Когда я откопаю из земли все свои скелеты, что похоронил за время битв...к сожалению, не буду знать, что с ними делать. Смогу только перезахоронить. Эй, Леш! Поди, бля, сюда, помоги мне тут... Лопату возьми. Да не ту! Большую возьми. У тя ж силы полно!
Да. Давай закопаем это тут.
Ой, Натан, на кой?! Здесь дождь всё размоет...
Какого мне х..йя, Леш, что его снова размоет! Просто меня он достал уже. Так что роем здесь. Не помню, в какую из битв досталось мне это счастье. Вождь оставил нам по одной своей войне. Наверное, посчитал, что с нас хватит. Лешу — своя, мне — своя. Война. "Послужите себе, большего не прошу...". Только вот...оружие друг другу подкидывать он не запретил. Помогать.
— Леш... — говорю.
Он оборачивается. Чего?
— Спасибо.
...Иду по полю. Травы наросло...жуть. По пояс. Ладонями дотрагиваюсь до пушистых колосков. Где-то слева — водонапорная вышка. А впереди бежит Галка. Нет — летит. И размахивает свёрнутым полосатым полотенцем, в нём — горсть жёлтой алычи.
За яблоками мы идём, что у края леса растут. Дикими, маленькими и кислыми.
Для пирожков.
* * *
Если я проиграю эту войну...
то завтра начну другую под фамилией моей жены
На полу. В одеяле. С головой. Хочу сдохнуть. Желательно быстро и безболезненно. Damn it! Даже мокрица знала, куда ей ползти. Я тоже, впрочем, знаю...куда ползти. Только хочется почему-то идти...Шаги вокруг. Где-то у плиты... Здесь есть живые люди? Аля? Как же мне паршиво...
— Аля...— зову глухо.
Тишина в ответ настороженная. Как же меня зае..ла тишина!
— Что? — спрашивает.
Хм. Ну...
— Мне помощь твоя нужна, — отрываю голову от одеяла и гляжу на Алик.
Волосы мешают. Я тут вспомнил, что на мне что-то написано. Я даж не в курсе, что. Не, я, конечно, представляю...и вполне конкретно...Но хотелось бы уточнить.
Аля смотрит внимательно. Настороженно. Ну, что? Иди сюда.
— Ближе подойди, я не кусаюсь, — говорю.
Хотя с чего эт я взял? Что не кусаюсь? Вообще-то даже очень...Стягиваю футболку. Да не смотри ты на меня так — джинсы снимать не собираюсь. Знаю, на меня не похоже, но...всё-таки. Косится опасливо. Но опускается рядом на колено. Интересно, да?
— Что тебе, Натан?
Блин, ну и вопросики у вас, девушка! Что мне! Мне всё и сразу.
— Прочти...— утыкаюсь в одеяло, — пжалуста...
Молчит. Ну?.. Ну, на плече погляди, а...
— Хм...
Снова шаги. Тяжёлые такие.
— Чё эт вы тут делаете? — Лешаковский бас.
Ой, ща как отвечу...
— Поэзией занимаемся! — смеётся Алик.
Почему это поэзией?
— Чё? — оборачиваюсь. — Какой ещё...
— Что это? — ухмыляется Леший.
Нагнулся и читает. Аля улыбается. Бля, а я?! Эт ничего, что написано на мне?! Ну?!! Читает вслух наконец-то...
Видели всё на свете
Мои глаза — и вернулись
К вам, белые хризантемы.
Что?...
— Похоже на хокку...японское...— говорит Алик.
Ты...ты не шутишь, басистка?..
— Кто это тебя так, drunk?
Любимая женщина... Чёрт, я это вслух сказал?!! Быть такого не может. М-да...по лицам вашим вижу — сказал. Ну и пусть! За окном снег... Снежинки — это лепестки белых хризантем... Так, подумалось почему-то. Ну, что вы ржёте, я не могу хоть раз в жизни правду сказать?..
БЕЛАЯ ПТИЦА, или с неба снова падает снег
У царя России Николая
На плече — дракон,
Кто колол тогда — никто не знает,
Царь-то был — ого!
