Рука моя сама нащупала тяжелый старинный шкаф под самый потолок, стоявший сбоку и звеневший при каждом шаге по комнате. Я просто помогла ему упасть, ибо должна же я как-то зафиксировать человека?
— Саша, держись!!! — бешенно заорал майор от дверей. Но было поздно. Шкаф, килограмм под пятьсот, с размаху лег поперек на сложенный ковер. Внутри которого что-то шевелилось...
Когда его выносили, всего перебинтованного, неподвижного и в гипсе, четыре курсанта, он мрачно поглядел на меня и сказал:
— Мой вступительный экзамен вы сдали, — он посмотрел мстительно и добавил почему-то с каким-то злорадством: — И я так рад, что лично буду учить вас все десять лет! Мне как раз не хватало курсанта, что выживал бы, когда я приемы буду показывать в полную силу!
Глобус лениво завертелся и дрогнул под моей рукой.
Дверь хлопнула.
Военрук сидел на стуле, потупив глаза.
Я сидела на стуле, и мне было плохо. Голова кружилась.
— Ага, попало вам все-таки от наших ребят! — удовлетворенно все же сказал военрук, заметив мое состояние. И опять замолчал.
Вошел какой-то строгий и резкий властный мужчина с замашками белобрысого.
— Я посмотрел ваши записи собеседования, я думаю, что собеседование вы прошли... — с ходу сказал он. И махнул рукой капитану, чтоб тот освободил место. — С географией у вас слабовато, но мы тут это исправим. Надо знать ее, надо, любой наш сотрудник обязан знать ее днем и ночью. Вот, к примеру, где Гвинея?! — с улыбкой резко обратился он, поворачиваясь, к майору у дверей.
Тот вдруг замялся.
— Ну... — протянул он, явно тяня время. — Ну, с горок вниз, с другой стороны, — явно находчиво стал цитировать он Любину подсказку, изо всех тяня и сам явно не помня, где эта Гватемала, — третья улица слева...
— А вы, военрук? — начиная багроветь, оборвал его начальник, обращаясь к военруку.
— Ну, Гватемала находится от центра гор вниз, — начал тот, показывая на глобусе на Европу на Альпы, ибо глобус в драке, куда показывала Люба, уже трижды сменил положение.
— Это черт знает что такое! — подскочил покрасневший от злости начальник. И рявкнул: — Все вы тут разленились, я специально возьму и ее саму поставлю вас всех проверять. Все, кошмар, курсантов победить не можете, будете учиться вместе с ней и учить с первоклашками географию! Я лично проверю каждого!!! Как дам от центра горок и вниз по другому континенту сзади!!!!
Сердито-смущенная Люба утащила меня, чтоб я не слушала его наставления в области географии... Ибо они, прямо дело, были какие-то странные. Я так и не смогла понять, зачем это с горками такое творить и с глобусом обещать такое сделать, такое сделать!
Глава 63.
Утро началось со скандала.
— Где мой телефон? — бегала кругами Люба. Она бегала по моей комнате.
Я молча показала ей на стол, где посреди комнаты на самом виду стоял классический старинный аппарат. Такой стоял в Смольном. Мне очень нравилось.
— Ты что, меня дурой считаешь!? — рассердилась Люба. — Я что, не в состоянии увидеть всю жизнь стоявший на столике телефон? Я еще не настолько сошла с ума! Я спрашиваю про мобильный!
Я пожала плечами.
— Он исчез в моей комнате?
— Нет, он исчез вчера в больнице скорей всего... — проговорила Люба, чуть не плача. — Проклятье! Я только закончила заносить заново весь свой справочник на тысячу телефонов, как он опять пропал!
— Ну и что? — невозмутимо спросила я. — Почему нельзя носить записную книжку?
— Потому что ее вытянули курсанты уже шестидесятый раз! — возмущенно буркнула Люба. — Почему-то у каждого начинающего болвана курсанта это вызывает восторг, он думает, что он оригинален! Они ее сканируют! Чтоб иметь возможность меня охранять! А телефон они не могут вскрыть, по крайней мере, его надо отвязать от меня, я не дура носить его просто так... Ах черт, где он?!
