— Ладно, — прошептал он, делая шаг вперед и попадая на песчаную тропинку — бывшую когда-то руслом ручья. — И где тут кормят?
— А ты, что с задания только? — откуда-то сверху спросил его мелодичный голос. — Все уж давно поужинали.
Вздрогнув, Андрей резко поднял голову и увидел девочку — подростка, сидевшую на верхней ступеньки деревянной лестницы. Связанная из толстых оглоблей с помощью берестяных лент, лестница упиралась основанием в песок, а верхушкой доставала до самой поверхности земли, где рос здоровенный дуб.
— А меня Танькой зовут, — задорным тоном сообщила девчонка, поправляя на голове венок из крупных ромашек. — Чего молчишь? Какой-то ты странный.
«Я странный? — усмехнулся про себя Андрей. — Это я странный?! Боже мой...».
— Нормальный я, — улыбнулся он, опираясь на лестницу. — А что это у тебя такое? — кивнул он головой на знакомую ему деревянную статуэтку, которая девочка теребила в руках. — Больно уж знакомая вещичка... Покажешь? — он вытянул руку в ее сторону.
— Куды? — недобро прорычал ему в спину до боли знакомый голос. — Куды свои грабельки тянешь? — давний знакомец — конвоир столкнул его с лестницы. — Оторву! Тебе куды сказано было идти? А? Ходишь тут, вынюхиваешь..., — мужик странным образом переменился; из довольно добродушного или по крайней мере нейтрально относящегося к задержанным, он превратился в злобного пса, готового их всех покусать. — Еще посмотреть надо, какой ты лейтенант. Можа не лейтенант ты никакой. А? Иди, иди, чего бельмами то зыркаешь?
Отвернувшись, лейтенант пошел в сторону поворота, где только что исчез его напарник по лагерю. «Чего это он взъелся? Ну попросил посмотреть деревяшку, и что? — никак не мог понять он такую быструю перемену настроения. — Вроде нормальный мужик...».
Следующие несколько часов у бывших пленных спрессовались словно это было не время, а обыкновенная охапка душистого лугового сена. Было много событий, много впечатлений, которые переполняли их обоих. Это и большой, населенный боле чем сотней человек, подземный то-ли село то-ли город; и непонятная и незнакомая им еда, которой кормили бывших пленных; странные взгляды, которые окружающие люди бросали на незнакомых им людей; наконец, продолжающее и давящее на них чувство слежки (и лейтенант и красноармеец все это время чувствовали, что кто-то наблюдает за каждым их шагом, движением).
— Ну и что красны молодцы, поговорим? — внутри уютной, освещаемой самодельной лампой, комнаты — норы бывших пленных встретил высокий, подтянутый командир в форме майора НКВД. — Присаживайтесь, вот сюда..., — еще не отошедшие от свалившихся на них впечатлений, и лейтенант и его напарник по побегу совсем затихли от встретившего их человека. — Знаю, знаю, — проговорил он, закуривая папиросу. — Несладко вам пришлось. Бой, плен, потом лагерь, побег... Но поговорить надо, понимаешь лейтенант?
Они не были предателями и немецкими разведчиками. Оба попали в плен в результате ранения в бессознательном состоянии и не могли оказать даже гипотетическое сопротивление. У них не было в душе гнили. Скорее наоборот, это были люди совершенно особой закалки, которая так отличала тех, кто прошел в первых рядах горнило Гражданской войны, активно участвовал во всесоюзных стройках и, наконец, выжил в мясорубке боев 41-го года. Но они прекрасно понимали, что были в плену и это сильно на них давило...
— Меня зовут Смирнов Игорь Владимирович и, как вы скорее всего догадались, являюсь особистом этого партизанского отряда, — заговорил он, внимательно рассматривая обоих пришельцев. — Скажу сразу, никто не считает вам предателями! Никто! — Андрей с напряжением выдохнул из легких воздух и автоматически расправил плечи. — Хм... Сам знаю, как не сладко там..., — сидевший красноармеец заинтересованно сверкнул глазами из полумрака. — Хочу предложить вам кое-что.
