— Не выйдет проку из этой затеи, — негромко заметил Иллингаэн, останавливаясь в дверях, и Кесса, вздрогнув, выронила комок земли и повернулась к нему. — Свитки говорят, что пробовали многие, но никто не сообщил об удаче. Говорят, что и Куджагла на вашей земле не вырастает.
— Жаль, — вздохнула странница. — У вас вкусные грибы. Наверное, другим Чёрным Речникам они тоже нравились...
— Очень может быть, — покивал Иллингаэн. — Но не всё получается так, как хотелось бы. Та же ярга... Чего не хватает ей в прудах и протоках?! Жиреет, живёт долго, но о нересте и не думает... Ладно, едва ли ты хочешь об этом слушать. Зайди перед отъездом в Залу Клинков. Не только Риланкоши хотел бы сделать тебе подарок.
Риланкоши был щедр — так, что Кесса даже смутилась и не хотела принимать дар. Её треугольные башмаки ойтисской работы ещё не сносились, как она ни шлёпала в них по моховым лесам, — а целитель отдал ей настоящие авларские сапоги со звериными когтями! Не у каждого эльфа-юнца такие были, все недоросли бегали в лубяных оплётках...
Кесса собирала припасы — прозрачные авларские лепёшки, и сушёные грибы, и нарезанную на тонкие прокопчённые полоски яргу, и полную флягу уна... В этой фляжке раньше была цакунва, но сосуд давно опустел — и странница наполнила его до краёв. Ун вкусен, и цакунва вкусна, но между краями, где их готовят, дикие бесплодные земли...
— Что же, вина ты с собой не возьмёшь? — удивилась эльфийка-ключница, заворачивая припасы в серебристые листья. — Не понравилось?
— Тут Агаль наступает на пятки, — насупилась Кесса. — Нужен ясный разум. А какая ясность после меланнатского вина?
И этим утром во дворе громыхало и лязгало — из кузниц и шорных мастерских выносили что-то громоздкое, завёрнутое в циновки, грузили на алайг, и ящеры приседали и взрыкивали под увесистым грузом. Иллингаэн стоял у ворот, непривычно резким голосом отдавал указания, пока последний из нагруженных ящеров не выбрался на лесную тропу.
— Ловушки ты минуешь по реке, — сказал Иллингаэн, обернувшись к Кессе. — В Скейнат она тебя проводит. А дальше — ищи дорогу. Не знаю, поможет ли это тебе, но...
Он протянул Речнице круглый деревянный щит — один из тех, с которыми тренировались эльфы-юнцы.
— Будь это простое дерево, оно давно разлетелось бы в щепки, — усмехнулся он. — Но... видела ты в Зале Клинков сломанные или зазубренные деревянные мечи? Или расколотые щиты? Повесь на спину — по крайней мере, прикроешься от шальной стрелы. А что до сражений... Избегай их, пока сможешь. До воина тебе далеко, как до третьей луны.
Зеркало Призраков куталось в лиловый туман, пронизанный алыми молниями, странные сполохи пробегали по нему от края до края, и подвески тревожно звенели. Вейниен смотрел на него недоверчиво, поднёс к древней пластине палец, но потрогать не решился.
— Семечко Древа и перо шонхора, — он протянул Кессе оперённую бусину на коротком шнурке. — Будешь вспоминать Меланнат в своих краях. Заходи к нам как-нибудь... может, когда у вас будет много Чёрных Речников, и ты сможешь отвлечься. Расскажешь нам новые истории...
Водяной волк дремал под навесом, когда Кесса, закинув за плечи дорожную суму, шла к воротам — но, когда она миновала его скамью, он встрепенулся и побежал за ней. У привратной башни он остановился, и Речница присела рядом и погладила его по загривку. Агюма шевельнула ушами, но зубы скалить не стала.
— Постараюсь вернуться, — прошептала Кесса. — Да устоит Меланнат!
Лес затих, все листья замерли в неподвижности, только над тёмной водой струился едва заметный ветерок. Карна неспешно текла, вбирая воды Нейкоса и унося их вниз, к Безднам, и опавшие лепестки плыли по ней. Маленькая лодка ждала Кессу у настила — там, где весной эльфы ловили рыбу корзинами. Среди тёмных ветвей ещё поблескивали чешуйки.
