Бунтарские умонастроения неразумной толпы сами по себе не особенно страшны: они выливаются лишь в пустопорожнюю болтовню. Однако несколько злонамеренных людей вполне способны направить эти протесты в нужное им русло, и тогда дело приобретает опасный поворот. Среди спутников Колумба было двое братьев, Франсиско и Диего де Поррас. Они приходились родственниками королевскому казначею Моралесу, который женился на их сестре и принял участие в судьбе Адмирала, поскольку мечтал пристроить Франсиско и Диего в экспедицию. Желая отблагодарить казначея, Колумб назначил Франсиско де Порраса капитаном одной из каравелл, а его брата Диего — нотариусом и главным счетоводом экспедиции. Колумб утверждал, что относится к ним по-родственному, хотя оба Порраса не справлялись со своими обязанностями. Они были тщеславны и дерзки и, как многие другие, кого облагодетельствовал Колумб, отплатили за его доброту черной неблагодарностью.
Увидев нетерпение и недовольство моряков, эти люди начали подбивать их к бунту, уверяя, что надежды на посредничество Мендеса нет никакой; дескать, Адмирал намеренно морочит им голову, дабы они не волновались и оставались его покорными орудиями. На самом же деле Колумб не имеет ни малейшего желания возвращаться в Испанию, поскольку его оттуда изгнали. Эспаньола для него тоже закрыта, доказательством служит тот факт, что его корабли выдворили из гавани даже в минуту опасности. Подстрекатели утверждали, что для Адмирала теперь везде едино, и он рад оставаться на Ямайке, пока друзья не похлопочут за него при дворе и не добьются его возвращения из изгнания. Что же касается Мендеса и Фиеско, то они отправились в Испанию ходатаями по личным делам Адмирала, а вовсе не за кораблем, который вызволил бы спутников Колумба из опасности. Если это неправда, то почему тогда корабли все не появляются, а Фиеско не возвращается, как обещал? Ну, а если каноэ действительно отправились за подмогой, то все равно от гонцов слишком долго нет известий, так что они скорее всего погибли в пути. А стало быть, единственный выход — это взять каноэ у индейцев и попытаться самим добраться до Эспаньолы. Однако Адмирала уговаривать бесполезно: он слишком стар, болен подагрой и не решится на такое трудное путешествие. Но коли так, то что же делать? Неужели нужно принести себя в жертву интересам Колумба и потворствовать его слабостям? Неужели моряки упустят свой единственный шанс на спасение и, промешкав, погибнут вместе с ддмиралом в этой отчаянной переделке? Кроме того ежели им удастся добраться до Эспаньолы, их встретят гораздо доброжелательней, узнав, что они оставили ддмирала на острове. Овандо втайне его ненавидит, боясь, что Колумб вновь захочет взять в свои руки бразды правления. Когда же моряки прибудут в Испанию, епископ Фонсека, враг Колумба, наверняка примет их сторону. Братья Поррасы говорили, что имеют влиятельных друзей и родственников при дворе и способны дать отпор проискам Адмирала; при этом они приводили в пример мятеж Рольдана, дабы продемонстрировать, что недоброжелательство толпы и влиятельных людей погубит Адмирала. И вдобавок они давали понять, что испанские монархи, которые в тот раз частично лишили Колумба званий и привилегий, с превеликим удовольствием лишат его и всего остального.
Колумб знал, что моряки на него злы. Они нередко говорили с ним нетерпеливо и дерзко, упрекая в навалившихся на них несчастьях. Однако Колумб привык к тому, что люди, попавшие в беду, ведут себя неразумно, да и многочисленные испытания научили Адмирала владеть своими страстями, поэтому он мирился с капризами подчиненных, старался успокоить особо раздражительных и поднять дух моряков, вселив в них надежду на скорое спасение. Стоит чуть подождать, — считал Колумб, — и Фиеско прибудет с добрыми вестями, что положит конец всем дурным слухам. Но раздоры зашли гораздо дальше, нежели думал Колумб, и его противники подготовили настоящий мятеж.
Второго января 1504 года Адмирал лежал в своей тесной каюте, расположенной на корме корабля. У него вновь разыгралась подагра, приведшая к хромоте. Колумб как раз размышлял о своей печальной судьбе, и тут вдруг в каюту вошел Франсиско де Поррас. Столь внезапное и взволнованное появление свидетельствовало о каком-то злом умысле. Поррас вел себя с наглостью человека, вознамерившегося совершить открытое преступление. Рассыпавшись в горьких жалобах на то, что Адмирал неделями, месяцами держит моряков на иустынном острове, обрекая на медленную смерть, Франсиско де Поррас обвинил Колумба в нежелании возвращаться в Испанию. Колумб уже понял, что необычайная надменность Порраса не сулит ничего хорошего, но сохранил самообладание и, приподнявшись на постели, попытался вступить в переговоры. Он сказал, что пока гонцы, уплывшие на Эспаньолу, не пришлют корабли, с острова выбраться нельзя. Затем добавил, что ему еще более, чем остальным, хочется отсюда уехать, ибо он печется не только о собственной безопасности, но и о благополучии подчиненных, за которых несет ответственность перед Богом и их величествами. Колумб напомнил Поррасу, что отваживаясь на какой-либо шаг в целях всеобщего спасения, он всегда спрашивал совета у моряков и принимал решение, только заручившись их согласием. Однако если какие-то иные меры кажутся им теперь более предпочтительными, он бы предложил собраться всем вместе и, посовещавшись, найти наиболее справедливое решение.