Тьма разверзлась, и из подвала вынырнуло нечто. Бледное, с длинными крашеными в чёрный волосами, в чёрном же развевающимся плаще и высоченных гадах с шипами во все стороны. Блеснуло огромными, на полгруди, знаками анкха на пару с пентаграммой, испепелило взглядом и прогрохотало мимо тяжёлыми сатанинскими шагами...
Натан подозрительно покосился на Алик: а ты уверена, что нам...сюда?
— Прямо по курсу, — усмехнулась Аля и показала туда, вниз, во тьму...
Хм...Нат пожал плечами. Ну, ладно. Ступеньки были каменными, узкими, скользкими почему-то, а корявая надпись сажей над дверью гордо возвещала: "Салун". Синий сумрак вперемешку с белым густым дымом заполнял подвальное помещение, тянуло готическим роком, сильно пахло табаком и чем-то пряным...опиумом, что ли?..
— Что, — коварно шепнула Алька через плечо, — страшно, drunk`ер?
Fuck, Нат плюнул, вздрогнув от неожиданности. Аля...блин!!..
Внутри темно, сыро, над потолком грустно покачивается голая грушевидная лампочка, тусклый желтоватый свет падает на противоположную стену, освещая табличку: "Ради умершего не делайте нарезов на теле вашем и не накалывайте на себе письмён. Я Господь. Левит 19:28".
— Бля, — непроизвольно вырвалось у Ната.
Послышался грохот двери, ударяющейся о стену, грозное ворчание сквозь ударившую по ушам жёсткую готику и вдруг — радостный крик:
— Девочка моя пришла!
Алька, улыбаясь, призывно дёрнула Натан за рукав и решительно пошла по коридору на крик.
— Здравствуй, моя девочка!
— Здравствуй, Чародей!
Натан стоял и молча щурился, пытаясь хоть что-то разглядеть. Потом из тумана вышел высокий...хотя, нет...скорее очень худой и длинный, как Кощей из детской сказки, мужик... Весь угловатый, состоящий, казалось только из костей и бугристых мышц, он по-отечески обнимал Алик за плечо и радостно улыбался. Чародей. Глаза непонятного прозрачного цвета очень выделялись на жёстком остром лице и смотрели пристально. Пронизывающе. Словно испытывали, проверяли на прочность. Седая щетина...глубокие морщины на лбу...и длиннющая коса из серебристых седых волос до поясницы...
Чародей довольно вежливо поздоровался, протянул крепкую костлявую руку Натану и пригласил в мастерскую. В татуажную берлогу. В логово. Переступил через порог — и ты во власти этой атмосферы...Дым, запахи краски и чего-то горелого, музыка, настраивающая на суицидальный лад, стены, выкрашенные чёрным...
Нат засунул руки в карманы и огляделся.
Здесь не просто работали, здесь жили. Дым — сигарный, причём, сигар хороших, горелым несёт от забытых в микроволновке бутербродов, музыка трещит из динамиков, умело расставленных по углам, чтоб эпицентр звука приходился как раз на рабочее место... Стены изрисованы аэрозольной краской, справа, частично закрывая огромные буквы LSD, висит старенький Ramirez. А поодаль — потёртые плакаты со знакомыми лицами... Джимми Хендрикс, Толик Крупнов и...
— Кто это? — Натан кивнул на синий плакат в углу.
Чародей о чём-то оживлённо беседовал со "своей девочкой", которая уже успела удобно устроиться в большом бордовом кресле, и ответил не сразу. Поглядел из-под густых седых бровей...блеснул на его шее кельтский крестик...лоб сморщил и сказал укоризненно:
— Это вообще-то Паганини...
А-а...ясно. Скрипач.
Противоположная стена была вся в рисунках, эскизах татуировок и росписях каких-то людей, которые, видимо, побывали здесь и посчитали нужным это столь значительное событие увековечить. Драконы...красные, жёлтые, чёрные...извергающие языки пламени...змеи, шипящие и извивающиеся...волки с зеркальными глазами...когти и зубы...порванные звенья цепочки...силуэты танцующих деревьев...глаза...руки... живые, извивающиеся гитары... Ну, вообще-то, было красиво. Надо признать. Как в сказочном лесу. Не знаешь, что встретишь за следующим танцующим деревом. Поэтому любуешься окружающим, но...идёшь вперед с опаской...