— Поплывёшь к истокам, — криво усмехнулся авларин-провожатый. — Увидишь, как камешки блестят под водой... Когда лодка чиркнет по серому камню на дне, сойдёшь на берег, весло и верёвку оставишь в лодке и вытолкнешь её на стремнину.
— А что там, в Скейнате? Такой же моховой лес? — Кессе было не по себе, и ей всё время хотелось оглянуться на Меланнат, но она знала — увидит лишь непроходимые заросли.
— Он далеко протянулся, — кивнул эльф. — Поменьше говори с Куай и не спи у воды без защитного круга. Звери не тронут, но за жителей никто не поручится. Когда Агаль немного усилится, мирных жителей останется мало...
— Я постараюсь защитить их, — тихо пообещала Кесса.
— Защити для начала себя, — ухмыльнулся авларин, отвязывая канат. Кесса поймала смотанную верёвку, кольцами сложила её на корме и взяла весло.
— Ал-лииши!
Колдовское течение подхватило её и потянуло к верховьям, мимо лепестков, плывущих по чёрной воде, и теней, скользящих в глубине. Кесса оглянулась в последний раз — лес сомкнулся, листья папоротников повисли до земли, и уже не найти было ни причала, ни дороги, ни черепичных крыш.
— Да хранит вас Кетт, всесильный в водах! — крикнула она, сложив ладони у рта. — Силы и сла-а-авы!
— А-а-авы... — донеслось с берега, и где-то сердито ухнул потревоженный зурхан. Кесса опустила весло в чёрную воду. "Чёрная Река," — подумала она, выглядывая в потоке всплывшие коряги и гнилые ветки. "Я была на Чёрной Реке. И теперь я плыву домой."
Глава 21. Скейнат
Беспорядочные яркие вспышки хлестали по глазам, обжигая даже сквозь закрытые веки. Кесса дёрнулась, больно ударившись плечом о бортик, замигала, прикрываясь ладонью. Туман, прорезанный белесыми сполохами, медленно складывался в очертания гигантских папоротников, серебристых прибрежных кустов, плавучих водорослей и чёрной воды. Ветви тянулись друг к другу над сонной рекой, но никак не могли сомкнуться, и солнечный свет дробился на волнах, на бортах лодчонки, на полосатой броне Кессы и на её лице. Но разбудил странницу не он.
Охнув, она едва успела склониться над мерцающим Зеркалом. По древнему стеклу шла белесая рябь, волнами накатываясь от верхнего края к нижнему. Казалось, вся поверхность пластины стала жидкой и вот-вот закапает с оправы. Кесса тронула Зеркало пальцем — оно полыхнуло жаром. Волны катились, как и раньше, не замечая руки. Под ними в серо-лиловой полумгле скользила чёрная тень — то ли рыба, то ли ивовый лист, по краям опоясанный белыми огнями. Узкие пучки света вырывались из них, пронизывая темноту, и что-то там взрывалось багряными облачками.
— Старый корабль! — Кесса приникла к Зеркалу, но поздно — что-то сверкнуло во мгле, вспарывая бок корабля-листа пурпурной молнией, стекло вздыбилось чёрными волнами — и погасло. Только едва заметная рябь ещё шла по его поверхности — от нижнего края к верхнему.
"Древнее сражение..." — зачарованно выдохнула Кесса, потрясла Зеркало и повернула другим боком — может, древняя штуковина покажет ещё что-нибудь? Но стекляшка так и рябила, только направление волн изменилось. Кесса, мигнув, перевернула Зеркало ещё раз, потом ещё, — рябь катилась в одном и том же направлении, от кормы лодки к её носу... и от устья Карны к её истокам. Странница вздрогнула, изумлённо мигнула и едва не вскочила — но вовремя вспомнила, что лодка — ненадёжная опора.
"Волна! Вот оно что," — Кесса дотянулась до весла, привстала, но тут же села обратно. Что-то пульсировало на дне её глазниц, пронизывая череп болью, рёбра ныли, вдохнуть удавалось через раз. "Волна идёт, и Зеркало её видит... Так, должно быть, отражается Агаль..."
Речница погладила стеклянную пластину и уронила её на грудь, решительно поднимаясь на ноги. Маленький водоворот свился у носа лодки, и она закачалась, более ничем не удерживаемая.