Но Поррас и его приспешники уже знали, какое решение им по сердцу; люди, вознамерившиеся затеять бунт, глухи к доводам разума. Поэтому Поррас грубо заявил, что советоваться не время.
— Либо немедленно отплываем, либо остаемся, уповая на Господа Бога. Иного выбора нет, — сказал он и, повернувшись спиной к Адмиралу, крикнул так, чтобы его слышали на палубе. — Я за то, чтобы плыть в Кастилию! Кто хочет, может ко мне присоединиться!
И тут же со всех сторон раздались возгласы:
— Я поплыву с тобой! И я! И я!
Некоторые матросы взобрались на видные места стояли, размахивая шпагами и изрыгая угрозы вперемешку с мятежными выкриками. Одни спрашивали Порраса, что теперь делать, другие вопили:
— В Кастилию! В Кастилию!
А иные сорвиголовы грозились под шумок даже прикончить Адмирала.
Услышав шум мятежа, Колумб встал с постели и больной, немощный, заковылял из каюты на палубу; ноги у него подкашивались, он чуть не падал, но все-таки шел, надеясь своим присутствием утихомирить бунтовщиков. Однако трое или четверо преданных сторонников Адмирала, опасаясь возможных безобразий, встали между ним и толпой, подхватили Колумба под руки и заставили вернуться в каюту.
Аделантадо тоже выступил вперед, но был настроен совсем по-другому. Он встал с копьем наперевес и приготовился принять на себя основной удар. Морякам, сохранившим верность Колумбу, с величайшим трудом удалось смирить ярость аделантадо, пока, наконец, он не опустил копье и ушел в каюту брата. Преданные Колумбу моряки предложили Поррасу и его приспешникам спокойно отплыть восвояси и пообещали, что никто не будет чинить им препятствий. "Силой вы все равно ничего не добьетесь, — говорили они, — а ежели Адмирал будет убит, то всех мятежников постигнет жесточайшая кара, правители Испании их не пощадят".
Эти доводы несколько умерили пыл мятежников, и они приступили к исполнению своего первоначального замысла. Захватив десять каноэ, которые Адмирал выторговал у индейцев, бунтовщики уселись в них, ликуя, словно с минуты на минуту намеревались высадиться в Испании. Другие, хотя и не участвовали в мятеже, увидев, что многие уезжают, побоялись оставаться в малочисленном отряде и, быстро собрав пожитки, тоже спустились в каноэ. Таким образом Адмирала покинуло сорок восемь человек. Немало моряков остались только потому, что болели, а будь они здоровы, то большинство последовало бы за дезертирами. Те, кто сохранил верность Адмиралу, а также больные, выползшие из своих кают, со слезами и причитаниями глядели вслед отплывавшим мятежникам, считая себя совсем пропащими. Невзирая на болезнь, Колумб опять встал с постели и, подходя к своим верным сторонникам и тем, кто лишь по болезни не покинул корабль, старался приободрить их и успокоить. Он уговаривал моряков уповать на Господа Бога, который им обязательно поможет, и обещал по возвращении в Испанию припасть к стопам королевы, поведать о верности и твердости оставшихся с ним людей и добиться для них воздаяния за все их мытарства и муки.
Тем временем Франсиско де Поррас и его приспешники плыли на каноэ вдоль побережья на восток, следуя маршрутом Мендеса и Фиеско. Высаживаясь на берег, они всякий раз нападали на индейцев и отбирали у них еду и любые приглянувшиеся вещи. Мятежники стремились свалить свои преступления на Колумба, прикидываясь, будто действуют по его указке, и уверяя что он расплатится за все захваченные у индейцев припасы. В случае же если им будет в этом отказано, бунтовщики советовали индейцам убить Адмирала. Они изображали его непримиримым врагом индейцев, установившим тираническую власть над другими островами, человеком, повинным в страданиях и гибели множества туземцев; говорили также, что он жаждет захватить здесь власть, дабы навлечь на островитян такие же страшные беды.
