Единственное, чего он недооценил — это аккуратизм Павла. А между тем, тот успел составить отчёт о встрече и его отослать. И даже присовокупил к нему свои соображения. Сводившиеся к тому, что все погорячились, это бывает, рабочий момент, через некоторое время всё уладится.
Но времени не было. Ни у кого.
День 147
Ложился спать с неприятным чувством, но ничего плохого не приснилось. Наоборот, приснилось хорошее. А именно — Земля и Майя Глумова. Нет-нет, ничего такого. Она меня просила подбросить её на глайдере до Музея Внеземных Культур. Я говорил ей, что там прямо на углу есть кабина нуль-Т, а она мне — что нуль-Т не работает из-за каких-то там флуктуаций. В конце концов я решил, что проще её довезти. Тем более, мой глайдер был вот прямо тут. Майя села на заднее. Я запитал антиграв, пропустил тесты. Космофлотовским таким красивым жестом взял руль на себя. И вылетел. То есть проснулся.
Вот такие сны — по мне. Их мне, пожалуйста, дальше и навевайте. Без этих вот ваших гадостей.
Хотя нет, имелась там неприятная деталь. У меня на руке был радиобраслет.
Вот эту штуку я не люблю. От слова совсем. Хотя понимаю смысл и необходимость.
Кстати вот тоже. Общественность знает, что у КОМКОНовцев есть радиобраслеты. И что это очень круто. Знает, потому что в сериалах видели. А вот чем это так круто и круто ли это вообще — знают исключительно специалисты, и то не все. Потому что никому не интересно, в чём там фокус.
На самом деле радио — это очень древняя и убогая технология. Ниже только проводная связь, ну вот буквально провода, по которым ток течёт или там свет бегает. Кстати, всё это до сих пор существует и используется. Для чего — отдельная тема. Я лучше про радио, очень уж характерная с ним ситуация.
Когда появились омега-контроллеры, то проблема связи закрылась в принципе. Потому что омегафон работает с условно-бесконечной скоростью. То есть конечной: трансформация компактов какое-то время занимает. Но извлечь эту информацию можно из любой точки Внеземелья. И все старые средства связи отправились на помойку. Кроме тех, которые работают в условиях сильно искажённого пространства.
И всё бы хорошо. Но вот проблема — слишком всё хорошо. По крайней мере, для некоторых задач.
А именно. Любой сеанс связи через омега-пространство навсегда остаётся в омега-пространстве. Ну то есть не навсегда, конечно. Где-то на триста тысяч лет. Причём стереть или исказить эту запись невозможно в принципе. Можно, конечно, шифровать. Однако любой шифр в конце концов ломается. Причём иногда этот конец концов может наступить быстрее, чем мы думаем.
Правда, найти следы чужой записи, не имея ключа доступа, почти невозможно. Но, во-первых, именно что почти. Во-вторых, это сейчас — почти. Наука-то не стоит на месте, а бурно развивается. Вчера было нельзя, сегодня сложно, а завтра что? Вот те же тагоряне почему-то свои информы в омега-пространстве не держат. Насколько это известно. И запрещают, кстати, свою информацию в БВИ размещать. Практически все скандалы с Тагорой последних лет связаны именно с этим обстоятельством: кто-то скопировал и разместил в БВИ тагорянский информ. Любой тагорянский информ с любым содержанием. Причём, насколько мне известно, они о таком узнают всегда. И сразу начинается вот это вот всё: "нарушение основополагающий принципов Контакта", "посягательство на собственность и суверенитет Великой Тагоры", "невозможность дальнейшего сотрудничества в стратегических сферах" и тому подобное. Каждый раз наши ползают на коленях и вымаливают прощение. А потом Горби, выждав паузу, высылает "Терминаторы". Шучу-шучу, он такое всего два раза делал. Ну да я не про Тагору вообще. Я про то, что: такое нервное отношение к записи на омегу чем-то ведь обосновано, не так ли? Тагоряне не дураки. Это уж точно.