— Ал-лииши! — прошептала Кесса, тронув волны весном. Колдовское течение подхватило судёнышко на спину, ещё мгновение — и над больной головой Речницы сомкнулись древовидные папоротники. Яркая перистая змея мелькнула в ветвях и юркнула в расщелину ствола, уронив на воду пёрышко-чешуйку со сросшимися волокнами.
— Хаэ-эй! — крикнула Кесса, выпрямившись во весь рост. — Хаэ-э-эй!
Вопить было ни к чему, и никто не откликнулся, кроме растревоженных крылатых ящеров. Четверокрылые тени, посрывавшись с ветвей, заметались над водой, и долго лодку провожали сердитые вопли. Но воздух больше не казался Речнице обжигающим и вязким, как горячий кисель, и она вдохнула полной грудью. Рёбра ещё саднили — не снаружи, изнутри. "Чем я там надышалась, на этой границе?!" — недоумённо пожала плечами Кесса, оглядываясь по сторонам. "И какой сегодня день?"
— Хаэ-э-эй... Бездна!
Жажда и голод всех дней, незаметно проскочивших мимо в вязком мареве пограничья, разом навалились на неё. Забывшись, она склонилась над водой, зачерпнула, поднесла ко рту — и выплеснула мутную воду обратно. Река была горькой.
"А, ядовитые топи Скейната..." — поморщившись, Кесса наколдовала водяной шар. Пила она долго — нелегко было залить пожар во рту, и долго грызла полосу высушенной рыбы, пока лодка, предоставленная самой себе, качалась на волнах Карны. Ящеры успокоились, какой-то некрупный зверёк с оперённым хвостом и острыми зубками вышел на берег, равнодушно взглянул на проплывающую мимо лодчонку и наклонился к воде. За его спиной лес тихонько заскрипел, и существо молча взметнулось вверх по стволу дерева. К реке вышла чёрная харайга, подозрительно огляделась по сторонам, резко опустила когтистую лапу в воду и вскинула, подбрасывая в воздух насаженную на коготь рыбёшку.
Лодка ткнулась носом в то, что показалось Кессе клубком тины — или замшелой корягой с торчащими из мха продолговатыми листьями. Но от прикосновения "коряга" вздрогнула и рванулась в глубину. Плоский хвост скользнул под лодкой, и та закачалась на поднятых волнах. Тёмно-зелёная тень с колышущимися на спине лентами уплыла недалеко — вновь поднялась к поверхности на середине реки, и зелёные "травинки" встали торчком, а "мох" зашевелился, отряхиваясь от воды.
"Гуш, рыба-остров!" — Кесса осторожно дотронулась до странного существа веслом. Гуш всплеснул плоским хвостом, уплывая ещё дальше. Он был большой — вчетверо больше хрупкой эльфийской лодчонки.
— Ты был Листовиком когда-то? — робко спросила Кесса, догадываясь, что ей не ответят. — Как далеко ты уплыл от Великой Реки...
"Да и я не ближе ушла," — вздохнув, она погрузила весло в воду. Месяц Кэтуэса близился к завершению, весна почти миновала, в спину Речнице дышала грозная Волна, а моховые дебри казались бесконечными...
...Ещё недавно медузы были крошечными, а ветки над водой — чистыми; Кесса и заметить не успела, когда канзисы выросли и увешали всё вокруг слизкими щупальцами и нитями икринок. Ярко раскрашенные медузы — каждая с человечью голову — облепили кусты, и каждая веточка сочилась их слизью, а блестящие ленты икры трепетали на речном ветерке. Речница вертела головой, высматривая, где причалить — так, чтобы не собрать на себя все жгучие щупальца — но гигантские мхи расступаться не спешили. Они стеной встали у воды, сросшись ветвями, и только медузы рисковали забраться в их переплетения.
Берег слегка изогнулся, образовав изогнутую косу, дерево на длинных голых корнях, больше похожих на сваи, накрыло её тенью, его облепили мхи. У его подножия Кесса увидела илистую кромку берега — узкий "причал", только-только размять ноги. Узловатые стебли вьюнов всползали вверх по стволу, их мясистые листья топорщились во все стороны. Кессе был знаком их вкус, и она, сглотнув слюну, направила лодку к илистой косе.
