Само собой, речь зашла о том, как чувствует себя Ника Юлиса Террина. Вот тут усталый, не выспавшийся второй писец и допустил некоторые высказывания, позволившие собеседнику заподозрить его в чувствах к знатной подзащитной.
Олкад отнекивался, но так неубедительно, что только подтвердил подозрение Антона.
— Я так и думал, что ты взялся за это дело не только из-за того, что она может принадлежать к роду твоего покровителя, — хмыкнул он . — Признайся, Ротан, девчонка тебе приглянулась?
Внезапно вымотавшемуся, измученному работой и мрачными мыслями второму писцу захотелось хоть с кем-нибудь поделиться своими переживаниями. Тем не менее, он нашёл в себе силы ограничиться мечтательной улыбкой и короткой фразой:
— Она красивая.
— Не дурна, — согласился Антон. — К тому же многим тебе обязана. Ты спас её, самое малое, от каторги.
— Я выполнял работу, за которую мне заплатили, — набычился молодой человек, в душе признавая правоту собеседника.
Если бы Сцип Антон Ур позволил себе какое-нибудь ироническое замечание или даже насмешливый взгляд, второй песец тут же замолчал и никогда бы больше не заговаривал на эту тему.
Однако, собеседник, качая головой, серьёзно проговорил:
— Ты же мужчина, Ротан, а, значит, клянусь Аксером, рассчитывал на что-то большее, чем горсть серебра.
— Может, вы и не верите, господин Антон, — грустно улыбнулся Олкад. — Но я точно знаю, что она из рода Юлисов.
— Ну и что?! — откинувшись к стене, вскинул брови первый писец. — Я же вижу, что ты постоянно о ней думаешь.
— Но она обо мне не думает! — в сердцах вскричал младший коллега. — Я-то ей не нравлюсь, вот в чём дело!
— А ты её спрашивал? — деловито осведомился собеседник.
— Я же не слепой, господин Антон, — поморщился Олкад, уже жалея о том, что ввязался в столь неудобный разговор.
— Даже если так, — подумав, заявил начальник. — Этому можно помочь.
— Как? — вытаращил глаза второй писец.
— Магия, — понизил голос начальник. — Разве ты не знаешь, что заклинания и колдовство способны пробудить в сердце человека любовь.
— Я слышал о таких вещах, — настороженно пробормотал молодой человек. — Но разве в Этригии есть маги?
Вот тут Сцип Антон Ур впервые за всё время их беседы рассмеялся:
— Думаешь, все маги мира собрались в Радле?
Смутившись, Олкад пододвинул очередной лист. Какое-то время в комнате стояла тишина. Первый писец явно ждал вопросов, а, задетый за живое последним замечанием, второй надеялся, что тот, не выдержав, сам всё расскажет. Вот только начальник тоже захотел проявить характер и углубился в изучение толстого, сильно потрёпанного по краям свитка.
— И вы знаете такого мага? — сдавшись, спросил Ротан.
Услужливая память выдала множество историй о проницательных гадателях и мудрых волшебниках. Самому молодому человеку ещё ни разу не приходилось прибегать к помощи магии, но, по словам знакомых, их знакомые уверяли, что разного рода чародеи не раз выручали их из, казалось бы, безвыходных ситуаций.
— Для твоих целей могу порекомендовать Сертию Власту, — со снисходительной улыбкой отложил в сторону документ Сцип Антон. — Рассказывают, что она начинала жрицей в храме Диолы понтейской, где изучала философию и искусство обольщения, потом была дорогой гетерой в Ксарии. Там её взял под покровительство знаменитый волшебник Ферлай, изучавший магию в самом Келлуане. От него Сертия переняла множество тайных знаний. К ней обращаются не только безнадёжно влюблённые юноши, но и воспылавшие страстью убелённые сединами мужи, и нет никого, кому бы она не смогла помочь.
— Где её найти? — выпалил Олкад.