Вот поэтому наше руководство в тех случаях, когда не хочет оставлять следов, использует радиобраслеты.
Что это такое — браслет. Довольно тяжёлая и неудобная хреновина, надевающаяся на левую руку. Надеть его просто, снять самостоятельно невозможно: ключи у начальства. Внутри — что-то вроде мазера. Ну то есть генератор пучка очень коротких волн. Остальное — защита и всякие преобразователи. Речь шифруется и преобразуется в очень короткие остронаправленные радиоимпульсы, точечно рассылаемые куда надо. То есть или на наши КОМКОНовские станции сопряжения, или на наши же спутники связи. Которых много. И которые обеспечивают полное покрытие земного неба. На других планетах делают по-разному. Например, на Ковчеге КОМКОН установил наземные станции сопряжения. Получилось так себе, но не в этом соль.
А соль вся в том, что засечь направленные мазерные импульсы практически невозможно. Даже для ДГБ. Ну разве что очень сильно повезёт — и то, сам факт прослушки-засечки обнаружится. Так что особой альтернативы радиобраслетам пока не просматривается.
Но вот сам факт, что на тебе радиобраслет, говорит о многом. Скорее всего, о том, что ты сейчас — участник какой-то активки.
Так вот, мне как-то совершенно не улыбается подсаживать Майю Глумову в глайдер во время активки. Потому что в таком случае она часть мероприятия тоже. А вот это совсем лишнее, правда. Хоть её оставьте в покое, коллеги дорогие.
Таааак. Я, кажется, всерьёз обсуждаю сам с собой собственный сон? Это уже крыша поехала или так, пограничное состояние? А с другой стороны, чего мне от себя ждать в моём-то положении?
Нет уж, нафик-нафик. Лучше давайте про Румату Эсторского.
И в книжке Малышева, и в отснятом им фильме есть один очень заметный провал. А именно — что он делал, когда расстался с Кондорским и Пашей.
В фильме всё это время — немаленькое — вырезано полностью. Показан то ли следующий, то ли тот же самый день, когда Румата беседует с Вагой Колесом. В книжке, напротив, имеется описание, как он встаёт с утречка и потом идёт в королевский дворец с какими-то лично ему неприятными донами. В том числе с доном Сэра, любителем гвардейской молодёжи, который, нажравшись, заигрывает с лейтенантом. С которым Румата играет в кости, выясняет важную для него информацию о доне Сатарине, посещает Патриотическую школу, чтобы пристроить туда парочку очередных спасаемых книгочеев, и только после всего этого отправляется к Ваге.
Как установил Левин, в обоих случаях имеет место монтаж. То есть — Антон ставил встык события, разделённые куда большим временем, чем кажется читателю или зрителю. Потому что всё, что было в серёдке, он просто убрал с глаз долой. Во всяком случае, с фильмом дело обстоит именно так.
Что касается книжки, то здесь, похоже, сработал эффект порезанной памяти. Обычно дырки в воспоминаниях затягиваются другими воспоминаниями. Например, прогулка с двумя благородными донами имела место за три месяца до начала событий. Иначе, кстати, аристократы не вели бы себя нагло — а в тексте они изображены как люди, ничего всерьёз не опасающиеся. Если бы это был действительно канун дня святого Мики, они бы так не хорохорились. И никого не задирали бы. К тому моменту благородные уже чуяли, чем пахнет. Эпизод с доном Сэра вскользь упоминается в докладе Антона примерно годовой давности. Дон Сатарина впал в глубокий маразм за полгода до событий, о чём Румата прекрасно знал... Правда, когда он обо всём этом писал, то уже верил, что всё было именно так.
На самом деле между расставанием с коллегами и визитом к Ваге Колесу прошло три дня. Что именно делал Румата в это время, точно установить не удалось. Но, похоже, он первым делом отправился в замок барона Пампы — докладываться отчиму.
Дальнейшее является левинской реконструкцией. КРИ на данный запрос отвечать не пожелал. Как обычно, по неизвестным науке причинам.
