Вот и молчала она. Только тяжело дышала от избытка всего, что плескалось внутри. От слов и чувств, которые душили, проступали на глазах слезами, а Агния их отчаянно смаргивала. И от этого напряжения дрожь в ее теле усиливалась еще больше.
— Бусинка моя, ну что ты? Хорошо все. — Он погладил ее плечи, поцеловал волосы, веки. — Ну чего ты дрожишь? Тебе холодно? Какого хера ты на пол улеглась? А если простудилась?
Она глубоко вдохнула, покачала головой, уткнувшись лицом в ворот его рубашки. Втянула в себя такой знакомый и родной запах Вячека, горьковатый от примеси сигаретного дыма.
— Хорошо все. Не замерзла.
Она запрокинула лицо, наслаждаясь каждым прикосновением пальцев Вячека. Посмотрела в глаза любимому. И почему-то зажмурилась от того, что бушевало там с безумной силой. Попыталась в себя прийти.
— Вячек, ты голодный, наверное? Хочешь, я чая заварю? Или нагрею чего-то, там Вова привез много. Или приготовить могу...
Ему вдруг так весело стало. От этого ее вопроса, вот о еде он сейчас меньше всего думал, если честно. И горячо было от того, как она его обнимала, как глянула. И хорошо так, словами не передать, просто потому, что стоял сейчас и обнимал свою малышку. И даже не хотелось ничего больше. Потому что реально казалось, что просто не выдержать ему сейчас большего кайфа.
— Вячек? Правда, мне совсем несложно чая тебе сделать. Хочешь? — Она снова прижалась лицом к его шее.
Он покачала головой, коснувшись губами ее волос на макушке. Обнял свою девочку еще сильнее, даже приподнял немного. Мало было Вячеславу. Именно соприкосновения мало. Все хотелось еще большего ощущения Бусинки около себя. И все вдруг стало куда проще и легче. Элементарно и четко. И сложности все, какие-то блоки внутри — ушли:
— Люблю тебя, — четко и внятно признался он, ясно поняв, что в эти слова можно вложить до невозможного много. Куда больше, чем кажется на первый взгляд. Всю его одержимость ею, все то, что с ним сделала эта девчонка.
А малышка вдруг, ни с того, ни с сего застыла в его руках. Ну, что статуя, ей-Богу. А потом медленно так запрокинула лицо и уставилась на него с совсем ошалевшими глазами. И губы закусила.
Ну, в общем, как-то Вячеслав ждал другой реакции.
Но попытаться выяснить причину такого странного поведения не успел. Бусинка, которую он все еще держал приподнятой на руках, вдруг резко, сильно обняла его за шею. Стиснула так, что чуть горло ему не перекрыла:
— Правда-правда? — тихо прошептала малышка, ему на ухо.
— Правда-правда, — в тон ей усмехнулся Вячек.
Блин, ее затрясло еще сильнее.
— Вячек, я...— Она сглотнуло, словно это ее горло было сдавлено чьими-то, неожиданно сильными ручками. — Я знаю, что не имею права. И все знала. И... Господи! Вячек, — Агния отклонилась, глянула на него, совершенно растерявшегося от этого ее бормотания. И вдруг прижалась к его губам. Жадно, с силой. Так он, наверное, ее всегда целовал, словно проглотить хотел. Оторвалась. Начала покрывать все лицо короткими, горячечными поцелуями. — Я не выдержу, если с тобой что-то случится, Вячек. Честно, — бормоча ему в рот, призналась Бусинка. — Тебя я потерять не смогу. Просто не перенесу.
Его тряхануло не по-детски. И чего-то такое изнутри поднялось, плеснулось в груди, голову обожгло. Так и держа ее на руках, он отступил на шаг назад и сел на кровать поверх матраса.
— Бусинка моя хорошая. — Он обхватил ее лицо руками, так, чтоб малышка смотрела прямо ему в глаза — Девочка любимая. Все хорошо будет, обещаю. Теперь все будет хорошо.
Только Вячеслав не был уверен, что она в достаточной мере услышала и поняла его. Потому что так смотрела, что у него в груди что-то словно натянулось и вот-вот могло надорваться. Почти реально больно было от этого безнадежного, припрятанного страха, затаившегося во взгляде девочки.