Не дав ему договорить, лейтенант вскочил с грубоватой лавки и воскликнул:
— Чего там говорить, дайте нам оружие! У меня к немчуре свой счет!
— Да, товарищ майор государственной безопасности, мы готовы, — поддержал его красноармеец, тоже вытянувшись в струнку. — Мы искупим кровью...
— Родине нужна не ваша кровь, а кровь убитых вами врагов, — усмехнувшись, проговорил майор. — Запомните это, обязательно запомните! От вас требуется другое... А теперь, давайте к делу... Вам придется снова попасть в плен!
Предложение майора для бывших пленных попахивало, мягко говоря, сумасшествием. О чем ему незамедлительно и сообщили.
— Что? Как так в плен? Зачем в плен? Лучше воевать... Самим сдаться? Нет уж! — в два голоса забормотали они. — Для чего, товарищ майор?
Тогда они еще не знали, что предложенная Смирновым схема чуть позднее станет очень распространенной и востребованной во многих партизанских отрядах на оккупированных территориях Белоруссии и Украины. В лагеря разными путями попадали партизанские разведчики, которые к заранее оговоренному сроку готовили среди заключенных штурмовые группы. В час «Ч» по воротам лагеря наносился концентрированный удар и с внешней и с внутренней стороны. После, как правило, яростного боя немцы получали разгромленный лагерь, а партизаны новых бойцов, которых не надо было особо мотивировать к борьбе.
— А вы как думали? — ударом кулака по столу, мгновенно заткнул их майор. — Из плена их вытащат, оденут, обуют, накормят, да еще и оружие дадут?! А я мол потом и воевать буду?! Так что-ли? — тяжелым взглядом он обвел сидящих напротив него, от чего те сразу же сникли. — Отряд, это не махновщина! И место каждого бойца определяет его командир, — новоявленный партизаны угрюмо молчали. — Да, поймите, вы..., — он обвел глазами подземную нору. — Сейчас в отряде много женщин и детей. Они постоянно к нам идут и идут … Поймите вы, нам нужны бойцы. Нужны те, кто умеет держать оружие в руках, кто уже воевал.
Лейтенант внимательно слушал, время от времени посматривая в сторону своего напарника.
— Не сегодня так завтра немцы возьмутся за нас всерьез... Пусть вас не смущают эти укрепления. От них есть толк, пока нас ищут спустя рукава. Немец еще надеется взять Москву и поэтому все с свои силы бросает на восток. А когда Красная Армия им даст по зубам, вот тогда они возьмутся за нас по настоящему! А у нас два с половиной бойца... Нам срочно нужны люди... Надо, мужики, надо..., — в этих словах было столько не высказанной горечи и надежды, что лейтенант вновь тяжело вздохнул и понял, что ему не отвертеться.
— Все ясно, товарищ майор, — Андрей встал из-за стола. — Мы готовы...
Едва за ними закрылась дверь, точнее плотная плетенка из коры, как Смирнов встал и начал нервно ходить по земляному полу.
— А не спешим ли мы? — довольно громко спросил он куда-то в темноту, которую не мог пробить крохотный огонек лампы. — Изловят ведь их, как пить дать изловят!
С шуршанием посыпалась земля с потолка, через который пробирались крохотный корешка от растущего на верху дерева.
— Все нормально, Игорь, — голос Леса как всегда заполнил собой все помещение; на какое-то мгновение майор показалось, что его окутало чем-то теплым и мягким. — Москва в курсе... Люди нужны всем... Мы должны успеть хорошо подготовиться, иначе нас прямо здесь и раздавят.