Достигнув восточной оконечности острова, бунтовщики подождали, пока на море воцарился штиль и можно было пересечь пролив. Они не умели управлять каноэ, а потому раздобыли себе индейских гребцов. Когда море успокоилось, испанцы двинулись в путь. Но едва они удалились от берега на четыре лиги, как подул встречный ветер, и на море началось волнение. Мятежники тут же повернули обратно. Легкие лодки без киля, имевшие почти круглое дно, переворачивались при малейшей качке, и, сидя в них, надлежало тщательнейшим образом сохранять равновесие. Испанцы, набившиеся в лодки, не привыкли управляться с ними, и когда море заштормило, не раз оказывались в воде. Перепугавшись, мятежники выкинули за борт все, что только можно, оставив лишь оружие и часть провизии. Поднявшийся ветер еще более усугубил опасность. Тогда испанцы принудили индейцев броситься в море, оставив в лодках только тех, без кого каноэ совершенно потеряли бы управление. Если индейцы колебались, испанцы, угрожая шпагами, заставляли их прыгать в воду. Индейцы прекрасно плавали, но до берега было слишком далеко. Поэтому они старались держаться возле каноэ, время от времени хватаясь за борт, чтобы передохнуть и отдышаться. Но каноэ начинали раскачиваться и могли перевернуться, поэтому испанцы отсекли нескольким индейцам кисти рук, а некоторых и вовсе закололи. И получилось так, что одних туземцев испанцы убили сами, а другие выбились из сил и утонули в волнах. Восемнадцать индейцев постигла страшная участь, уцелеть удалось лишь тем, кого оставили управлять лодками.
Когда испанцы вернулись на остров, между ними возникли разногласия из-за того, в какую сторону теперь плыть. Некоторые выступали за то, чтобы плыть на Кубу: дескать, ветер этому благоприятствует. Они полагали, что оттуда без труда доберутся до Эспаньолы. Другие советовали вернуться и помириться с Адмиралом или же забрать у него оставшееся оружие и съестные припасы, ведь в минуту опасности бунтовщики почти все выбросили за борт. Третьи же стояли за то, чтобы во второй раз попробовать доплыть до Эспаньолы, как только море успокоится.
Решено было избрать последнее. Испанцы провели месяц в индейском селении неподалеку от восточной оконечности острова, они жили за счет индейцев и притом обращались с ними как сущие деспоты и самодуры. Когда, наконец, на море установился штиль, они предприняли вторую попытку, но опять вернулись из-за встречного ветра. В результате, потеряв терпение и убедившись в безнадежности своего предприятия, испанцы бросили каноэ и двинулись на запад. Эта беспутная, необузданная банда побрела от деревни к деревне, добывая пропитание то честными, то бесчестными средствами в зависимости от того, добрый или враждебный прием оказывали им индейцы. Продвижение их по острову было подобно чуме.
Глава 3
Нехватка продуктов. Колумб придумывает, как добыть у индейцев провизию
(1504)
В то время, как Поррас и его команда рыскали по острову, отчаянно и безрадостно своевольничая, как обычно бывает, когда люди сбиваются с пути истинного, поведение Колумба являло собой совершенно противоположную картину: это был человек, сохранивший верность себе и окружающим, человек, который даже в годину невзгод и опасностей не утратил высоты помыслов. Покинутый здоровыми и сильными соратниками, Колумб всячески утешал оставшихся моряков, ободрял ослабевших и павших духом. Позабыв о собственных мучительных недугах, он думал лишь о том, как облегчить страдания ближних. Те немногие, кто еще мог нести службу, либо охраняли корабль, либо ухаживали за больными, и добывать пропитание оказалось некому. Вот тут-то и помогло то, что Колумб относился к туземцам дружелюбно, совестливо и щепетильно. Время от времени они приносили кое-какое продовольствие, которое Адмирал закупал по сходной цене. Самую вкусную и питательную еду, а также небольшой запас сухарей из Европы, уцелевший в трюме, он распорядился отдавать больным. Понимая, сколь велика зависимость телесного здоровья от состояния духа, Адмирал стремился приободрить впавших в уныние страдальцев и возродить угасшие было надежды. Он скрывал свое собственное беспокойство и держался уверенно и даже весело, вдохновляя матросов ласковыми словами и вселяя в них веру в скорое спасение. Благодаря такому дружелюбному и осторожному обращению Колумбу удалось отчасти поправить здоровье своих людей, укрепить их дух и восстановить спокойствие. Разумные предписания, которым он мягко, но неукоснительно заставлял их следовать, способствовали поддержанию порядка. Моряки убедились в целесообразности дисциплины и поняли, что командир накладывает на них ограничения ради их собственного блага и, в конечном счете, это хорошо для них же самих.
Но едва Колумбу удалось справиться со злом внутри своего отряда, как ему стали угрожать опасности извне. Индейцам, не привыкшим делать запасы провизии и не желавшим работать больше обыкновенного, становилось трудно доставлять испанцам столько еды, сколько ежедневно требовалось этим изголодавшимся людям. Столь вожделенные некогда европейские безделушки, став привычными, утратили в глазах туземцев свою ценность. Влияние Адмирала значительно уменьшилось из-за дезертирства стольких его спутников, да и злобные подстрекательства мятежников пробудили подозрения и ненависть в обитателях некоторых деревень, ранее снабжавших испанцев продовольствием.
Поэтому съестные припасы постепенно истощились. Соглашение о ежедневных поставках провизии, некогда заключенное Диего Мендесом, соблюдалось неаккуратно, и в конце концов поставки полностью прекратились. Индейцы более не приходили с продуктами в гавань, а нередко даже отказывали испанцам в их просьбах. Испанцы были вынуждены сами добывать себе пропитание в окрестностях, но это становилось с каждым днем все трудней, и вот, в довершение всех печалей, они начали терзаться ужасными предчувствиями надвигающегося голода.