— Вероятно, они могут его вскрыть... — меланхолично сказала Принцесса, появившись в двери.
Люба чуть не плакала.
— Тебе жалко телефон? — спросила Принцесса.
— Мне жалко придурка, которого я должна встретить в аэропорту, — отрезала Люба. — Я должна сейчас спешить на срочную операцию, сейчас колеса визжать будут, и встретить его не смогу. А поймать кого-то из ненужных подчиненных могу только по их мобильнику, ибо они все в дороге. Да и не помню я их дурацких телефонов... А сэр Макбрайд не знает русского, не знает России... Он из тех людей, что способен доехать от Шереметьева до дома голым и без головы. Гениальный хирург!
— Он совсем маленький? — заинтересовано спросила Оля.
— Нет, он просто согласился приехать, когда я сказала, что сама его встречу, а тут самолет задерживают, неизвестно, когда он прилетит, просто кошмар. Вот плакатик с его фотографией и именем, и я просто не знаю, что делать... — хлопотала и хваталась за голову она.
— Какая разница... — зевнула я. — Подкинешь меня на машине до аэропорта, дашь денег, я завезу его домой...
— Но ты еще нездорова!
— Как драться, так я была здорова! — рассердилась я, потерев глаза кулаками. — Если будет плохо — сяду, пересижу...
— Ну тогда брысь в ванну... Через пять минут чтоб была готова.
Когда через пять минут я стояла вымытая, вычищенная, одетая в бронекостюм, платье и готовая, Люба странно поглядела на меня. Но ничего не сказала.
— Поехали... Принцесса, где ты? Я беру ее в больницу, надо показать ее ладонь настоящему специалисту... — сказала она мне.
— Выкиньте меня там, где стоянка маршруток и автобусов на аэродром, — сказала я.
Люба немного помаялась совестью, решая, закинуть ли меня на аэродром на машине, а потом все же тормознула по дороге в больницу у маршруток...
Как назло, в этом месте никаких маршруток не оказалось. То ли улицу перегородили и они пошли по другому пути, они верткие, то ли черт знает что случилось. Я стала нервничать. Самолет скоро прилетает, а меня все нет. И Люба тоже, молодец — маршрутки ходят каждые пять минут! Ходят, но не тут, а куда идти, непонятно. Она даже не сказала мне, как этот аэродром называется, чтоб я могла добраться самостоятельно! Получалась своеобразная загадка — пойди туда, не знаю куда, встреть того, не знаю кого!
Я еще потопталась, и вдруг увидела пингвинчика. Это место мне было знакомо. Стоянка. Здесь стояла моя красная "Феррари", которая уже давно не моя. В мозгу родилась мысль, что в "Феррари" засунули два распакованных мопеда, на которых я каталась на сцене. Когда меня награждали. И мысль моя была вот о чем — взял мой сосед мопеды, или уехал так? Постояв, замерзнув, рассердившись, я все же решила осторожно спросить у охранника стоянки об этом.
Я еще думала, как спросить его об этом, чтоб меня не сочли совсем дурой, как он сам с радостью заговорил со мной.
— О, госпожа, вы пришли забрать второй мопед? — радостно спросил он. — Вам его вывести? Прошлый раз на вас была военная форма...
Поскольку я все молча кивала, не отрицая, он вывел мне последний китайский минимотороллер.
— Я вам заправил его... Вы можете оставлять его тут, стоянка все равно оплачена... — заглядывая мне в глаза, сказал он. Он явно хотел продолжить знакомство. Не понятно правда, кто ему больше нравится. Мотороллер был даже со своим фирменным шлемом.
— Вон Сашка, идиот, — я со смехом показала на какого-то парня по противоположной стороне улицы. — Мы с ним поспорили только что на стоянке. Он говорит, что микроавтобусы отсюда идут... — я назвала самый дальний аэродром, а я говорю, что на...
