— Приехал посыльный от маркизы Чаттерслот, — сообщила миссис Клифер, — Маркиза внезапно почувствовала недомогание и не сможет быть на приеме. Леди Редлифф рвёт и мечет!
— Маркизе почти восемьдесят, вряд ли ей хотелось бы трястись в дороге, — еле слышно рассмеялась Эллен. — Она никуда не выезжала уже тогда, когда я начала выходить в свет. Не понимаю, на что рассчитывала матушка. Но ей, видимо, хотелось заполнить дом знатными людьми. Мы так давно не устраивали ничего подобного, этот прием должен стать сенсацией.
— А Олбаны и как их там... Дирингсы — они тоже из благородных? — оживилась Жаннин.
— Конечно, — кивнула миссис Уолтер и глянула на собеседницу с упреком, будто та не знала саморазумеющейся вещи. — Дирингсы из очень древнего рода, почти такого же древнего, как и наш. Их семья тоже обеднела, но они поступили мудро, не пытаясь поддерживать видимость достатка, а жили по средствам. Насколько я помню, свое родовое гнездо они продали какому-то торговцу и поселились в небольшом поместье. Но я могу перепутать...я...я редко интересуюсь тем, что твориться в округе.
— А Олбаны? — не терпела Жаннин.
Миссис Уолтер заметно устала. Она уже наговорила больше, чем за все время своей болезни. Терезы все еще не было, поэтому я сама смочила полотенце в прохладной воде с яблочным уксусом и травами и протерла бледное лицо Эллен от капелек пота.
— Ах, эти... Барон Олбан страстный охотник и говорит только о куропатках и лисах. А его наследник сделал отличную партию, женившись на дочери герцога Бланкастера. Тогда это событие все обсуждали, но вскоре его затмила новость о побеге твоих родителей, Найтингейл... У барона были еще четыре дочери. Все они удачно вышли замуж и сейчас, наверное, вполне счастливы.
Женщина несколько раз сморгнула, будто на глаза ей набежали слезы.
— Кажется, из Дирингсов будут только глава семейства и его жена леди Ирен. А из Олбанов — старый лорд, одна из его дочерей с сыном и мисс Эмма Стил, сестра барона, ей должно быть сейчас около пятидесяти. Они с моей матерью поддерживают постоянную переписку и временами навещают друг друга... Я...я, и вправду, могу все перепутать, — под конец пробормотала женщина. — Я говорю только то, что слышала от матери.
Вечером этого дня из Лондона приехал поверенный Китчестеров мистер Ричард Мейн. Его фирма, основанная еще его прапрадедом, уже не одно поколение ведала делами графской семьи. Правда, сам мистер Мейн приступил к своим обязанностям недавно, сменив на этом посту отца.
Я знала, что документы, в которых граф признает мои права, уже давно готовы. Когда мы встречались у моста и я еще не имела понятия, что мистер Лемуэл и есть ужасный граф, старик ездил в Лондон, где и подписал необходимые бумаги. Если бы я продолжала настаивать на своем и отказываться от наследства, то старик вынужден был бы оформить усыновление Дамьяна и изменить завещание, оставив ему замок. Но этого не понадобилось.
Поэтому, как заявил мне дед, приглашение адвоката на прием, не что иное, как формальность. Присутствие официального лица сделает его публичное объявление, а значит и мое принятие в семью, неопровержимым.
За ужином миссис Клифер открыто кокетничала с прибывшем гостем, пытаясь его заарканить достоверным рассказом о своей блестящей карьере сценической дивы. Будучи джентльменом мистер Мейн выказывал интерес к щебетанию настойчивой соседки напускной улыбкой. И чем дольше щебетала Жаннин, тем улыбка становилась все принужденнее и вымученнее. Осада продолжалось до самого десерта, когда вниманием пышнотелой дивы завладел карамельный рулет. Мистер Уолтер откровенный флирт своей музы с гостем стоически игнорировал, углубившись в спасительное рифмоплетство.