Немного успокоенный майор кивнул в ответ и вышел наружу. Ему было невдомек, что те группы разведчиков, судьба которых его так беспокоила, были просто каплей в море. Уже несколько месяцев, почти с начала лета 42 г., из их лагеря по близлежащим городам и селам растеклось более полусотни человек — стариков, женщин, разновозрастных детишек. Они выдавали себя за погорельцев и рассказывали о том, что где-то там глубоко в лесах можно спрятаться от ненавистной войны, можно спокойно жить и растить детей... Высокие и маленькие, полные и худые как щепки, крепко сжимая в руках небольшие деревянные фигурки, с жаром в глазам они расписывали чудесные картины, в которые так хотелось верить... И многие верили...
Лес начал свою игру.
113
Отступление 72. Возможное будущее.
Канал «История-ТВ». Повторение передачи «Неизвестные страницы Великой войны» от 23 октября 2008 г.
« — Уважаемые телезрители, как я и обещал реклама была непродолжительной и познавательной, — уверенным тоном, глядя прямо в камеру проговорил моложавый ведущий. — Напоминаю, что в очередном выпуске нашей передачи мы обсуждаем результаты экономической политики гитлеровской Германии на территории оккупированных стран. Давайте, вновь обратимся к нашим экспертам, которые в первой части передачи уже разобрали ряд вопросов...
Сменилась камера и вместо ведущего в студии оказались два человека — один, довольно плотного телосложения, старичок, профессор и лауреат всевозможного вида премий, а второй, мужчина слегка лет за сорок, но не уступавший первому по количеству и качеству заслуженных почетных регалий и званий. Судя по их лицам, спор между ними продолжался и во время рекламы. Уж больно характерные выражения лиц у них были...
— Это же общеизвестно, что Германия нещадно эксплуатировала захваченные страны. Она высасывала все — людские и материальные ресурсы... Даже землю вывозили. Не надо делать такое скептическое выражение лица. Действительно, украинский чернозем вывозился в Германию целыми эшелонами на протяжении нескольких лет!
— Вот вы говорите, это общеизвестно, а я бы с вами поспорил, — с трудом прервав своего пожилого оппонента, заговорил второй. — Вот смотрите, ваш первый тезис — вывозили продовольствие. Так давайте обратимся к фактам!
Ушлый ученый, видимо, готовившийся к разговору лучше своего коллеги, начал что-то зачитывать с экрана небольшого планшета.
— Вот в моих руках некоторые выдержки из дневника министра по делам оккупированных восточных областей Альфреда Розенберга. Так... Да, вот запись, датированная 15 августа 1242 г. ''Качество и количество ввозимого продовольствия недопустимо снизилось. Вместо 15 000 — 20 000 тонн первоклассного зерна, поставленного структурами министерства во второй половине 1941 г., в июле — августе из восточных областей поступило около 5 000 — 7 000 тонн зерна, пораженного гнилью. Аналогичная ситуация сложилась с картофелем, собранный урожай которого за считанные недели превратился в самый настоящий студень... Это полный срыв поставок! Фюрер рвет и мечет... На вчерашней встрече он впервые произнес слово «саботаж» применительно к моему ведомству и мне это совершенно не понравилось... ''».
Отступление 74. Возможное будущее.
Белорусский федеральный округ. Подольский район. Заповедник имени К. Н. Спивака. Лето 1992 г.
— Дурак же Миха, — в очередной раз пробормотал высокий патлатый парень, оттирая от налипшей глины новую находку — тяжелую пряжку от ремня немецкого пехотинца. — Место он новое знает. Как же! Дурень одно слово!
Копавший рядом с ним словно бульдозер, полный мужик, утвердительно закивал головой.
— Пусть теперь к нам не примазывается, — сказал он, вновь втыкая штык в землю. — А твой брателло все же молодчага! Вона место какое накопал в архивах... Значит, говоришь, здесь целая бригада партизанила? Тут же болото рядом. Вон какой ручей шпарит, утонуть запросто можно...
Первый, известный среди «черных копателей», как Дрюха-Сержант устало облокотился на стенку им же вырытой ямы.