Итак. Левин считал, что Званцев — у которого как раз шли финальные приготовления к перевороту — испугался, что Антона и в самом деле увезут на полюс. И там, на Базе, и в самом деле подвергнут ментоскопированию. Конечно, вероятность этого была невелика. Прав на самовольное вторжение в чужой разум местные специалисты не имели. Ну разве что Антон совершил бы что-то из рук вон выходящее. Причём по отношению к землянам. От ментоскопирования по любой другой причине его защищал статус историка. Но Званцев, видимо, на эти условности не полагался. Не такая у него была биография, чтобы доверять условностям.
Была ли у него договорённость с пасынком насчёт стирания части памяти в критический момент? Левин пришёл к выводу, что да, была. Причём с серьёзными гарантиями, что пасынок поступит именно так, как ему скажет Званцев.
Почему?
У Николая Евгеньевича Званцева была сверхцель — построение новой, истинно коммунистической цивилизации, основанной на идеях и методах академика Сусуму Окада. Это было для него важнее жизни. И своей, и чужой. И уж тем более таких ничтожных и эфемерных вещей, как чьё-то личное благополучие, физическое или психологическое. Настоящий коммунар, короче.
Антон был человеком другого типа. Он всю жизнь боролся с собой. Что означает на практике — занимался в первую очередь собственными проблемами. И мотивации Званцева вряд ли понимал. Ну или понимал очень по-своему.
Логично предположить, что отчим использовал пасынка втёмную. Но нет. Званцев был человеком честным. То есть он говорил Антону правду. Фактическую правду. Во всяком случае, у Левина сложилось именно такое впечатление. Так что в жертву Антон себя приносил осознанно. Именно в жертву, стремясь к саморазрушению. А точнее — разрушению той части своей души, которую он ненавидел. И вот именно это отчим ему и обещал. Причём — честно. И обещание своё, к сожалению, выполнил.
Правда, получилось всё немного не так, как планировалось. Вряд ли Званцев предполагал, что Антон будет сам себя резать, так сказать. У Николая Евгеньевича был ментоскоп и навыки работы на нём. Он мог убрать ненужное аккуратно и без лишних потерь. Правда, скрыть следы подобной операции невозможно. Значит, нужно было алиби для того, чтобы обосновать стирание памяти. Какими-нибудь ужасными воспоминаниями. По-настоящему ужасными. Не просто картины какой-нибудь жуткое резни, а что-то похуже. Например, эпизоды своего в ней участия. Другое дело, что Малышев был не такой человек, чтобы участвовать в серьёзной резне. Но эту часть дела Николай Евгеньевич любезно взял на себя.
Ладно, об этом потом. А сейчас — что происходило в те три дня.
Во-первых, Румата, судя по всему, узнал от Званцева, что Будах похищен доном Рэбой, и что это часть плана. В каковой план Антону пришлось включиться. Скорее всего — в обмен на обещание Званцева сохранить Будаху жизнь и вывезти его в безопасное место. Скажем сразу: всё это Званцев выполнил.
Во-вторых, Званцев вместе с Антоном подготовили видеосвидетельство смерти "барона Пампы". Видимо, Николай Евгеньевич опасался неких подозрений. Не в том, что барон Пампа землянин, нет. Это всё-таки слишком экзотическая идея. А в том, что Пампа дон Бау играл какую-то роль в происходящих событиях. Может быть, более значимую, чем казалось. Короче, он категорически не желал, чтобы эту тему поднимали. Поэтому он решил подстраховаться — то есть оставить доказательство, что барон вышел из игры ещё до того, как она началась.
Как это было сделано. В малышевском фильме имеется кадр: труп барона, истыканный стрелами и поливаемый сверху дождём. Труп лежит головой к зрителю, в полном боевом облачении. Лежит в таком ракурсе, что точно определить рост затруднительно. Лежит лицом вниз, то есть лица не видно. Цветность убита, так что оттенок волос так просто не определишь. Зато стрелы самые настоящие, и труп тоже самый настоящий, не шевелится. Так что компьютерный анализ показал бы, что это действительно труп — а вот проверить, чей именно, было бы более сложно. Хотя расчёт Званцева был скорее на то, что этот момент проверять не стали бы вообще. Просто зафиксировали бы: барона убили, эта фигура снята с доски.