— Я так люблю тебя, Вячек, — повторив его маневр с ладонями и щеками, она обхватила лицо Вячеслава. И снова поцеловала, так при этом надавив на плечи, что стало совершенно ясно, чего она хочет.
В общем-то, целиком и полностью разделяя ее желание, он охотно откинулся назад, потянув за собой и Бусинку.
Ей было страшно. Так, как редко когда до этого. При том глупо и алогично. И все-таки очень-очень страшно. Это его признание. Ох! Оно сделало Агнию безумно счастливой. Дико просто. Она даже не знала, что может быть настолько счастливой!
И одновременно дало понять, насколько "ненормально" было то, что Вячек делал эти два дня. Вот теперь Агния совсем не сомневалась, что не зря сходила с ума от страха.
Бог знает почему?
Казалось бы — радовалась бы себе, да наслаждалась тем, что мужчина, которого она так любит, и сам любит ее. А она не могла, и дыхание в груди давило, и комок в горле стоял. И так важно было почувствовать, удостовериться, что он живой. Что целый и невредимый.
Агния сама от себя такого не ждала: такой потребности и нужды в Вячеславе, которая ни с того, ни с сего вспыхнула в ней. И того, что заставит его лечь, что начнет лихорадочно расстегивать рубашку, не прекращая целовать губы любимого — не ждала и не планировала вроде. А пальцы уже сами дергали пуговицы, разводили ткань рубашки в сторону.
Она с таким жадным и в тоже время облегченным вздохом прижалась щекой к его обнаженной груди. Пробежала пальцам по коже, вдруг по-новому замечая светлые полоски и следы каких-то шрамов. И задрожала, хоть видела их уже не раз. Ни один не пропустила, стараясь каждого коснуться губами. Вячеслав низко застонал, когда она добралась до небольшого ровного шрама на правом боку, поцеловала, лизнула. Глухо рыкнув, он обхватил ее руками и перекатился, подмяв Агнию под себя. Такой огромный, тяжелый и горячий. И ей безумно, дико хорошо было от этого.
— Девочка моя, — целуя ее шею, он задрал футболку, в которой Агния спала.
Сам начал жадно целовать ее грудь. Застонал, увидев следы своих же засосов, оставшихся от той ночи, когда он вот так же дико, как она сейчас, похоже, боялся ее потерять.
— Бусинка, — снова прохрипел Вячек, добравшись до ее соска, сладко трущего ему кожу.
И рыкнул занятым ртом, когда ее руки, в ответ на ее ласку, забрались под пояс его джинсов и двинулись дальше, глубже. Блин! Вячеслав не удержался, дернулся вперед, вжал ее в матрас, когда пальчики Бусинки добрались до цели и обхватили его возбужденный член. Она никогда не оставалась пассивной. Но и так откровенно осмелела впервые. А он от этого просто сходил с ума, готовый сорваться. И сорвался-таки. Отодвинулся, обхватил ее запястья свободной рукой, продолжая при этом дразнить грудь Бусинки лаской. Завел ее руки за голову, не позволяя ей так его дразнить. Дыхание малышки стало надсадным и глубоким, а глазища затянуло поволокой такой страсти, такой нужды, что у него разум куда-то укатил, помахав ручкой. Второй рукой он дернул молнию джинсов, полностью расстегнув штаны, потянул вниз ее трусики, стягивая белье с малышки, и вдруг поняв, что не хочет ни тянуть, ни дразнить ее больше, полно и сильно толкнулся в малышку напряженной плотью.
Агния выгнулась под ним от этого толчка, от его проникновения. Тихо застонала, сладко так, что у Вячеслава дрожь прошла по позвоночнику. И он снова надавил бедрами, погружаясь еще глубже. Бусинка всхлипнула, уткнулась лицом между его плечом и шеей, прижимаясь губами к коже Вячеслава, целовала, словно давила вскрики. И подавалась навстречу каждому его движению, сжимая его спину, вдавливая ногти в его кожу, что доводило Вячеслава до безумной степени возбуждения.
— Я люблю тебя...
Агния прошептала ему это в ухо, и вдруг так застонала, снова выгнулась всем телом под Вячеславом, задрожав от накатившего оргазма, что и он не выдержал. Безумно толкнулся раз, второй, целуя приоткрытые губы Бусинки, и сам кончил, выдохнув ей в рот:
— Люблю.
