— Уж будьте так любезны, — ответствовал я, прихватывая бумаги.
Это хорошо, что я Шека не взял, он бы этого Уильямса уже прибил, подумал я и смерил взглядом молчаливо шествующих за мной Кристину и Эльдинга. Краснов был “где-то рядом”, ржанием своё местоположение не выдал, чем проявил высочайший специализм. Кристина, невзирая на невозмутимое чело, веселилась, а Эльдинг пребывал в состоянии, близком к моему: от челодани его удерживало, очевидно, Благословение Бога-Машины.
Наконец, капитан нашу компанию довёл до нужной двери, отмеченной соответствующий надписью, потыкал в неё перстом и даже озвучил, что комиссар тут. Ну, хоть не пантомиму исполнил, мысленно хмыкнул я, проникая в обитель комиссара.
Обитель была довольно аскетична, содержала двух невнятных типов чиновного вида, копошащихся с бумагами в сторонке. А вот под окном пребывала шикарная рыжая грива волос, на столе пребывала фуражка. Ну и в целом, симпатичная дама, да и ситуация забавная: она суетливо пыталась убрать волосы в хвост, напялить фуражку, исполнить воинское приветствие, при этом сохранить на лице “подобающее выражение”.
— Не беспокойтесь, комиссар Друзилла, ваш внешний вид на рабочем месте волнует меня меньше всего, если не препятствует исполнению долга перед Империумом, чего я не зрю, — остановил я её копошения. — Терентий Алумус, Орден Инквизиции, — проявил я голограмму. — У меня к вам, комиссар, имеется ряд вопросов.
— К вашим услугам, господин Инквизитор, — несколько собралась она.
— Итак, я ознакомился с этими бумагами, — положил я на стол протоколы трибунала. — У меня появились вопросы, комиссар.
— Вы из-за этого тут, Инквизитор? — выпучила она очи. — Хотя простите, задавайте.
— Итак, насколько я понял, вы инкриминировали коменданту складов укрывательство, — начал я. — С чем связано, в таком случае, столь лёгкое наказание?
— Признаться, там довольно неясная ситуация, — почти незаметно покраснела дамочка. — То, что они были на складе, я уверена, но вопрос с комендантом сложный, регламент предписывает обследование склада раз в полгода.
— Тогда, комиссар, если комендант ни при чём, с чего ему назначено наказание? — осведомился я.
— Я бы не сказала, то не причём, следы пребывания на складе были скрыты… — забегала глазами комиссар.
— Так, меня, кажется, начала доставать эта планета, — сообщил я потолку. — Комиссар, было ли проведено расследование о причастности коменданта к укрывательству осуждённых? Есть ли вообще уверенность, в том что они пребывали на данном складе?
— Им просто негде более было быть, — ответила дамочка. — А убрать следы их пребывания мог только комендант.
— То есть, полноценного расследования не проводилось, — констатировал я. — Причём, судя по “выговору в личное дело”, вы отдавали себе отчёт в бездоказательности обвинений. Но, вместо того, чтобы выяснить степень и наличие вины, ограничились полуприговором. Отвратительно, комиссар. Либо виновный не понёс надлежащего наказания, либо невиновный наказан ни за что. Причина?
— Да там варп знает, что происходит! — взорвалась дамочка. — Этот десяток просто не мог быть нигде, кроме склада, поисковые группы прочесывали полпланеты с биодетекторами! А следов на складе нет! И доступ к замку только у коменданта!
— Почему не было проведено псионического допроса? — ровно спросил я.
— Квалифицированный телепат один, на всю планету. Я не нашла возможным отвлекать его, он занимался важным делом, хищения имущества, — выдала она.
— А потом, комиссар Друзилла? Допускаю, что на момент разбирательства псайкер был занят. Так задержали бы подозреваемых, провели полноценное расследование. Я зрю в вашем решении… небрежность. Пока, — оповестил я сжавшуюся дамочку. — Все документы по делу. Протоколы, показания, пикты, всё, что у вас и не только есть, — с этими словами я потыкал в край стола перстом.
Дамочка засуетилась, как и её чинуши, и через десяток минут стол был завален бумагами. Начав знакомиться с ними, я, кажется, понял, почему комиссар “забила” на расследование. Там реально творилось “варп знает что”. Итак, в рамках учений, полк перебрасывался через ледяную равнину. Впрочем, ледяной была вся планета на несколько километров вглубь. Через дюжину часов обнаруживается, что полк пропал, на вокс не отвечает. Ещё через четыре часа он, точнее, машины были обнаружены. Пикты показывали перекошенный и застрявший расселине Леман Русс (типовой средний танк). И всё припорошено ледяной крошкой.
— Откуда на танках и внутри лёд? И следов танкистов не было из-за того? — уточнил я.
— Ледяной муссон, дневной, — выдала дамочка. — Да, следы могут быть только на крошке, слой в пару сантиметров на монолитном льду.