— Вы оба ошиблись... — сказал охранник. — Автобусы отсюда больше не ходят, там ремонт. А ходили они к... — он назвал международный аэропорт. Я почесала затылок и мило извинилась, расплатилась и смущенно уехала.
По дороге я заглянула на почтамп и забрала заказное письмо брата на почтовый ящик. Я всегда так делала, чтоб тетка не перехватывала.
Я не стала ставить мотороллер на стоянку перед аэродромом, где были машины, а въехала с другой стороны аэродрома через служебный въезд на сам аэродром на скорости как раз между двумя грузовиками, один из которых въезжал, а другой выезжал, так что охрана меня просто не заметила. И поставила мой мопед внутри ограды...
В шлеме было ехать куда более удобно, чем прошлый раз на мотоцикле, да и никто не видел моего лица. Я поблагодарила китайцев и посетовала, что раньше до этого не додумалась.
Аэродром был не таким, каким я его помнила. До прилета самолета было еще далеко, и я решилась пройтись, посмотреть на самолеты. Я любила эту летную суету. Может быть, глупо, но мне нравилось смотреть, как самолеты отрываются от полосы, как их заправляют, как идут на посадку, как степенно суетятся пассажиры в накопителе... Вон там я стреляла по полосе... Сейчас не было даже следов... Может, это действительно был сон? И я сумасшедшая?
Садился какой-то самолет, и я медленно пошла к зданию, вынув картонку с фамилией и фотографией. Я вздохнула, — стою здесь как ребенок, тогда как должна сделать важную работу — найти мистера, написанного и нарисованного на картонке на палочке, что дала мне Люба, и привезти его в больницу.
Я вошла в аэропорт с черного хода. Странно, но меня никто не задержал. Тут вообще никого не было. Радио где-то над головой объявило:
— Если немедленно не будут привезены нам четыре миллиарда в мелких купюрах, мы его пристрелим. Мы его захватили, и, если хотите, чтоб он остался живым, он должен отдать часть своего состояния... Вот он, мультимиллиардер, смотрите... Мы его расстреляем с остальными пассажирами.
Я догадалась, что это где-то показывают фильм для улетающих. Чтоб им не было скучно. Гордо вынув плакатик, я пошла вокруг. Странные они, однако, были. Люба объяснила мне, чтоб я не боялась ходить с плакатиком или стоять в толпе встречающих — все так делают.
Странно, тут все бегали какие-то встречающие кавказкой национальности с бородами и автоматами. Натыкаясь на меня с плакатиком, они на мгновение замирали, пожимали плечами, и потом бежали дальше.
Я ходила между группами людей и, широко улыбаясь, всем показывала плакатик. Никто не отзывался. На меня странно смотрели. Когда я спросила стюардессу, дрожащую в углу и почему-то играющую в прятки с дюжим кавказцем с автоматом — очевидно охранником, — она в ужасе бросилась прочь. Но кое-кто, с жалостью глядя на меня, сказал, что они приплыли.
Сердясь, я уже думала, что же я выскажу Любе за то, что она заставила меня ходить с плакатиком, ибо окружающие очень явно вертели пальцами у виска, когда я это делала, даже кавказские охранники возле них. Но я стойко и терпеливо продолжала свою работу, раз уже согласилась и пообещала. Но Люба у меня получит — они все смотрят на меня, как на дуру! Я ходила по залу и внимательно рассматривала всех, показывая плакатик с надписью — мистер доктор Макбрайд. Обо мне почему-то говорили, что я его пациентка. Но я его не видела. Может, он зарос и одичал в аэропорту, и я его просто пропустила? Он же не бум-бум по-русски!
На большом экране под потолком показывали кино про заложников — группа кавказцев показывала группу заложников, которых снимал для подтверждения оператор канала Аль-Джазиры. Они говорили, что с ними сделают, если им не принесут миллион и не освободят Чечню. Чей-то голос твердил, что чеченцы захватили известного мультимиллиардера, прибывшего в Россию по личным делам. Я равнодушно скользнула взглядом по экрану и пошла дальше. Мне мама не разрешала смотреть кино со стрельбой, и я всегда слушала ее.