— Она дорого берёт, — счёл своим долгом предупредить начальник, но, заметив мелькнувшую на лице второго писца снисходительную усмешку, понимающе кивнул. — Ну да, тебе же щедро заплатили. Тогда, слушай...
Торопясь к колдунье, Олкад Ротан Велус проработал всю ночь и только под утро позволил себе подремать прямо за столом. Однако, несмотря на весь его энтузиазм, с переписыванием документов он провозился ещё два дня.
Заскочив в квартиру только за тем, чтобы торопливо переодеться, отпущенный наконец со службы второй писец рудника "Щедрый куст" успел за одно надавать оплеух Жирдяю за плохо подметённый пол и поспешил к маленькому храму Артеды, примостившемуся у самой городской стены. Первый же остановленный им прохожий указал дорогу к нужной магической лавке.
Над дверью, куда он едва не передумал заходить, красовалась яркая вывеска: "Ученица великого Ферлая из Ксарии, прорицательница и чародейка госпожа Сертия Власта".
В крошечной приёмной с узким зарешеченным окном навстречу новому посетителю поднялся пожилой пухлый невольник в перетянутом широким кушаком халате и с жёлто-зелёным тюрбаном на голове.
Выслушав молодого человека, он ответил неожиданно тонким голосом:
— Если желаете встретиться с госпожой Властой, придётся подождать, господин.
Не привыкший слушать столь дерзкие речи от рабов, Олкад встрепенулся, но быстро успокоился, сообразив, что это не чародейка навязывает ему свои услуги, а он сам нуждается в них.
Усевшись на короткую, покрытую ковром скамеечку, писец набрался терпения. Хвала бессмертным богам, ждать долго не пришлось. Дверь, ведущая во внутренние покои отворилась, выпуская закутанную в покрывало женщину. Старательно пряча лицо за краем накидки, она серой мышкой прошмыгнула на улицу, а желтоватое лицо невольника расплылось в радушной улыбке.
— Проходите, господин.
Едва переступив высокий порог, молодой человек ощутил непривычную робость. Возможно, виной тому странный, тревожащий обаяние запах или красноватый полумрак, окруживший Олкада после того, как евнух аккуратно прикрыл за ним дверь.
На постаменте у правой стены белела статуя Диолы, представлявшая собой уменьшенную копию скандально известной работы знаменитого либрийского ваятеля Гиросантия Меракского, едва не угодившего под суд за слишком смелую и неоднозначную трактовку образа небожительницы. Даже здесь мраморное тело богини любви украшали гирлянды искусно высушенных цветов, оставлявшие открытой только одну чувственную грудь с карминно-красным пятном соска.
У противоположной стены на похожем постаменте сверкала ярко начищенной медью скульптура Нолипа, искусно подсвеченная расставленными вокруг масляными плошками с горящими фитилями.
— Вас привела сюда неразделённая любовь? — мягкий, бархатистый голос заставил гостя невольно затаить дыхание.
Из тьмы шагнула невысокая, но державшаяся удивительно прямо, старуха в длинном балахоне, расшитом узорами в виде переплетавшихся змей. Густые седые волосы придерживала причудливая серебряная заколка с камешками.
— Откуда вы знаете? — насторожился писец.
— Милостью Диолы для меня нет тайн в покорённых ею сердцах.
Хозяйка комнаты шагнула к большой, сплетённой из лозы клетке. Сидевший на жёрдочке чёрный комок зашевелился. Послышалось сдавленное уханье.
Взяв из стоявшего рядом блюда кусочек мяса, Власта бросила его сверкнувшей круглыми глазами сове.
Пока птица с жадностью пожирала подачку, женщина что-то быстро и неразборчиво бормотала себе под нос.
— Сова — любимица Фиолы, — проговорила прорицательница, оборачиваясь к посетителю. — Я прошу у богини мудрости, и та мне не отказывает.
Она царственным жестом указала на узкий табурет.