— На безатмосферной планете муссон? — прокурорски уставился я на неё.
— Местная особенность, ледяная пыль и крошка днем движется с севера на юг, а ночью — наоборот, — озвучила она. — Вроде бы что-то связанное со звездой, я не в курсе деталей.
— Предположим, — допустил подобное я.
И вот, десяток непонятно откуда взявшихся танкистов обнаруживаются через месяц у склада полка, этим складом воспользовавшегося. Живые, относительно здоровые, ни черта не помнящие после того, как “покинули технику для решения вопроса с застрявшим танком”. Последнее проверил и псайкер, после проверки и установления амнезии занявшийся другими делами. Следов скверны, простой и техно, не обнаружено, ни черта не обнаружено. Прямо скажем, как бы бредово не звучало, но в рамках известных фактов вердикт трибунала — единственное, что объясняет факты.
Впрочем, объясняет — не значит, что комиссар невиновна. Это, скажем так, моё личное понимание и смягчающее обстоятельство, а никак не индульгенция за небрежность и неустановление истины.
Ладно, в целом картина с трибуналом ясна, но мне надо выяснить, где были эти десять солдат. Время вроде есть, так что решил я заставить окружающих побегать.
— Мне нужен комендант, здесь и сейчас, — озвучил я. — А также несколько солдат или офицеров из нашедших оставленные танки первыми. Из первых встретивших также. Вы, почтенные, не расслышали? — осведомился я, на что рыжая и Очевидность засуетились.
И проверка показала, что комендант никаких “следов пребывания” не убирал, о пребывании никого на складе не знал, из чего следовало, что на складе этой десятки и не было. И выходит, что десять человек, с, на минуточку, запасом воздуха на пару суток, при температуре от минус семидесяти до минус ста двадцати провели месяц чёрт знает где. Вынужденно посочувствовав комиссару, оказавшейся перед подобной картиной, я занялся лейтенантом и парой сержантов из “обнаруживших и искавших”.
Однако и тут выходила дичь: биодетекторы, столь чувствительные, что на живой планете просто бы не работавшие (будучи забитыми помехами), тут калибровались на поиск жизни и ни в полукилометровой зоне поиска, ни плюс полкилометра чувствительности детекторов, живых, как понятно, не было.
— Спутникового наблюдения за поверхностью не ведётся? — без особой надежды уточнил я.
— За техникой, если постоянно, — закономерно обломала меня Друзилла. — Пикт-наблюдение включается специально, при прорыве орков, либо для рассмотрения деталей учений, в условном бою, например. В этом случае задействовано не было, — развела она руками.
— Недальновидно, — докопался я чёрт знает до кого и чего, ну и призадумался.
В принципе, зря я дергаюсь, подумав, решил я. Есть потеряшки, есть место, где они пропали. То, что местные ни черта не обнаружили, совершенно не факт, что не выявим мы. Но если они “просто пропали и ничего не помнят” это будет… Не знаю как, но мне не нравится. Дико даже для пронизанной имматериумом реальности, и разобраться в ситуации надо, невзирая ни на что.
Прибыли нашедшие, но ответа на главный вопрос не дали. Увидели десяток рядом со складом, подошли, поговорили, доставили в часть, доложили.
— И вопрос наличия запаса воздуха вы не проверили, — мыслил вслух я.
— Никак нет, — развёл руками лейтенант. — Как-то и в голову не пришло, но он у них был, они же не корчились и не помирали. Правда, странные и заторможенные они были, — задумчиво признал он.
— Ну да, а у проводивших расследование здесь даже не возникло вопросов, а если возникли — подумали, что воздушной смесью снабдили вы, не уточняя, — зыркнул я на комиссара, виновато потупившуюся.
В ожидании потеряшек ознакомился с заключением медикуса. Лёгкое истощение, целый коктейль “остатков наркотических веществ” в крови, но каких — не указано. Потряс заключением медикуса, получил кивок и явку самого проводящего обследование через несколько минут.
— Медикус, это могли быть не наркотики? — уточнил я после “описания клинической картины”, в которой понял не более пятой части терминов.
— Это как? — опешил он.
— Ну, например, некое событие, долговременное воздействие, нетипичное питание? — уточнил я.
— Ряд следов в крови это бы объяснило, — поставил диагноз эскулап. — Но есть следовые остатки галлюциногенов, например. Нет, это точно было введённое вещество, хотя, возможно, не все следы — его прямое следствие.
— В остальном физических отклонений, мутаций, чего-то подобного не было? Пусть незначительных, — продолжил я.
— Не могу вам ответить со стопроцентной уверенностью, господин Инквизитор. Вивисекцию не проводил, — изящно пошутил медикус, но скис при виде моего равнодушного лица. — Но в целом — нет, некоторые проблемы с органами пищеварительного тракта, довольно типичные для планеты: пайковое питание. Легкое истощение, но причина этого понятна. Нет, господин Инквизитор, каких-то очевидных отклонений не было, а незначительных я не выявил, если таковые и были.
