делом.
Крысолов допил чай, протянул чашу. Капитан открыл высокий разливной чайник, отмерил по второй самому себе, Крысолову и Эйлуду. Женщины пока что не допили первую порцию.
Крысолов протянул раздумчиво, глядя на разводы масла в чаше:
— До генетики бессмертному додуматься намного проще, чем краткоживущему. А до евгеники и додумываться нечего, берешь любую аристократическую семью, и просто записываешь последствия.
Мия пожала плечами:
— “Оружейники империи Ишер”, там как раз один человек старался. Пытался секрет найти, но без генного конструирования, методом тыка. Просто миллионы крыс проверял. Еще у Желязны, “Этот бессмертный”, но там вообще все мрачно.
Мия допила чай, но за второй порцией не потянулась. Проворчала:
— Довольно своеобразно тогда представляли себе науку.
Хоро усмехнулась:
— Ну, конечно, мы-то умные потомки. Больше знаем, глубже бурим. Как ты себе представляешь… С учетом известного?
Мия улыбнулась ответно:
— Для начала мелочи. Вычистить генетические болезни. Предел деления клеток подтянуть, сколько возможно. Не надо никакого облучения клеток, никакой микрохирургии или там “CAS дробь девять”. Срок жизни можно довести до ста пятидесяти лет. Крысолов, мотай на ус.
— А они до ста пятидесяти будут жить здоровыми? Или как сейчас, относительно крепкие до сорока, а потом гриб-сморчок? — Крысолов радоваться не торопился.
— Даже не толстые, — Мия смотрела на резные балки Горелого Павильона. — Блокируется разрастание жировой ткани.
— Пока толстый сохнет, худой сдохнет, — Эйлуд смотрел за окно, на темно-серое небо, на грязноватые изнанки облаков. — Оно же не само по себе в геноме закрепилось, а смысл точно имелся.
— А ты какой признак хотел бы, чтобы навсегда?
Мотоциклист подумал.
— Для начала ускорить прохождение сигналов по нервам… Что еще… Процент розовых мышц поднять. Обидно: тренируюсь-тренируюсь, потом буквально на неделю в командировку отъехал, там тренироваться негде… Вернулся, и снова мотоцикл поднять не могу.
— Абсолютную память, — вмешался Капитан. — И чтобы иммунитет в небеса. Я как вспоминаю свой лейшманиоз, так, бывает, ночью с криком подхватываюсь.
— Учту, — серьезно произнесла Мия. — Только не факт, что получится все признаки совместить. Современная наука худо-бедно выделяет разные гены или там гаплогруппы, но о взаимном влиянии одного на другое пока что больше фантастики, чем данных. Это все уже следующие уровни.
— Вот наш геном почитать бы, — вздохнула Хоро. — Нас вряд ли можно вывести простым скрещиванием.
Лоуренс хмыкнул, посмотрел на дочку.
— Как сказать… Кое-что и у нас получается.
Мия скромно потупилась.
Все засмеялись, и смех разрушил сонливость поздней осени.
Капитан собрал чайный набор, отдал на мойку. Затем Капитан с Эйлудом и Крысоловом, взяв шесты, пошли на тренировочную площадку. Хоро с дочкой отправились в кабинет, устроившись там на самое теплое место, и взяли для разгона бухгалтерию попроще: с филиалов “Земля-Туман” и “Техас-ипподром”, где отделения компании состояли максимум из десятка сотрудников и занимались каждый одной группой товаров. Хоро планировала закончить проверку финансов до середины зимы, и потому старалась каждый день просматривать хотя бы один филиал.
Муж ее проводил госпожу Сюрэй до покоев, а затем вместе с братом Сюрэй, переодевшись в лучшие одежды, направился на кухню Императорского Дворца, снарядившись образцами пряностей и книгой рецептов. Еще он хотел проверить несколько лавок в городе.
Госпожа Сюрэй осталась одна в своем уютном и красивом павильоне. Голова Сюрэй кружилась от услышанного, но трижды сильнее — от воображаемого. Сюрэй хорошо понимала в породах домашних животных. Из всего, сказанного за чаем, следовало: человек, выведенный искусственно — даже с неизбежными слабостями и ошибками! — превзойдет обычного “дикого” человека, точно как боевой пес или конь-тяжеловоз превосходит “обычную собаку” либо там “обычного коня”.
Да, пускай жить не в десять раз дольше — но все-таки жить!
Госпожа Сюрэй похоронила достаточно родственников, старых и молодых, чтобы понимать, сколь ценен даже лишний год, месяц, даже лишний день.