А ещё там дорога была. Из потрескавшихся каменных булыжников...с отколотым кусочком бордюра...с парой-тройкой луж...и белым пером, упавшим, наверное, с пролетавшей мимо птицы. Казалось, его сейчас унесёт ветер. Не дышать... Дорога уходила вдаль, скрывалась в сером тумане несуществующего пространства...
— Хочется пройтись?
А?
Чародей усмехнулся. Он стоял рядом с Натаном и тоже глядел на нарисованную дорогу. Мечтательно. Сложив длинные сильные руки на груди. Левая — вся в рисунках, что-то явно на библейскую тему, правая — абсолютно чистая.
Пройтись по дороге?
— Да, — кивнул Нат, — здорово было бы...
Чародей грустно улыбнулся. Здорово...вот так, просто посмотреть, конечно, здорово. Если не думать, что по той дороге когда-то ушёл близкий, родной человек... ушёл насовсем...в никуда...
— Так! — Чародей с готовностью потёр ладони, — Что делаем-то?
— Вот, — Алик протянула ему квадратный листик бумаги со стихами.
Мастер поморщился:
— Текст?
Ага.
Чародей не особо любил тексты. Легко это — накарябать буквы...точки... запятые...знаки восклицательные...всё ровненько так, прям по линеечке...твёрдой рукой провести — и готово. А дорогу...дорогу как словами выразить?.. Он ещё раз мельком глянул на неё, потом на бумажку. Хорошо.
— Шрифт надо выбрать.
Усадил Ната за стол.
— Острое что-нибудь... — сказал тот, уперевшись кулаком в щёку.
— Цвет? — Чародей готовил инструменты.
— Чёрный, конечно.
Что за глупый вопрос...
— Чёрный...чёрный... — пробормотал тату-мастер, раскладывая на полотенце свой инструментарий и насвистывая, — Все почему-то выбирают чёрный, а в соответствии со скандинавскими магическими...тэк-с...где у нас тут спиртик был...магическими хекс-знаками, чёрный сулит смерть...ага, вот он, родимый...
Натан усмехнулся, гладя на Алик. Девушка с интересом листала тату-каталог, перебросив ноги через подлокотник кресла.
— А я скандинавам не верю, — сказал он.
Алик фыркнула и показала язык.
— Оч зря, — Чародей аккуратно расстелил салфетку на столе и положил перед собой листок со стихами. — И где будем это писать?
— На спине, — ответил Натан.
— Тады разворачивайся, брат!
Нат развернулся, стянул с себя свитер и футболку. Хотел запульнуть ими в Алик, но даже предварительный прогноз последствий такого необдуманного поступка ужаснул. Эх, ладно...Северная женщина. Сидит, блин, листает журнал. Почему, глядя на неё, всегда хочется сделать какую-нибудь гадость, а? Сотворить что-нить...этакое...
— На плече или от плеча до плеча?...— Чародей приготовился к дезинфекции рабочей поверхности.
Ух ты...что-то я не подумал об этом. Пожалуй, второй вариант.
— Да, ты, я вижу с иглами уже знаком... — голос Чародеевский сзади.
Что? А-а...ну, да. Немного.
Натан поглядел на свои руки. Как это называется, обратная сторона локтей? Или просто — обратная сторона...Алик бросила быстрый ничего не значащий взгляд и снова углубилась в чтение и рассматривание картинок. Надо отдать старику должное: он всё-таки был талантлив. Настоящий художник.
Чародей куском бинта, смоченным в спирте, протёр Нату спину и взял маркер для предварительно наброска. Холод испаряющегося с поверхности кожи алкоголя, лёгкий чуть едкий запах...
Чёрт, а как выглядят хризантемы? Я не помню...
— Аленькая, — сказал Чародей, — ты кофейку попей. Долговато будет... У меня вон египетский есть и перец к нему красный, — довольный, он улыбнулся девушке. — И, радость моя, саундтрэк щелкани там, пожалуйста, поприятней...
— Ура, Чародей, — обрадовалась Алик, — я уж испугалась, что ты совсем в этой готике погряз!...— направилась к стерео. — Что тут есть?
Так...так...Логово огласил пронзительный гитарный рёв... О, то, что надо!