После ужина леди Редлифф раздала последние инструкции. В холл вызвали всех до единых слуг, чтобы убедиться, что каждый исправно помнит свое место и обязанности во время приема. Мне же было дано указание спуститься в зал на четверть часа раньше. Я должна была вместе с графом и его сестрой встречать гостей. Это была, по мнению Элеоноры, завидная честь.
Легла я рано. Глядя, как по оконному стеклу бегут, оставляя извилистую дорожку, мутные капли дождя, я думала о завтрашнем вечере, о Дамьяне, о своей ноющей боли в груди. Вскоре сон сморил меня. Но ненадолго. Прежний кошмар вновь повторился. Он родился в глубине коридора и шелестящими шагами подкрался к двери. Я точно ожидала этих звуков, как ждала их все предыдущие ночи. При первом же, еще отдаленном и едва уловимом поскрипывании пола, я проснулась и стала слушать. Сквозь глубокое безмолвие, что царило в доме, размеренный шум дождевых капель, бьющих в стекло, раздавался точно барабанная дробь. Но он не смог укрыть осторожный шорох шагов. Неизвестный опять попытался открыть дверь, но мой ключ торчал в замке, вновь помешав ему попасть в комнату. Я уговаривала себя встать, открыть дверь и, наконец-то, узнать правду. Но то ли страх парализовал меня, то ли боязнь увидеть за дверью Дамьяна, лишила меня воли. Я так и осталась в постели.
Только через продолжительное время я заснула. И в эту ночь снились мне буйные заросли дикой розы, они все разрастались, набухали, как размокшие в молоке дрожжи, и окутывали мое безвольное тело колючими, извивающимися, точно змеи, лианами. Я задыхалась.
Утром и весь день тревожный сон не оставлял меня. Ярко-красные бутоны роз, навязчиво стояли перед глазами, точно неумолимое предупреждение о чем-то. Я гнала воспоминания прочь. Что за вздор бояться каких-то снов, в которых видела-то всего лишь... цветы.
Но вот наступил долгожданный вечер. Я спустилась в зал самая первая, так как готова была уже задолго до назначенного времени и последние полчаса бесцельно провела у окна, пересчитывая цветочные горшки и чугунки, развешанные на изгородях меж серыми домами.
Одеться мне помогла Джудит. Все то время, что служанка завивала меня, закалывала тяжелые пряди, падавшие на плечи и спину, натягивала платье, расправляя оборки и складки, она самозабвенно услаждала мой слух восторженными речами. И хотя мне было приятно ощущать собственную привлекательность, я чувствовала себя обескураженной — смотря на себя в зеркало, я видела незнакомую красавицу с пылавшими, точно расплавленное золото, глазами. Я смотрела на себя и гадала, как отнесется к моему преображению Дамьян. Что я увижу в его лице? Восхищение? Или равнодушие, какое он демонстрировал в последнее время? Или же ненависть? Я страшилась и вместе с тем с трепетом ждала мига нашей встречи.
На обнаженные плечи я накинула гипюровый шарфик в цвет отделки платья и заколола его аметистовой брошью-соловьем. Перед тем как выйти из комнаты, я еще раз оглядела себя.
— Только не трусить, — прошептала я своему отражению. Этот вечер изменит всё. И я должна с достоинством принять все последствия. Ради Сибил я свыкнусь с мыслью, что моей жизнью теперь станет Китчестер, а его холодные вековые камни — моей судьбой. Почему-то дед возлагал на меня определенные надежды в связи с замком и даже больше, чем я сама, верил в мой китчестеровский дух и решительность. Он верил, что я смогу принести пользу его каменному идолу, и я надеялась, что, дав согласие, не подведу его.
Щеголяя глубиной декольте, мерцая переливами бриллиантов, леди Редлифф принимала прибывающих гостей на кушетке, стоявшей напротив арочного входа в зал. Негнущийся стан и твердость властного старческого лица воплощали в себе непоколебимый дух Китчестеров. Она держалась с таким величием, что ветхая мебель начала казаться мне королевским троном.