Свадьба лис, вспомнила Сюрэй. Человек, увидевший свадьбу лис, не будет счастлив никогда более. Протянуть руку, коснуться чудесного мира — где горе от смерти и самая смерть уменьшены кратно, двукратно, многократно! — и, не оставшись в сказке, осыпаться в мир обычный. И умереть просто потому, что проезжавший мимо “большой человек” полоснет плеткой — вовсе не по злобе, всего лишь чтобы убрать с дороги.
С другой стороны, задумалась женщина, они с братом видели вовсе не свадьбу. И вовсе не лис. Хоро богиня, ее дочь — волчица-оборотень. Имеет ли это значение?
Имеет, решила Сюрэй. В легендах все имеет значение. Легенды не берутся из ничего.
А значит, есть пока и надежда.
Надежда на сверхурочные не оправдалась: автобаза не работала, хотя вышла вся смена. Машины заметало снежком, слесаря курили под водостоком; окурки покрыли воду в бочке третьим слоем.
По автобазе гуляли какие-то важняки-пиджаки, совали нос аж в смотровые ямы, морща розовенькие личики, когда неизбежно вытирали чистенькими рукавчиками полку или там покрышку.
Оказалось, что на автобазе будет эксперимент. С Нового Года. Оплата не за тонно-километры, как всегда — оплата от заказчиков перевозки. Останутся довольны, закрывают рейс. Остаются недовольны — сколь ни наезди, все без толку. Ну и еще там коэффициенты всякие, зональность вводится, на ЭВМ оптимальные маршруты рассчитываются…
Водители поделились на партии, точно как завещал Никитка: “Пусть расцветают сто цветов, один черт на восьмое марта рвать придется”. Или то Мао завещал? Парторг, наверное, разберется, но трогать его в такой момент себе дороже.
Собрались у чахлого скверика, переходящего в лесопарк. Сели в беседке, на скамеечках вокруг — благо, их тут не ломали. Всякая шпана давно знала: перед автобазой не моги, найдут и вправят… Что найдут, это и вправят, кому мозги, кому ноги, кому еще что. Автобаза предприятие старое, с традициями. Люди основательные, технические образованные. С фантазией.
Не совались, в общем, хулиганы в тупичок перед проходной, лавки не портили.
Так что всей смене хватило места. Курящие закурили, остальные культурно газетку постелили, рыбку начали обстукивать. За пивом не посылали, потому что все имели с собой. С чего начинать, никто не знал, поэтому сколько-то времени молча смотрели на бегающих детишек.
И каждый про себя отметил: а богатеют ведь люди. Ярославская окраина, не Москва совсем, но все детишки с хорошими копиями настоящих автоматов из “Детского мира”, которые шариками с краской плюются. Не как раньше, с палками-ковырялками. Главное: одежка отдельная, для игры. Мешковатые комбинезоны непонятного цвета, не жалко в ноябрьской грязи по-пластунски вышивать, легче с них краску отстирывать… Эх, детство золотое, мать его. Нравилось же когда-то в людей целиться!
Вот командир пацанов, у него бинокль на шее висит, на боку планшетка. Надулся от важности, что твой воробей на краю мусорного бака. Указания раздает, руками водит — аккурат парторг на собрании.
— Так, ты у нас пулеметчик — прячься за лавкой. Ты снайпер, иди в можжевельник. Вы пятеро будете в засаде. Мы пойдем напрямую, а как назад подадимся, а они за нами — то вы все сразу начинайте!
К детям подбежала санитарная сумка, под сумкой вблизи проявилась небольшая девочка с шапкой на русых волосах, тоже в мешковатом:
— А я буду всех лечить!
Командир посмотрел-посмотрел: автобазовские видели, что соглашаться ему неохота, но и отказывать, видимо, не может. Наконец, махнул рукой с почти взрослой усталостью:
— Ну давай, лечи. Только лечи нормально, а не как в прошлый раз, когда половина операций прошла неудачно и больной благополучно скончался. У нас тут игра, а не твой дурацкий реализм!
Первыми засмеялись шофера, слесарюги подхватили не сразу — но уж когда их разобрало, то и азартные крики детишек полностью потерялись.
Отсмеялись, и самый авторитетный водила по грузовой колонне сказал:
— Мы с корешами будем увольняться. Автобаз много. Эксперимент, он сегодня есть, а завтра не захочешь есть. Поэтому лучше без нас. Мы по старым правилам ездить умеем, а к новым пусть вон, комсомольцы приучаются. Они недавно из путяги, еще учиться не отвыкли.
Комсомольцы шумно втягивали воздух, покамест не возмущаясь в голосину. Старшие дядьки они, может, и куркульской натуры — но водить умеют. А мастерство, что ни говори, уважает всякий, кто сам пробовал делать, и на себе знает, каково оно.