Натан лениво обозревал стену напротив. А мне кофе? Что?.. Как нельзя? Почему нельзя?.. А? Какие реакции? Сосудистые... Блин. Ну, вы даёте... Ладно, потерплю.
Рядом с плакатом, изображающим целую галерею Gibson`ов, было написано: "Я непременно буду художником!", и подпись ниже: "Адольф Гитлер". Гхм... Лучше смотреть куда-нибудь в другую сторону. На Алик, например. Чёрт, интересно, а насколько это больно вообще, а?.. Спросил. В ответ получил громогласный Чародеевский хохот и хитрую улыбку Скандинавки. Лиса...
— Не-е-е... — посмеивался сзади татуировщик, — не больно. Как девственности лишиться.
— Э-э...да?
-...чем быстрее, тем болезненнее, — добавил Чародей, разрисовывая спину Натана фломастером.
Ага. Умники.
— Аль, — позвал Нат, — насколько больно?..
Алик прикрыла лицо журналом — она смеялась.
— Drunk`ер! Тебя какая именно боль интересует?
— Блин, Аля!.. Ну не...
Усё. Вааще молчу. Буду только орать. Шучу. Не буду. Мне как-то по фиг...
— А если серьёзно? — не выдержал.
На глаза попалось новое настенное высказывание: "И Начикетас сказал: Земные ценности непостоянны, а истинной сути нельзя достичь, пользуясь непостоянными вещами. Но я принёс непостоянное в жертву огню Начикетаса и достиг этим истинной сути"...
Бля.
— Серьёзно? — переспросил Чародей. — Если серьёзно, то чем ближе к кости, чем больнее. Спина в этом плане — нормальный вариант. Если позвоночник в расчёт не брать...
— Что не брать? — чуть обернулся Натан.
— Ничего...эт я так. Ты не боись, боец, я дохтур...
— Патологоанатом, надеюсь? — усмехнулся Нат.
— Не, отоларинголог.
— Кто?!
— Сиди-сиди, брат, не дёргайся. У мя усё по правилам: иглы, перчатки — всё одноразовое, — Чародей усмехнулся. — Как жизнь!
Гхм... Там, в динамиках, гитара сорвалась на отчаянное соло... Алька оторвалась от каталога и, затаив дыхание, стала слушать. Глаза — в пустоту. Просто в никуда, они сейчас не особенно и нужны. Нужны уши...чтобы слушать...и чтобы слышать...
— Четыре строки, — констатировал Чародей, оценивая эскиз.
— Нет, — Нат мотнул головой, — надо три.
— Почему именно три?
— Это хокку.
— Бл..дь, — развёл руками татуировщик, — мож те ещё иероглифами написать, а?
— Три строки, — настойчиво повторил Натан.
— Лады, — усмехнулся Чародей добродушно, — Тэк...хаэр в сторону, буде добры...
Всё когда-то происходит в первый раз. Нет, наверное, не всё. Что-то может и не произойти совсем. Никогда.
— Аорита! — сказал Чародей и удалился в соседнюю комнатушку, прихватив полотенце.
Что?
— Сейчас придёт, — кивнула Алик Натану. — "Аорита" значит "минуточку"...Он за иглами пошёл.
Грамотеи, блин. Натан упёрся кулаком в другую щёку и глядел на Алик.
Что тебе, drunk`ер?
Ничего. Так...
— Жалко мне будет с тобой расставаться, скандинавская ты женщина...— сказал.
Алик прищурилась подозрительно. Что там бродит у тебя в безумной голове, а? Почему тебе спокойно не живётся?..
— А как у вас на творческом фронте дела, Аля? — Чародей вернулся с какими-то блёстящими коробочками. — Что-то я про вас не слыхал давно. Раньше всё "Ветра", "Ветра"...
— Трэш, Чародей, — вздохнула Аля. — Мы играем трэш...Кстати, у нас концерт недавно был! Ты хоть бы иногда из берлоги своей вылазил!..
— Всё равно всё из панка пошло, — отмахнулся мастер. — Готик — и тот...
-...поглядел бы на нашего гитариста нового... — протянула Алик задумчиво.
— А чё, хорошо играет? — Чародей подкручивал винтики на держателе тату-машинки.
Аля улыбнулась, вспомнив...
— Насчёт играет, это я особенного ничего не скажу...а вот на сцене смотрится эффектно!