— Да вроде не было здесь раньше никакого ручья. Землянок тут до черта было. Считай столица партизанского края здесь размещалась... Ладно, еще с часик копнем и в лагерь, а то завтра не спину не разогнешь.
Толстый мужичок в это время с упоением крошил землю, из под которой показалась деревянная труха. В какой-то момент он даже язык от предвкушения вытащил... Длинным ножом он осторожно подцепил рассыпавшуюся железную скобы, когда то скреплявшую доски ящика. Метал лезвия обо что-то негромко чиркнул. Толстый притих и воровато посмотрел в сторону своего соседа, который, ничего не замечая, продолжал копать.
— Офицерская фляжка, — тихо забормотал с трудом сдерживая радость, когда из под земли показалось что-то округлое и серебристое. — Пошло, пошло...
Действую ножом как рычагом, он медленно тянул находку к себе. Фляжка оказалась на удивление тяжелой, словно ее что-то держало. В нетерпении он дернул изо всех сил... С шипением, разбрасывая комья земли в разные стороны, оттуда вылетела двухлитровая банка с непонятной черно-белой маркировкой. Улыбка на губах незадачливого копателя еще не успела исчезнуть, как резануло по глазам.
— А-а-а-а-а, завизжал он от невыносимой боли, грязными руками начиная растирая горящие глаза. — А-а-а-а!
Шипение нарастало. Из банки с силой выходил густой зеленоватый дым, который быстро заполнил его яму и начал медленно стелиться ко второй.
________________________________________________________________
8 мая 1942 г. г. Минск. Площадь Свободы. Бывшее здание Белорусского республиканского совета профсоюзов. Трехэтажное здание, светлый фасад с серыми подпалинами кое-как замазанных отверстий от осколков снарядов, имперского вида центральный вход — все это великолепие теперь занимал административный аппарат Министерства по делам оккупированных восточных областей в г. Минске.
Собравшиеся за огромным столом терялись на фоне пространства высоких потолков, помпезно украшенных стен и массивных бронзовых светильников. Высший офицерский состав, размещенных здесь частей, гражданское руководство уже давно сидело на высоких резных стульях и тихо переговаривалось друг с другом. Наконец, тяжелые лакированные двери распахнулись и в комнату стремительно вошел невысокий сухопарый человек со строгими водянистыми глазами, скрытыми круглыми очками. Альфред Мейр, заместитель министра по делам оккупированных восточных земель, прибыл и судя по его внешнему виду был чем-то крайне раздосадован
— Я недоволен, господа, — сразу же начал он резким тоном, едва ответив на приветствие. — Я определенно недоволен вашей работой!
Со стороны генералитета в ответ на такое заявление раздался легкий ропот недовольства, волной прошедший ото части комнаты до другой. Военные, всегда занимавшие в Германии особое положение, возмутились, что их кто-то посмел приравнять к тыловикам, гражданским служащим, которые даже и не были на передовой.
— То, что некоторые из здесь сидящих принадлежат разным ведомствам, не играет совершенно ни какой роли, — не присев, выхаживал он возле огромной карты восточной Европы (однажды ему сказали, что такой манерой он очень напоминает самого фюрера, что запало ему глубоко в душу и со временем стало настоящей потребностью). — Мы делаем одно дело и как показало время делаем его не очень хорошо. Как сказал фюрер, спустя рукава! — одновременно он строго посмотрел в дальний угол стола, где сидел один из бормочущих что-то генералов.
— Наши доблестные войска стоят у самой Москвы. Вот-вот падет Ленинград, вторая столица русских. На севере мы блокируем незамерзающие порты Сталина... А что твориться здесь? — вопрос он задал зловещим, обвиняющим тоном. — Что происходит в нашем далеком тылу, откуда Германия ждет регулярных поставок качественного и натурального мяса, молока, зерна и овощей, рабочих ресурсов для наших фабрик и заводов?