Сама чародейка расположилась напротив — в кресле с высокой спинкой. Глядя на неё сквозь полупрозрачные струйки дыма, медленно поднимавшиеся из стоявшей по середине стола курительницы, молодой человек вздрогнул. На миг ему показалось, что сухощавое, покрытое морщинами лицо колдуньи расплывается, принимая странное очертание.
— Девушка не отвечает на ваши чувства, господин.
— Да, госпожа Власта, — Олкад сглотнул внезапно образовавшийся в горле ком.
— А нет ли рядом с ней того, кого она уже одарила своей благосклонностью? — поинтересовалась прорицательница.
Почувствовав прилив надежды, писец покачал головой.
— Нет она... Она сейчас совсем одна.
— Тогда это нетрудно, — негромко, словно бы самой себе проговорила чародейка и уверенно заявила. — Я смогу зажечь в её груди страсть к вам.
Собеседник в волнении облизал враз пересохшие губы.
— Но вам придётся заплатить.
Не задумываясь, молодой человек положил на стол золотой. Один из тех, что получил от Юлисы.
Хозяйка магической лавки удовлетворённо хмыкнула, но не притронулась к монете.
— У вас есть с собой какая-нибудь её вещь?
Гость едва не указал на империал, но вовремя удержался. Кем посчитает его колдунья, если узнает, что он расплачивается деньгами той, чьё сердце намеревается завоевать? К тому же Олкад слышал, будто золото само по себе магический металл, неподвластный никаким чарам, поэтому развёл руками.
— Нет, госпожа Власта.
— Может быть, прядь волос? — нахмурилась та. — Платок, лента, ну хотя бы один волос?
Но посетитель вновь отрицательно покачал головой.
— Это уже хуже, — вздохнула чародейка. — Тогда остаётся последнее средство, но оно стоит дороже.
Писец колебался не более секунды, и рядом с первым империалом появился второй.
Лёгкая улыбка тронула сухие губы прорицательницы.
— Вы сможете передать возлюбленной письмо?
— Да, — подумав, кивнул молодой человек.
Поднявшись с кресла, Власта шагнула куда-то в темноту. Там что-то стукнуло, потом подозрительно зашуршало.
Приподнявшись, гость попытался рассмотреть: что там делает хозяйка? Но смог различить только смутный силуэт. К тому же дымок уже начал резать глаза.
Вернувшись, чародейка положила на стол лист папируса.
— Вот, что вам поможет.
— Как? — растерянно заморгал Олкад.
— Он сделан из растений, произраставших на берегу благословенного Лаума, возле храма древней келлуанской богини Баст, — торжественным речитативом заговорила колдунья. — Её жрицы владеют многими тайнами, недоступными простым смертным. Изготовив этот лист, они наложили на него могучее заклятие. Необходимо только немного... подправить его. Что я и сделаю. А вы напишите здесь о своих чувствах. Если слова будут достаточно искренними, в сердце вашей избранницы вспыхнет страсть, которая неизбежно перекинется и на другие органы. Вам останется только ответить на неё.
Осторожно приподняв листок, писец подивился его весу и необычной плотности. Сертия Власта неторопливо сгребла со стола деньги.
— Но вы же собирались с ним что-то делать? — растерянно пробормотал слегка разочарованный молодой человек.
— Всё уже готово, господин, — усмехнулась прорицательница. — Моё искусство — это не руками махать на потеху черни.
Смутившись, Олкад стал бережно сворачивать папирус.
— Но помните, — сурово сдвинула брови хозяйка магической лавки. — Ваша возлюбленная должна прочитать письмо до конца. Только тогда в её душу проникнет любовь.
Понимающе кивнув, гость спрятал свиток под тунику. Ох, и задачку задала ему старая чародейка!
Второй писец рудника "Щедрый куст" знал много красивых и звучных слов. Он мог бы с удовольствием написать, что видит прекрасное лицо несравненной госпожи Юлисы в бегущих по небу облаках, в струях фонтана солнечным днём, в лучах зари, падающей морозным утром на покрытую инеем черепицу... Мог рассказать, как волнуется сердце при звуках её голоса, похожего на звон волшебных серебряных колокольчиков.