Я была позади кушетки, и между приветствиями коротала время тем, что разглядывала оригинальную шляпку леди Редлифф. Не обратить внимания на это произведение искусства было невозможно. И я отметила, что тетя Гризельда, скорее всего, проиграет в их негласном соперничестве. Аккуратная маленькая шляпка, казалось, чудом удерживалась на пышном парике с тугими буклями, обрамлявшими надменное лицо. В центре нее поместилось гнездо из кручёных нитей жемчуга и тесьмы. В нем, расправив острые крылышки, будто готовясь вспорхнуть, сидела райская птица с феерически-ярким оперением. В свете факелов ее черные жемчужины глаз тускло поблескивали, и каждый раз я ожидала увидеть скатившуюся слезу.
Рядом, напыжившись, росточком едва доставая мне до плеча, застыл граф Китчестер и с галантностью прикладывался к ручке каждой гостьи. По случаю приема, старик вылез из извечного зеленого камзола и облачился в черный фрак с длинными фалдами, белоснежную сорочку и галстук, завязанный бабочкой с широкими, точно лопухи, концами.
К приезду первых гостей в зале собралась вся семья. Не было только Дамьяна. С каким-то настороженным ожиданием я всматривалась в зияющий проход арки и безотчетно теребила брошь на груди. От стариковского чутья не укрылось мое волнение. Когда графу было нужно, он всегда замечал и понимал мое настроение. Тем более сейчас, когда он следит за мной, точно затаившийся хорек за нерадивым цыпленком, и видит все, что творится в моей душе.
— Старые трюки... — изрек старик, не скрывая веселья, — вот увидишь, мальчишка опять назло Норе вырядится в лохмотья. То-то ее черствый подбородок вытянется по шесту пуговицу!
— Надеюсь, он не выкинет ничего подобного, — прошептала я в ответ, — иначе сенсационный прием закончится похоронами.
Олбаны появились самыми первыми. Их возглавлял старый барон, который презрев свои почтенные года, шибкой рысью устремился к нам и лающим голосом сообщил, что в угоду столь дорогим друзьям, ему пришлось отказаться от послеобеденной охоты, уже давно ставшей неизменным ежедневным ритуалом, "подобно испанской сиесте".
Осматривая их компанию, я подумала про себя, что внук барона Артур Блэкни несомненно будет отмечен вниманием Виолетты. Крупный, светловолосый и достаточно наглый, чтобы привлечь Летти. В нем не ощущалось ни грана благородства, зато сразу бросались в глаза капризные губы и фатовство. Когда нас представили друг другу, он окинул меня клейким взглядом, и я впервые в жизни пожалела, что рядом не оказалось Дамьяна, который бы уж точно не спустил со счетов подобное хамство.
Без лишних церемоний лорд Олбан осведомился, ужель я и есть внучка. И после подтверждения, завел разговор о "том самом" скандале, разбавляя воспоминания вставками об охоте на торфяных болотах и вкусовых качествах молоденьких перепелов и бекасов.
Дирингсы тоже не заставили себя ждать, и вскоре Джордан объявил об их прибытии. Оба, и лорд и леди Дирингс, мало улыбались и, я бы сказала, чувствовали себя не в своей тарелке. Но леди Редлифф приветствовала их, как равных, дружелюбно и ласково. И даже поинтересовалась здоровьем их единственного сына и наследника, сделавшего в Лондоне блестящую политическую карьеру и дружившего с самим лордом Биконсфилдом вплоть до его смерти.
Следом за ними появились Тернеры, тетя Гризельда и Сибил. С этими гостями старая леди не была столь же любезна. Приветствия она приняла с надменным безразличием, при этом проигнорировав миссис Тернер и Сибил, как будто тех и в помине не было перед ее спесивым носом. Зато тетушкину шляпу в виде бархатного фрегата с белоснежными перьями цапель вместо парусов, Элеонора подвергла щепетильному осмотру и, похоже, осталась уязвленной тем, что ее соперница не ударила лицом в грязь.
Когда приветственная часть закончилась, гости разделились на группы. Граф Китчестер шумно делился с мужской половиной своими достижениями в фермерском бизнесе и предложил после ужина посетить теплицы, какие обрели для него почти такое же масштабное значение, как и Китчестер. Леди Редлифф заняла разговором мисс Стил, миссис Блэкни, дочь барона, и леди Ирен. Судя по ублаготворённому лицу хозяйки, дамы поздравляли ее с возобновлением светской жизни.