Они так и заснули, не расплетая этих жадных объятий. Вячеслав только на бок перекатился, чтобы девочке его было не тяжело. Но не дал и на миллиметр отодвинуться от него. Обнял руками и ногами, стараясь не позволить ей замерзнуть. А она, не замечая холода, обессиленная удовольствием, которое только что испытала, почти сразу провалилась в сон. И проснулась, когда уже давно рассвело. Вячек вскинулся, как только Бусинка слабо пошевелилась, удобней устраиваясь щекой у него на плече.
— И какого ты на полу спала, объяснить мне можешь? — Он провел пальцами по ее щеке, отводя волосы. Прижался губами к розовому ушку, которое стало подозрительно краснеть.
— Ну, понимаешь, — Агния принялась водить пальцами по его ладони, повторяя линии. — Я как-то не была уверена, кто и как... ну, спали на ней, что ли. И вообще, чья это кровать? И дом? Ну, в общем, так, как-то...
Вячеславу стало так смешно, что он захохотал в полный голос. Спать она побрезговала, а всем остальным заниматься — нет, значит. Но не прекратил ее обнимать. А Агния надула губы и косо глянула на него, словно поняла, отчего ему так весело.
— Блин, Бусинка, ну ты как выдумаешь, — заметил он, задыхаясь от хохота, в который, наверное, выплеснулась и часть напряжения, накопившаяся за эти два дня. — Никто тут не спал. И другого ничего не делал. До нас, — подмигнул Вячеслав своей покрасневшей малышке. — Твоя это кровать. И комната. И дом весь. — Он снова перекатился, навис над ней, упираясь локтями в матрас. А малышка глядела на него с непониманием. Вячеслав ухмыльнулся, легко поцеловал ее губы. — Ну, типа, с наступающим днем рождения, Бусинка.
Она часто-часто заморгала:
— Вячек, ты что? Ты серьезно? — как-то так неуверенно переспросила Агния, ухватившись руками за его плечи.
— А че такое? — хмыкнул он, наслаждаясь тем, что гладил пальцами ее лицо, обводя каждую впадинку и выступ.
— Вячек, но ЭТО — ДОМ! Кто дом дарит на день рождения? — Бусинка все еще моргала.
Павда, может и потому, что он сейчас балдел, гладя пальцем ее ресницы.
— Я, — вполне доступно, вроде бы, объяснил он очевидное. И поднялся, потянув Бусинку за собой. Одернул ее футболку. — А теперь насчет кухни. Если подумать, я таки дико голодный, — он подмигнул ей.
Все еще частично очумевшая малышка, попыталась кое-как пригладить волосы и достала штаны из сумки, стоящей у угла кровати. Повертела их в руках. Зыркнула в сторону двери в ванную. Но ничего не сказала, блин. А он дурак, не сразу понял.
— Да, я сейчас что-то нагрею...— кивнула Агния, начав одеваться.
Вячеслав вздохнул, подошел, обнял ее со спины и жадно вдохнул. Поцеловал в затылок:
— Не парься, малышка. Че я, не в состоянии нам яичницы пожарить? Иди в душ.
— Вячек...
Кажется, она сомневалась в его кулинарных способностях. Ну, он на место шеф-повара своего ресторана и не метил по ходу. Но с яичницей точно справится. Дело нехитрое. Да и не всегда у него был ресторан или деньги, чтоб купить еду. Сколько они с Федотом сами перебивались.
— Давай, давай, — он настойчиво подтолкнул замершую Бусинку. — Если че, я еще и Федота поднапрягу. Он картошку хорошо жарит, кстати, получше меня, это факт.
Лысый сначала решил, что таки недоспал. Даже глаза потер, на всякий случай. Он, конечно, мало спал за последние сутки, дежуря по очереди с Федотом. Но из-за этого ли не врубался, что творится на кухне?
Вячеслав Генрихович, в джинсах и расстегнутой рубашке, что-то негромко рассказывал Федоту. При этом, стоял Боров спиной к Лысому. У плиты. И жарил что-то. Судя по звуку шипящего масла и запаху — яичницу. Федот слушал, периодически уточняя что-то "по движению и обороту", смысла в чем Лысый вообще не улавливал. И резал хлеб.
Агнии нигде видно не было.
— Ну, че пялишься, Лысый? Заходи, завтракать будешь?
Затылком Боруцкий его учуял, что ли?