Молодой человек был готов поделиться своими беспокойными снами, где он, сжимая в объятиях возлюбленную, ощущал ладонями нежную бархатистость кожи и покрывал поцелуями каждый дюйм её прекрасного, охваченного безумной страстью тела. Мог клясться именами небожителей, что готов выполнить любое желание повелительницы своего сердца...
Однако, едва нацарапав несколько строк на покрытой воском дощечке, тут же раздражённо затирал их.
Олкад чувствовал, что несмотря на внешнюю любезность, Ника Юлиса Террина возвела между ними прозрачную ледяную стену отчуждения, которую вот так с одного удара не разбить, и подобная откровенность вполне возможно её только насторожит. Парень опасался, что если сразу начнёт столь откровенно признаваться в своих чувствах, девушка может просто бросить читать его послание на половине. Тогда пропадут те два империала, которым он мог найти более достойное применение.
Но не даром учитель риторики хвалил Ротана за изворотливость. Госпожа Юлиса дала поручение, которое он не смог исполнить до сих пор. Вот и надо объяснить, почему так получилось, а заодно признаться в любви, но в самых осторожных и деликатных выражениях.
Не задумываясь, во сколько ему обойдётся сожжённое в светильнике масло, писец к полуночи набросал черновик на двух дощечках, а потом ещё долго и старательно переписывал текст на волшебный папирус, мысленно умоляя Диолу помочь завоевать расположение Ники Юлисы Террины.
Однако, на этом проблемы Олкада не закончились. Вызвать девушку через привратника и отдать письмо из рук в руки не хотелось. Вдруг та попросит рассказать всё своими словами, а он почему-то очень робел перед ней.
Просто вручить невольнику с приказом передать госпоже Юлисе слишком опасно. Кто знает, кому на самом деле отдаст письмо лукавый раб?
Пришлось по дороге на службу зайти в храм Рибилы. И хотя он оказался там не единственным мужчиной, собравшиеся на молитву почитательницы богини Луны смотрели на него очень неодобрительно. Но это молодой человек перенёс легко. Гораздо хуже то, что среди жриц и помощниц госпожи Юлисы не оказалось.
Он уже собрался нести письмо лично, но заметил в зале Асту Бронию, и кто-то из богов посоветовал писцу обратиться к ней.
Выйдя из храма, скромно одетая дорогая гетера узнала юриста и охотно объяснила, что его бывшая подзащитная участвует только в вечерних церемониях. Но письмо передать отказалась, сославшись на то, что сегодня в храм она больше не пойдёт.
Понимая, что безнадёжно опаздывает, Олкад вернулся домой и успел застать особо никуда не торопившегося соседа.
Выслушав молодого человека, тот охотно согласился оправить жену на вечернюю службу в храм Рибилы всего за пару риалов.
Однако, послание писец отдал ей только вечером, сразу по приходу с рудника. Женщина ушла, а он остался поболтать с её мужем о разных пустяках. Само собой, разговор зашёл о жрицах храма богини Луны, и сосед рассказал много интересного.
Возвратившись, супруга Патра Кроя доложила, что отдала письмо лично в руки госпоже Юлисе. Довольный Олкад выдал её мужу вторую серебряную монету и отправился спать, в тайне надеясь увидеть во сне ту, которая занимала сейчас все его мысли.
А на следующий день после службы он намеревался немедленно отправиться в храм Рибилы. Уж очень хотелось посмотреть, как подействовал на госпожу Юлису волшебный папирус. Однако дома испуганно заикавшийся Жирдяй сообщил, что хозяина спрашивал раб из храма Питра-тучегонителя.
— Чего ему надо? — насторожился молодой человек, протягивая руки к жаровне с углями.
— Сказал, что прилетел голубь с письмом для вас, господин, — громко шмыгнул вечно простуженным носом невольник. — От господина сенатора.