Тем временем, идя с глубокомысленной мордой, я поймал на себе третий по счёту зырк исподтишка Друзиллы, в стиле: “всё что можно было, я сделала, а вы тут дурью маетесь и до меня, несчастной, докапываетесь”.
— Комиссар, вне зависимости от результатов, на данный момент я выполняю ВАШУ работу. Должную быть осуществленной и запротоколированной ещё на момент обнаружения “потеряшек”, — обломал я дамочку. — Так что зыркаете на меня вы зря. Не могу не признать, что понимаю ваше ощущение растерянности и желание хоть как-то объяснить этот бред, — окинул я рукой залежи макулатуры и информационных носителей на столе комиссара. — Однако, небрежение очевидно.
— Понимаю и признаю, — опустила голову та, но через минуту полюбопытствовала: — Полагаете, воздействие хаоса?
— Аколиты? — решил я как послушать, что надумали, так и проверить свои выводы.
— Вероятность воздействия хаоса не выше пятнадцати процентов, — выдал Эльдинг. — Ведущая позиция среди возможных объяснений инцидента. Много неясностей, нужно продолжать расследование для более уверенных выводов, — подытожил он.
— Провал в варп, в район царства хаоса, где есть атмосфера. Большую часть обратили рабами или съели, десяток отпустили с некоей целью, — бодро выдала Кристина. — Правда, Эльдинг прав, надо смотреть как на место прорыва, так и на самих пострадавших, слишком много неясностей, — заключила она.
— Вот, примерно так, — озвучил я. — Это более правдоподобное объяснение, нежели пребывание десятка в течение месяца на складе, имеющем вокс-оповещение о несанкционированным доступе. При том, что невиновность и добросовестность коменданта установлена, следовательно, их вообще на складе не было. Кстати, с чем склад-то? — уточнил я так и непроясненный вопрос.
— Холостые боеприпасы и ГСМ, — ответила Друзилла.
— И ели они, — ехидно отметил я, — поддоны для снарядов, запивая прометием.
— Но осмотр места происшествия проводил псайкер-примарис Бета ранга! — начала комиссар. — Кроме того, экклезиарх провел осмотр и молебен, следов скверны не было. Техножрец не обнаружил её и на технике. Самих “потеряшек”, — фыркнула она, используя мой термин, — проверяли с пристрастием, следов скверны нет.
— Из всего вами сказанного, комиссар Друзилла, — начал я. — Странным и теоретически сложно объяснимым смотрится только отсутствие следов прорыва в варп. Воздействие на потеряшек могло быть столь тонким, что превышало квалификацию проверяющих. А с провалом в имматериум, если с этим связан сильный демон, то он мог очистить следы, оставив пусть и слегка повышенный, но ровный фон. Правда, таковые составляют ощутимую “тень в варпе”, его бы обнаружили астропаты и обычные псайкеры, в плане пребывания, чего не было. В общем, прорыв в варп возможен, хоть и странен, но гораздо более вероятен, нежели пребывание десятка на складе ГСМ месяц. Ну реально, Друзилла, что они, по вашему, ели это время? — искренне полюбопытствовал я.
— Я… предполагала что ели друг друга, под воздействием наркотиков, — помявшись, выдала она.
— В чём-то разумно, — не мог не признать я. — Вот только уж простите, но комендант, выкидывающий в ночи глухой и тайне остатки каннибальского пиршества… — не договорил я, разведя руками.
— Признаю вину, господин Инквизитор, жду наказания, — кивнула она.
— И дождетесь, но сначала всё же разберемся, что за варп тут творится, — выдал я.
К вечеру прибыли пара рядовых, а штрафники будут лишь завтра: на данный момент их отряд осуществлял какую-то штрафную деятельность в удалении от расположения части, ну и я не стал настаивать на немедленной доставке. И пара бывших офицеров уже есть, да и место происшествия надо осмотреть. В общем, успею ещё.
Но допрос с пристрастием, Кристина и разглядывания в свете и ветре бывших офицеров не дали ничего, кроме одного косвенного подтверждения теории “прорыва в варп”. А если по порядку, выходила такая картина:
Воспоминаний между выходом из техники для совещания на тему “как вытащить фрагнутый Леман Русс из варповой ямы” и увиденным складом, за минуту до встречи с обнаруживших их полком, нет. Вот просто нет, ни снов, ни иллюзий, ни галлюцинаций.
Вылезли из танков, узрели склад, на любой глубине памяти. Всё время расследования пребывали в перманентном ахуе — слова, определяющего их состояние лучше, просто не было. На данный момент искренне благодарны, что их не расстреляли, слава Официо Перфектус, Депертаменто Муниторум, Священной Инквизиции и Императору, конечно!