Бугор слесарей аккуратно положил окурок в урну. Расправил плечи.
— Мы с вами. Там по плану эксперимента чего-то электронно-компьютерное, а про такое уже давно мужики говорят. Поставят всякие жужжалки-мигалки на вход-выход, на пять минут не опоздай, со смены раньше не уйди, карманы выверни. Вот “Бриллиантовая рука” хорошее кино, мудрое. Какое там самое страшное проклятие рабочего человека? Чтоб ты жил на одну зарплату!
Слесаря помоложе принялись чесать затылки. План-то верстается не на сто человек, а на производственную единицу — на автобазу. Что в ней половинный личный состав, планировщиков не интересует, не будут они вникать в подобные мелочи. Половинным составом полного плана не выполнить. Это значит что? Прощай, премия, вот что. Точно будешь жить на одну зарплату!
Молчаливую переглядку не выдержали, понятно, комсомольцы. Главный их заводила и авторитет, недавно из армии, мечта всех нормировщиц-табельщиц, сдвинул кепку-восьмиклинку на бритый затылок.
— Отцы, вы не горячитесь. Мне тут говорили девочки в управлении: запись в трудовой книжке не вырубишь топором, да и пенсия потом… Коэффициент может выйти нехороший. Там же за срок непрерывной работы надбавка немалая.
— Ты молодой, не понимаешь пока. Мы до той пенсии можем и не дожить. А деньги нам сейчас нужны. Это у вас, молодых-шустрых, все расходы два гондона с конфетами. У нас внуки.
— Ага, — сплюнул молодой токарь на самой дальней лавке. — Так вот Малыш-Плохиш своих и продал. За бочку варенья, да корзину печенья.
Старший слесарь не смутился:
— Жрать небось хотелось, после продразверстки-то!
Его поддержали с разных лавок:
— Докторам знаешь, сколь нать? А санитарке конфет не положи, так и будешь ночь орать, хрена утку вынесут.
— Заработать хотим сейчас. Пока кооперативы разрешены. Пока участки нарезают хорошие, пока на них дома можно настоящие строить, а не как раньше: цоколь по колено коту, земли две сотки. Хочешь сей, а хочешь — куй. Вырастет один лишь…
— Кино смотрел, комсомолец?
Какое “кино”, в Ярославе никому не требовалось пояснять. Проклятый сто раз “Черный тюльпан”. Оно и спрашивать не требовалось, потому что, конечно — смотрел. Его все смотрели. Сейчас ведь никто морды бить не собирался, потому что все идейные разногласия после того кино вылезли пучками, и морды тогда же понабивали.
— Вот… Кино смотрели, конечно. Думаешь, при Никите то и это разрешили, оно навечно так останется? Завтра политика перевернется, и линия партии изогнется опять. Надо сейчас успеть заработать, второго такого времени в Союзе не будет.
Комсомолец мотал головой, только что руки в боксерскую “глухую защиту” не поднял, но попятился, словно на ринге. Потом все же вдохнул-выдохнул и нашел силы сказать:
— Мне, кроме плохого, про новые методы говорили и хорошее. Вроде как, выработка повышается неимоверно. Даже на одну зарплату можно иметь столько, сколько раньше с халтурами и… Всем остальным…
Старшие переглянулись. Не может комсомольский вожак признать, что запчасти выносят. Против идейной линии. Но и не замечать у него не получится. Ибо, как говорит врач в осмотровой, не дозволяя похмельному сесть на машину — “сие есть медицинский факт”. А еще есть на слесарке человек из Варшавы, бежал от немцев, да так и прижился; вот он говорит: “Польша сильна раздорами, Россия — дырявыми заборами.”
Комсомолец снова поправил кепку — мода на них пошла от Высоцкого, разумеется. Хорошо смотрелся в кино Владимир Семенович, одним появлением в кадре моду Союза вертел, как хотел.
— Так вот, по-новому будем иметь столько же. Но полностью законно. Никакой Белый Песец не подойди!
Все посмотрели на старшего шофера, живую легенду, рулившего еще на “АМО” по тому самому Чуйскому тракту, как в песне поется. На тяжелые рейсы его давно уже не пускали, держали “водителем-инструктором” ради единственной работы. По праздникам нацеплял дед все медали-ордена, садился на восстановленный “АМО” с флагами-плакатами и прочей наглядностью и торжественно проезжал пятнадцать минут по главной улице, и все автобазовские “КрАЗы”, “ЗИСы”, немецкие “Магирусы”, редкие финские “Сису”, которых на огромный Союз купили всего тысячу и раздали передовикам от Мурманска до Кушки — все нюхали выхлоп заслуженной старой машины.