Чей труп был использован? А кто его знает. Возможно, Званцев где-то нашёл великана своего роста. Но скорее — уродца с большой головой. Убил его, голову и часть туловища использовал, а свободное место в латах набил соломой, например. Или частями другого трупа.
Пёс, пёс. Вот ничего не могу поделать: противно мне об этом думать. И Левину тоже было противно. Хотя мы оба знаем, что по сравнению с итогами деятельности Званцева этот эпизод даже под микроскопом не разглядишь. А всё равно: как подумаешь, что он вот это всё делал — и как-то мерзко. Мерзее, чем всякие арканарские ужасы. Наверное, потому, что Званцев всё-таки землянин. Наш человек. И как представишь себе нашего человека, отрезающего чью-то голову только потому, что она ему по размерчику подошла... Тьфу, да и только.
Нет, Лена, я не забыл, где работаю. И чем наша контора иногда занимается. Но это же совсем другое дело.
День 148
Вчера не дописал то, что хотел. На чувствах. Причём чувства-то — на пустом месте. Психика шалит. Ещё видения эти. Хорошо хоть сегодня без них обошлось. Ну то есть как обошлось: что-то снилось, очень мутное и неприятное. Какое-то подземелье, что ли. Не помню, что я там делал, но чувство осталось тяжёлое.
Позавтракал банановым тортом, запил чаем с молоком. Ничего так сочетание. Странно даже, что раньше не пробовал. Зря, очень зря.
Потом музыку послушал. Конкретно — Ируму. Так себе, пошленько. Непонятно, почему он до нашего времени дожил. Хотя нет, понятно — его темы в "Дочерях Огня" финалом каждой серии шли. Опять же, сериал дурацкий, но что-то в нём такое есть. Эпоха, наверное. Когда такие товарищи, как академик Окада, или тот же Павел Дуров, встречались в живой природе. Не хотел бы я тогда жить, нет. А вот посмотреть — да, это пожалуйста.
Ну да делу время, потехе час, как выражается Славин в таких случаях. У нас там Антон Малышев, наконец, задвигался. Вот им и займёмся.
Что ещё делал Румата в эти три дня? Судя по описанию в книге и смутным следам в голове Антона, он потратил как минимум сутки на грандиозную пьянку. Кончившуюся каким-то совсем позорным — с точки зрения самого Малышева — эпизодом. Который у него в книжке заместился аж двумя воспоминаниями: с Кирой и с доной Оканой.
Ох, теперь ещё про эту самую дону. Ну тут я быстро уложусь. По крайней мере, попробую.
Эпизод с доной Оканой имел место где-то месяца за четыре до начала событий. Дон Рэба завёл себе очередную пассию — некую дону Окану. Как и во всех прочих случаях, она была нужна ему не для постельных утех. Этим он вообще мало интересовался. Просто факт наличия официальной фаворитки избавлял от кучи мелких проблем. Например, от разговорчиков, что он извращенец — и от тех, кто хотел этим воспользоваться. Кроме того, через любовницу было удобно сливать дезинформацию и запускать слухи.
Обычно любовница задерживалась у дона Рэбы месяца на три, максимум на полгода. Не потому, что они его чем-то не устраивали, а из светских соображений: менять их реже считалось при дворе не бонтонным. Замена пассии обычно происходила без особой помпы: отправленная в отставку дама обычно получала какого-нибудь мужа, прощальный подарочек в виде деревеньки-другой, а также оставляла за собой заработанное во время фавора и получала право в случае крайней необходимости — но именно крайней — обращаться с просьбами и мольбами. Исключением стала дона Окана, которую запытали в Весёлой Башне. Более того: после доны Оканы дон Рэба официальных любовниц не заводил. И неофициальных — тоже.