— Провинция катастрофически скучна, дорогая Элеонора, вам ли этого не знать! — говорила мисс Стил. — И любой приём у нас или наших обожаемых соседей — все равно что благотворное дыхание Лондона, которое хотя бы на время разгоняет смертельную скуку. Я конечно уже не в том возрасте, чтобы наслаждаться танцами, но возраст не помеха предаваться сладости общения... Я так и сказала барону, когда мы получили приглашение, что Китчестеры, наконец-то, проснулись от спячки, и теперь нам не придется скучать! Вы согласны со мной, Ирен?
— Да, да. Я помню ваши славные приемы, леди Редлифф. Дивное время было, дивное...
У камина на мягком стуле сидела миссис Уолтер. Ее фиалковое платье оттеняло белизну кожи, а блики пламени делали ее похожей на блестящий полупрозрачный фарфор. Женщина явно чувствовала себя неуютно, но все же, чтобы не разгневать мать, мягко улыбалась. За ее спиной высился Мэтью, как всегда занятый своей записной книжкой и, казалось, не замечал, собравшейся вокруг толпы. Именно к Эллен подошли тетушка и миссис Тернер. Они вовлекли ее в разговор, и я заметила, как усталое лицо ее оживилось.
Жаннин в сильно утянутом розовом платье с турнюром развлекала адвоката. Несчастный все поглядывал в сторону Джессики, стоявшей у окна, видимо, пытаясь мысленно послать ей призыв о помощи. Но мисс Рассел, занятая думами (наверняка, об отсутствующем Дамьяне) не замечала заклинающих глаз. В этот раз в ее облике не было привычной для нее откровенной вольности: лиловый цвет элегантного без излишеств платья красиво гармонировал с черными волосами, которые она заколола в высокую прическу.
Изредка чей-нибудь взгляд натыкался на сидевшего в углу согбенного человека, и гость морщился, словно на глаза ему попался двуногий захламленный шкаф с болтающимися на скрипучих петлях дверцами. Разумеется, то был полковник Ферджис Редлифф. Он был в алом мундире, украшенном тяжелыми золотыми эполетами, темно-желтыми обшлагами и серебряными галунами. В правой руке полковник держал сигару, в левой — белую перчатку, а ее напарница лежала на полу под нечищеным сапогом.
Я присоединилась к подругам. С немалой толикой зависти Летти оглядела меня с ног до головы и, покривив душой, вынесла приговор, что в Лондоне меня бы "милостиво приняли". Наряд же Сибил она назвала "подходящим для такой внешности". Сама же девушка была в алом платье из переливающегося шелка и струящейся органзы, приобретенном ею во время сезона в "лучшем" ателье. Безусловно, мисс Тернер затмила всех, и хотя этот вечер был нечета тем балам и приемам, что она посещала в столице, но доставлял ей не меньшее удовольствие. Она привлекала взгляды мужчин, особенно Артура Блэкни, внука барона.
Играла музыка. Неутомимый Джордан, демонстрируя приемы увертливости, сновал между группами, обнося гостей напитками. Он облачился в парадную форму, тщательно напомадил волосы и сильно начесал лоснящиеся бакенбарды, которые охватывали лицо, словно заключив его в пушистую раму. Из этой рамки выглядывал задранный вверх острый подбородок.
От группы мужчин отделился мистер Блэкни и направился к нам.
— Честное слово, мисс Сноу, — воскликнул он, приблизившись, — ваш дед переплюнет любого древнегреческого оратора!
— Его никто не остановит, если речь идет о Китчестере.
— Между нами говоря, я не знал, как сбежать от этих говорунов. Когда перед глазами такая неотразимая красота, у меня язык не поворачивается! Мне неслыханно повезло увидеть сразу трех обворожительных ангелов. Наверно, я сплю! Ущипните меня поскорее, моя любезная мисс Сноу.