Накинув причальный канат на торчащую ветку, странница разулась и шагнула в тёплую воду. Съедобные листья росли невысоко, но выше, чем ей показалось поначалу, — надо было влезть на вывороченные корни. Оскальзываясь во мху, Кесса дотянулась до лианы, сорвала несколько листьев и остановилась — замерла на месте, ошарашенно глядя в воду. Тут было неглубоко — ей по щиколотку — и мутная вода не скрывала дно... и глубокий отпечаток огромной трёхпалой лапы.
Кесса спрыгнула, выронив листья, склонилась над вмятиной в сером иле. Ошибки быть не могло — здоровенный двуногий ящер прошёл тут, его след глубоко впечатался в речное дно. Речница, закусив губу, наступила в отпечаток одного из пальцев — её ступня оказалась короче. Ил не спешил расплываться, скрывая очертания следа, он оставался чётким, — ящер был тут недавно. Чуть глубже, в тени прибрежных тростников, Кесса увидела второй след, такой же свежий.
"Зурхан!" — поёжившись, Речница взглянула на кусты. "Вдруг у него гнездо на берегу?"
Молодой папоротник качнулся с тихим шелестом, и Кесса, на ходу отвязывая канат, прыгнула в лодку. Оброненный лист лианы плавал у берега, но Речница на него и не взглянула. Что-то шуршало в зарослях, и Кесса гребла, не оглядываясь, пока лодка не чиркнула брюхом по дну.
"Ох ты!" — Речница снова ступила в воду, чтобы стащить судёнышко с отмели. Впопыхах она взяла слишком близко к противоположному берегу, и её вынесло к устью одного из бесчисленных ручейков, впадающих в Карну, к моховым кочкам, покрывающим завалы полуистлевших ветвей и тростника. В кустах что-то взвизгнуло, запыхтело, и топочущее стадо ушло в дебри, так и не показавшись на глаза. Осталась лишь изрытая земля вдоль ручья, вырытые и обгрызенные корни и груда расколотых раковин — чёрных, замшелых, колких. Хурги были тут — искали всё, что годилось в пищу, бороздили завалы плавника клыкастыми рылами, но шум и плеск их спугнули.
"Отдохну здесь," — подумала Кесса, вытаскивая лодчонку на берег. Эльфийский "корабль" был легче тростинки, Речница только удивлялась, как он не переворачивается на волнах. Мутноватый тёплый ручей странно пенился и больно щипал свежие царапины и медузьи "укусы", и Кесса огляделась, разыскивая место посуше. Ничего не нашла.
"Хурги едят всё..." — странница потрогала осколки раковин. Ни на что путное эти мелкие обломки не годились — но под ними, среди зеленовато-серого ила и каменной крошки, что-то яркое сверкало из-под воды. Кесса выхватила из грязи кусочек камня, повертела его в пальцах и мигнула — тяжёлая тёмно-красная галька с чёрными крапинками торчала из зеленоватой породы, блестя окатанным боком. Кесса охнула.
— Камешки древней реки!
Пустая порода, цветом схожая с местным илом, но несравненно более твёрдая, облетала неохотно. Помогая себе рукояткой ножа, Кесса выломала ещё несколько кусков. От удачного удара камень пошёл трещинами, открыв галечные россыпи, и странница принялась выбирать их, счищая серую грязь. Обломок за обломком ложился на мокрый мох — тёмно-красные, серые с волнистыми разводами, зеленоватые и жёлто-крапчатые камешки, тяжёлые, гладкие, сверкающие.
"Хватит!" — Кесса с трудом оторвалась от выковыривания гальки, собрала все кусочки на ладонь — они немало весили и не хотели лежать на дрожащих пальцах, пара камешков тут же упала в ил и зарылась в него.
— Хвала тебе, Карна, тёмная река, — прошептала Кесса, прижимая камни к груди. — И тебе, Река-Праматерь.
Яшмовая галька со дна древних рек холодила руку. Странница не знала, какова цена этих обломков, — такое в Фейр не привозили, разве что Речник Фрисс или синдалийские купцы могли рассказать о загадочных самоцветах, добываемых далеко на востоке... или глубоко в Хессе. И никто не говорил, что бесценная яшма может валяться под ногами, в сером иле, там, где хурга поддевает её рылом, а ракушки прирастают к ней боками...
