Отсутствие реальных возможностей противостоять мощному натиску армии царя Ивана IV, вынудило Сигизмунда II Августа и литовский сейм послать своего представителя Павла Бережковского, в московский лагерь под Полоцком для переговоров о перемирии уже к 21 февраля, которое и было заключено в Москве, только в середине сентября этого же года. И то к заключению мира, литовскую делегацию подтолкнуло взятие русскими полками Риги и всей прибрежной полосы Западной Двины от Полоцка до Риги, а так же грамота Литовского Великого князя с прямым приказом, быстро заключать перемирия, пока московиты еще чего не откусили от Польши и Литвы. Согласно текста перемирия ВКЛ оставляло под московской рукой, все города, селения, деревни и земли, которые захватили царские войска, на время подписания договора, как на территории княжества, так и на территории бывшей Ливонской конфедерации. Перед лицом опасности нового наступления русских, сознавая непрочность перемирия, которое сами же литовцы готовы были нарушить при первом же удобном случае, Сигизмунд II Август вынужден был пойти на уступки литовско-белорусской православной шляхте, уравняв ее в правах со шляхтой католической, подписав 7 июня 1563 года жалованную грамоту, чем притушил социально-политическую конфронтацию и временно, немного сплотить все наличные силы, находящиеся под рукой короля польского и великого князя литовского Сигизмунда II Августа, для предстоящей войны с Москвой. Таким образом, объединение военных сил с поляками, подталкивало и к политическому объединению с Польским королевством.
Золотом 'проштрафившихся' варшавских магнатов, жидовские 'банкиры' которых оказались, замешаны в распространении фальшивых монет на территории ВКЛ, да и самих евреев, несколько сбили накал финансовой проблемы. К сожалению, пришлось полностью отменить хождение на территориях княжества и королевства всех литовских серебряных монет, полностью перейдя в расчетах на польские гроши, хотя свои были и 'тяжелее' соседских и серебра они, до несчастья с фальшивками, содержали больше, чем соседские серебрянки.
Предпринятыми мерами удалось 'на живую нитку' несколько стабилизировать общую ситуацию в княжестве и начать потихоньку готовиться к унии с королевством Польским и продолжению в следующем году войны с московским царем Иваном IV.
* * *
Однако не все было так плохо на финансовом фронте, на территории ВКЛ, или вернее на бывших землях княжества. Помощь пришла оттуда, откуда жители отошедших к Москве поселений и поветов и не ждали. Власти Московии, вернее расположенного в Москве банка, начали скупать у жителей захваченной ими полоцкой да витебской земель и самого Полоцка с Витебском, фальшивые гроши по курсу пять сотен поддельных монет за один полновесный серебряный талер. Вернее монета была имперским серебряным гульдинером, чеканки Священной Римской империи германской нации. При этом во всеуслышание объявили, что Русский государь, понимая беду его новых подданных, которым их бывший правитель, навязал фальшивые деньги, чтобы вести богопротивную войну во славу католиков-схизматиков и для своего обогащения, возмещает им из своей казны часть убытков и изымает из обращения негодные монеты. Под это дело из обращение изымались и настоящие серебрушки грошей. Правда за них рассчитывались, теми же талерами-гульдинерами, но уже по весу и содержанию чистого серебра, не забывая брать себя процент менял. Заодно и намекнули, смотрите, чьи монеты, и думайте откуда и кто их Руси передал. И дело сперва со скрипом, а потом все активнее, пошло. Получит за ненужные монеты, хотя и за пять сотен, которые даже выбрасывали за ненужностью или чтобы избежать обвинения в фальшивомонетничестве или в их распространении, полноценный талер, хотя и один, для большинства и так не богатого населения Литвы, а тут ещё и разорённого войной, было выгодно. Да и сменять запрещенные к обращению на землях ВКЛ литовские гроши, на свободно обращающие в княжестве талеры, так же было неплохо.
Да и 'витязи' были не в убытке. Кроме идеологических преференций, они к тому же получали за двадцать шесть грамм серебра, девятьсот грамм сплава меди с серебром или если сдавали более высококачественные фальшивые монеты из мельхиора из последнего вброса фальшивок, то вообще было прекрасно. Сплав семидесяти пяти процентов меди с двадцатью пятью процентами никеля, с добавлением марганца, отличное сырьё для 'уральских столовых наборов', за которые, кстати, платит уже полновесным золотом в немалой сумме, родовитое боярство в России и аристократия в Европе.
А какой щелчок по носу шляхетскому гонору, нанес этот обмен, письменные источники умалчивают. Хотя устное народное творчество разнесло весть о нем по всей Руси, Польши, и даже проникло в Чехию со Скандинавией. Да и не только устно. Появились и письма-памфлеты и рисованные лубки на эту тему. Хотя, истины ради стоит, упомянут, что свои головы к этому творчеству приложили 'сказители, бояны, скальды' уральской боярыни Кротовой.