— Эм... Вячеслав Генрихович, — Лысый переступил с ноги на ногу. — Того, может в ресторан сгонять? Я быстро. Честное слово. За полчаса обернусь... Чего вы это... Ну...
Боруцкий обернулся, глянул на него так... Ну, в общем, Лысый себя совсем тупым почувствовал от этого взгляда. А потом Вячеслав Генрихович усмехнулся. Взял одну тарелку и осторожно выложил на ту порцию яичницы:
— Придурок ты, Лысый, — незлобно поддел он. — Но есть шанс, что и до тебя что-то допрет когда-нибудь. На хера тебе тот ресторан сейчас? Садись, — Боруцкий кивнул головой в сторону подоконника.
Федот только хмыкнул, наблюдая за ними. А Вячеслав Генрихович, заставив Лысого совсем растеряться и почувствовать себя не к месту, повернулся к лестнице. Лысый только сейчас заметил, что по ступенькам спускается Агния. И волосы у нее мокрые.
Боруцкий так улыбнулся девчонке, что Лысый решил на участок в окне посмотреть. Он, конечно, уже допер, что никакая она ему не крестница. Не охраняют так крестниц, как Боров потребовал от него охранять Агнию, когда утром из постели поднял. Разве что жен или детей. А она ему дочкой точно не была. Но Вове все равно как-то не по себе было.
— Лысый, ты не голодный или че? — это уже Федот его окликнул. — Возьми и колбасу порежь.
Вова скосил глаза через плечо, проверяя обстановку: Агния сидела на одной из двух табуреток, совсем близко к Борову, ела с той самой тарелки, на которую Вячеслав Генрихович перед ее приходом еду накладывал, и следила за тем, что Боруцкий делает. А он, собственно, вместе с Федотом продолжал готовить.
Глава 34
Наше время (2011)
Вячеслав смотрел на дисплей своего телефона, где мигал значок сообщения. Оно пришло от номера, который мог активироваться только при определенном условии. Входящий вызов, четыре гудка. Подтверждение человека, которого он нашел для Соболева, чтобы все "подчистить". Картов мертв. Теперь надо позвонить Никольскому, чтобы тот Соболю отчитался...
— Что-то случилось? — Бусинка, стоящая у старой плиты, потому что ей вдруг показалось безумно важным приготовить блинов, неуверенно глянула через плечо в сторону Вячеслава.
— Нет, малышка. Мелочи. Федот насчет приема товаров в магазине уточняет.
Его жена кивнула и вернулась к своему занятию, тихо ворча, что совершенно разучилась управляться с блинами.
Вячеслав хрустнул суставами пальцев, ощущая себя абсолютно беспомощным, что было довольно паскудным чувством. Вышел в коридор, но так, чтоб продолжать видеть Бусинку, и набрал номер Бориса.
— Все. Готов, — сообщил он, как только Никольский поднял трубку.
С первым покончено. Теперь черед его шага. Начало расплаты Шамалко. И осознание этого было довольно приятным. Он ждал и предвкушал тот момент, когда доберется до этой твари...
Малышка на кухне вдруг раздраженно подхватила сковородку с плиты, резкими движениями собрала лопаткой блин и выбросила в мусор. Так же резко кинула сковороду назад, на конфорку. Так, что по квартире разнесся грохот. Выключила газ и уперлась руками в стол, чуть покачиваясь.
Боруцкий с силой вдавил кулак в стену, глядя на это.
Он не знал, что делать и как помочь своей Бусинке. Вячеслав наблюдал едва ли не за каждым ее шагом, за каждым вздохом. Видел, как его девочка старается, замечал каждое усилие, прилагаемое ею, чтобы побороть уже даже не тягу к наркотикам, а полное безразличие, овладевшее ею в последние недели. Она могла часами сидеть на одном месте и смотреть в стену, не реагируя ни на что вокруг. Словно не слышала звуков, не видела ничего. А потом вдруг вскакивала и начинала лихорадочно носиться по квартире, что-то готовить, перекладывать, убирать. И Вячеслав, если честно, не мог бы сказать, что рад хоть какому-то из этих ее сменяющихся периодов. Потому что, когда апатия вроде бы пасовала перед оживлением — он не мог смотреть в глаза своей Бусинке. Не имел сил видеть тот стыд и отвращение к самой себе, которое она испытывала.