В углу тщательно охраняемого зала, отдельно от других, сидели человек пять кавказцев с пистолетами и автоматами, а за ними сидел мужчина и еще кто-то на стульчике. Кажется, кавказцы это была его охрана, ибо они стояли и курили со всех сторон, а он себе спокойно сидел. Я на всякий случай подошла и туда с плакатиком. Мужчина был довольно немолодой, лет пятьдесят, но крепкий, мощный внутри, совсем непохожий на старика. Скорей сила духа и властность...
Кавказцы пожали плечами и пропустили меня. К тому же я прошла к ним сквозь металлоискатель, где тоже сидел сейчас почему-то кавказский джентльмен. Наверное, после мятежа охрану набрали из кавказцев — подумала я, спокойно пройдя внутрь. Я на всякий случай склонилась поближе к сидящему, ибо он странно смотрел на меня. Где-то я его уже видела, и поэтому внимательно поглядела на него, нагнувшись.
Он посмотрел на карточку и вдруг улыбнулся.
— Это я! — вдруг сказал он с изрядным английским акцентом, вызывающе ткнув в плакатик. —Я доктор Макбрайд! — по слогам прочитал он с плакатика, ткнув себя в грудь.
Я с сомнением посмотрела на приклеенную фотографию почти мальчика.
— Это йа в молодости! — широко улыбаясь, сидя, ткнул он опять пальцем в фотографию. — Доктор Макбрайд...
— Ну, хорошо... — с недоумением сказала я. — Люба сказала доставить вас в целости и сохранности, пойдемте! — я взяла его под руку.
Кавказцы странно залопотали, когда я потянула его за собой. Я не успела оглянуться, как крайний из них ударил меня кулаком в лицо. Адская боль в раненной голове взорвалась в затылке взрывом, а они уже вытягивали оружие и целились в меня, упавшую на землю. Я вдруг поняла, что фатально ошибалась в оценке ситуации, и что Люба не зря попросила меня встретить его — просто она, наверное, боялась сказать прямо. Точно сорвалась какая-то пружина, когда они, смеясь, выстрелили в меня, попав в то место, где я только что лежала. Они хотели стрелять еще, но было уже поздно — когда я перекатилась всего один раз, в руке у меня уже был невидимо вскинутый пластик с глушителем. Который почти неслышно щелкнул три раза, и головы у троих с оружием лопнули. Мой спутник странно смотрел на этот пистолет. Обычный пистолет с глушителем одного из кавказцев упал прямо в мою левую руку, и закончила шесть выстрелов по разлетавшимся без звука головам оборачивающихся кавказцев я уже из этого оружия. Хладнокровно мгновенно забив дорогой пластик обратно назад, чтоб не тратить ресурс столь хорошего оружия, с которым можно проходить где угодно. Уверена, что для моего спутника он просто исчез, так странно он смотрел на мгновенно разделанных конвоиров.
В комнате лежало пять трупов, еще четыре снаружи. Не потратив ни мгновения, я оказалась у двери, стреляя из обеих рук, и еще семеро кавказцев в зале беззвучно упали. Я нагнулась, быстро сменила оружие, ибо теперь отстрелянные пистолеты звучали уже громко даже с глушителями. Мой спутник, после того, как упали бандиты, зачем-то схватил пулемет бандита и хладнокровно перезаряжал его.
А я застыла. Потому что услышала голос белобрысого и, захолодев, уставилась на экран. Там уже показывали не только кино, но и сделали врезку в углу с Олегом Ивановичем, который вел переговоры с террористами, чтобы они не убивали детей. А на другой половине экрана показывали лиц кавказкой национальности и группу пассажиров, в окружении нескольких десятков вооруженных пулеметами боевиков. Среди заложников было много детей, на одного из которых чеченец уже наводил пулемет, говоря, что они будут расстреливать их по одному начиная от сейчас, если они немедленно не выполнят их требования. Он медленно, сладострастно подымал пулемет на ребенка.