* * *
Вслед за ушедшей с московской армией, первой стрелковой дивизией, пошли первые обозы со стройматериалами, формируемые на складах Великолукской временной строительной базы. А после победы, их количество заметно увеличилось. До таяния 'зимников', все накопленные на временной базе материалы были переброшены в Полоцк. А после установления водного пути, учуявшие запах прибыли, кирпичники из Великих Лук и окрестностей, еженедельно отправляли сводный караван в три-четыре расшивы с кирпичом и плинфой в вернувшийся в Россию град. В последствии, хотя в окрестностях Полоцка и нашли выходы глины, устроив около них пару небольших кирпичных заводиков, кирпич из Великих Лук и иных мест продолжили возит, стройка поглощала все.
В самом Полоцке, прибывшие стройматериалы и инструменты принимали бойцы отдельной саперной сотни, которые вскоре стали десятниками и бригадирами строителей. Часть саперов использовали по специальности, оборудовали мощные огненные фугасы длительной закладки, замуровав в стены и землю по тонне — полторы пироксилина, в местах, где при осаде возможно размещение командования неприятия, пороховых складов или просто сосредоточение большого количества вражеских воинов. Задействовали их и на строительстве тайных подземных выходом из строящихся полоцких фортов, проходов из форта в форт и иных нуждающихся в сохранении тайны работах.
Семенов, за прошедший, после принятия решения об участии в походе год, совместно с Владимировым спроектировали полоцкую фортовую крепость бастионного типа. Все подробные рабочие чертежи были изготовлены, все расчеты по прочности сооружений, объемам выполняемых работ, потребных человека/часов, количестве необходимого материала и инструмента были подготовлены. Однако поручить строительство решили Семенову, у него уже был опят возведения укреплений в Америке и главное, если вдруг возникнет необходимость в перепроектирование или дополнительном проектировании, то Виктору Львовичу данную работу выполнять привычнее. В задачу Картышева входило: оказание помощи Семенову при строительстве крепости. Приступит к формированию крепостной дивизии для Полоцка, штаты которой он же сам, с помощью товарищей и разрабатывал, начать обучение личного состава. После постройки крепости разработать карту огня для крепостных фортов, рассчитать таблицы стрельбы для орудий.
Дней через пять после взятия города, Семенов при помощи саперов, приступил к привязке сооружений крепости на местности. В общем, замысел проекта был таков, не восстанавливать полоцкие стены, а построить на их месте, за отведенный десяток более менее спокойных для Полоцка лет, новые стены и иные защитные сооружения. Планировалось обнести 'Гору', Великий посад, Задвинские посады и Заполотный посад, мощными бастионного типа стенами, защищенные выступающими из стен и на углах трех, пяти угольными бастионами с крепостными 'единорогами' на них и дополненными глубокими и широкими рвами. В усиление защиты построить по периметру правобережной части города цепь пяти лучевых артиллерийско-стрелковых фортов, с отдельными гарнизонами в них. Естественно прикрывающих друг друга и городскую стену огнем своих орудий. Перестроить стены окрестных монастырей, где они имелись, и построить новые стены, где они отсутствовали, вооружив их пушками, оборону поручалась монахам, естественно к этому времени обитатели монастыря менялись по 'обмену' с обитателями уральских монастырей. Прикрывалась и Западная Двина с Полоты. Правда только при отсутствии на них льда. На Иванском острове, на поднятом насыпью месте, планировался форт. На реке предполагалось разместить с десяток мелких галер и речных яхт, вооруженных тремя-пятью трех и восьмифунтовыми 'единорогами'. Для их швартовки, весь берег острова, обращенный к Верхнему замку, планировали превратить в сплошной каменный пирс. Для чего предполагалось углубить дно протоки между островов и Верхним замком, а заодно и русло Пороты, от устья до поворота от города. В общем, ни чего сверхъестественного, даже для 16 века. Просто немного осмысленное знание развития фортификации, примененное к конкретном месту и времени.
* * *
Победы под Полоцком, Витебском и Вильно имели большое международное значение. Первым отреагировал на них датский король Фридерик II, который официально, письменным посланием, через специально отправленное посольство, поздравил Ивана IV с взятием Полоцка и Витебска.
Отметился и император Священно Римской империи германской нации Фердинанда I. Который, несмотря на наложенные в шестьдесят первом году санкции, запрещавшие торговлю с русских через незаконно ими присоединенный истинно немецкий порт Нарва и 'обиду' за захват Риги, предложил московскому государю Ивану Васильевичу военный и политический союз для противостоянии экспансии Османской империи в Европе и Северном Причерноморье. На предложение германского императора о заключении союз и объединении усилия в борьбе с турками, царь, в ответной грамоте, через Посольский приказ, не ответили ни ДА и ни НЕТ. Грозный заявил посланникам императора, о чем указали и в грамоте, что он воюет в Ливонии практически за интересы его и католической церкви, против лютеранской ереси. Зная, 'болевую точку' империи и какое место занимала в политике Габсбургов идея католической контрреформации, можно было сыграть с ними 'игру'. Фактически выступая против 'Лютерова учения', Иван IV задевал весьма чувствительную струну габсбургской политики, на которой и собирался играть в дальнейшем.
* * *
В апреле, затратив огромные усилия, и посулив большую прибыль царской казне, наконец, получили индульгенцию от московского государя на рейд в Англию. С большущей помощью Анастасии, уговорили Ивана IV выдать уральским боярам грамотку, фактически корсарский патент, разрешающую боярину Полухину со товарищами отплатить людишкам аглицкой короны за обиды принесенные ими подданным Русского царя. Важнейший документ запаковали в стальной водонепроницаемый пенал и с весенним рейсовым клипером переправили в Порт-Росс.
* * *
Базирующий на Нарву дивизион легких фрегатов в составе 'Агата', 'Аквамарина', 'Александрита' и 'Аметиста' полностью снял своими бортовыми орудиями блокировку Нарвы шведскими кораблями. Заодно обеспечил защиту русской морской торговли в восточной Балтике. Шведские корабли, да и суда других балтийских государств ничего не могли противопоставить скорости, маневренности и вооружению, новых московитских кораблей. В конце июля дивизион поучаствовал в 'дело' под Ригой. Пока русские полки блокировали город с суши и штурмовали его, фрегаты обеспечили морскую блокаду рижского порта. И не только отгоняли своим присутствием всякую торговую немощь от порта, но и пришлось вступить в бой с вышедшей из городского порта эскадрой в полтора десятка вымпелов. Правда боевая ценность этих 'боевых кораблей' была очень относительная, особенно при сравнении с фрегатами. Навстречу крейсирующих на траверсе речного устья, в пределах его видимости, но не в зоне поражения пушек польского замка Дюнамюнде, двум парам кораблей, непривычных, но уже хорошо знакомых балтийским морякам и купцам очертаний, под не менее им известным белыми с косым синим крестом во все поле военно-морскими флагами Русского царства, тихо шли, спешно вооруженные и укомплектованные наемными кнехтами, купеческие когги, нефы и даже затесались пара совсем древних по конструкции кноров.
Как такового грандиозного морского сражения не получилось. Московиты, разойдясь парами в разные стороны, стали тоже, не спеша, прибрав чуть ли не все паруса, считай 'ползком', отходит от неторопливо накатывающих на них без всякого строя судов противника. Те, увидев медленно уходящего от них противника, прибавили парусов, и немного увеличив скорость, стали понемногу приближаться к бегущим кораблям, выигрывая каждую минуту несколько сантиметров у противника, при этом растягиваясь в две длинные кильватерные колонны. Так продолжалось с полчаса, может чуть больше. Отошедшие, уже на значительное расстояние от берега, рижские корабли, приблизились настолько, что на кораблях противника стали различимы люди. В это время все четыре фрегата, повернувшись бортами к преследователям, произвели первые залпы, ядра которых легли удивительно точно по передовым судам. Даже если они и перелетали передовое судно, то их, хотя немного и утерявших свою смертельную энергию, ловили мателоты. С этих залпов началось избиение Рижской эскадры. Русские фрегаты, используя свою более высокую скорость с маневренностью, выходили на выгодные им курсы и открывали убийственно точный, для этого времени, огонь из орудий, намного превосходящие по дальности поражения и скорострельности все орудия, используемые в настоящее время в мире, тем более, не самые современные пушки и бомбарды купеческих судов, из противостоящей им эскадры. Ни до какого абордажа дело не дошло. Фрегаты кружась, как волки вокруг отары, около толпы эскадры, выхватывали своими 'клыками' — 'единорогами' то одну 'овцу' -судно, то другое и безнаказанно 'резали' — расстреливали их на расстоянии ядрами и зажигательными снарядами. Попытки некоторых немецких капитанов сбежать в рижский порт, под защиту городских пушек, не было дано осуществится. Русские легкие фрегаты превратившись из преследуемых в преследователей легко догоняли тихоходных 'купцов' и в дело вступали орудии русских кораблей. Через два часа многие вышедшие из рижского порта суда пошли на дно, а оставшиеся на плаву, весело полыхали и вскоре 'обещали' догнать своих собратьев по эскадре на земле подвластной Морскому царю. Московитские корабли, сделав своё дело, взяв курс на речное устье, откуда их согнала вышедшая эскадра, не оказывая помощи морякам и кнехтам с потопленных и горящих судов, ушли. По прибытию в точку патрулирования, они продолжили крейсировать. Больше до падения Риги не было ни одной попытки прорыва, ни в порт, ни из порта.
* * *
Дела на море, для врагов Ивана IV, стали особенно 'кислыми', когда к концу сентября, в Нарву, прибыли ещё четыре вновь построенных на Архангеломихайловской верфи легкие фрегаты: 'Беломорит', 'Берил', 'Бирюза', 'Бриллиант' и подняли на мачтах, белые с косым синим крестом во все поле, Андреевские флаги военного флота Русского царства. Соединившись в Нарве с базировавшей там четверкой фрегатов, прибывших в неё в прошлом году, они стали вторым балтийским дивизионом фрегатов. Теперь четыре двойки фрегатов, под Андреевским флагом, до зимы успели буквально за терроризировать все корабли иностранных государств к востоку от линии— западный берег Курземского полуострава на ливонском побережье, вдоль западного побережья островов Моонзундского архипелага, до мыса Ханко, на будущем финском побережье.
