Кондитерская на плане города нужнее была мальчику из морга, чем Илану. Сегодня оттуда снова приходила раненая, перевязывал лиценциат ее вдвое дольше, чем необходимо для такой работы, потом еще пошел провожать. Вернулся в отделение с глупой улыбкой и следом помады на щеке. Кому-то в госпитале среди общих невзгод выпал кусочек счастья.
— Где в городе хофрское посольство? — спросил Илан у Мыши.
Она повернула лист Адмиралтейством к себе, показала пальцем — недалеко от порта, от Адмиралтейства налево, в сторону Спуска. Почти по дороге из Адмиралтейства в госпиталь или наоборот. Илан и это отметил. Судная площадь тоже недалеко, она от Адмиралтейства на таком же расстоянии, что и посольство, но вправо. Раньше, когда Спуск был занят Чернушкой, рынком старьевщиков, и почти что непроходим, именно через Судную от порта шел главный путь в город. Чтобы иноземные гости не упускали из вида тюрьму, эшафоты и виселицы и накрепко знали, что в городе всерьез поддерживают порядок. С посольством Судная, пожалуй, тоже на одной линии, но перпендикулярной Спуску. И рядом, все это рядом.
— А где гильдия врачей? — спросил Илан.
Мышь развела руками и помотала головой: не знает. Ну, ладно, так сойдет. Мышь цедила в таз воду из нового крана, Илан рассматривал свой план. По крайней мере, еще один объединяющий все события фактор он видел. Госпиталь, 'Привет неудачнику', хофрское посольство, Адмиралтейство — это прямая Спуска. Еще один фактор сомнителен: неясно, в городе только один профессиональный наемный убийца, способный сделать дело чисто и не попасться, и нанят он для всех случаев разными людьми, или убийца один и тот же, потому что и наниматель у него один и тот же.
— Чай поставь, — попросил Илан Мышь и стал подписывать план, свои к нему вопросы и даже некоторые выводы.
Хорошо одетая женщина дала три дня на исполнение задания не морской пехоте, а себе — убедиться, что заказ выполнен. Поняли ее по-ардански, с излишними свободами и попущениями исполнителю, поэтому дежурная смена под нож попала не та. Доктора делятся на богатых и безруких — об этом говорил Гагал. Доктор Ифар не безрукий, а Эшта... Эшта попал в безрукие не по своей воле. После них есть, что наследовать. Но капиталы, даже еще не полученные, требуют вложений. Найти бы этот проект., под который понадобилось столько денег.
Кто еще каких глупостей наделал?
Адар брал на себя отрубленную руку Эшты. Зачем? Объяснить не мог. Не потому, что не хотел, а потому, что не было у него объяснения, врать перед Иланом он постеснялся — какой-никакой, но все же ученик Джаты, начнет задавать вопросы... На самом деле не он сам, а тётя Мира боялась, что это сделал их сын, Аюр, и тем разрушил себе карьеру. Она изучила срез на одежде, она знала (может быть, не в подробностях), какими делами занимается ее сын, и она помнила, как он вооружен. Она мать, ее немного занесло, перестаралась, оберегая любимое чадо. А Адару дала способ показать отцовскую и прочую любовь, он и рад стараться. Был виноват перед тётей Мирой и сыном, доказывал им, что он не так уж плох...
Но Аюр действительно хотел придержать Эшту, зазвать к другому больному, к отцу, может быть, даже запереть где-то на время. Почему? Чувствовал, что тому грозит опасность? Боялся, что Эшта вмешается в посольстве не в свои дела? Или, как раз, в свои, но с невыгодной для кого-то или чего-то стороны? Кстати, интересно, Эшта был за объединение с цехом аптекарей или против? Видимо, против, потому что оставался в хороших отношениях с отцом. Он поддерживал доктора Ифара, поэтому тот его любил и ценил. Для сравнения, Гагала, ушедшего из гильдии в госпиталь, и никак не выступавшего, ни за, ни против, из близкого круга доктор Ифар исключил, а, было дело, и проклял.
Когда Илан рассказывал Палачу свою версию событий по поводу доктора Эшты и мести Палачу, Палач кривился в улыбке, отворачивался, не отрицал, но и не подтверждал, что версия соответствует действительности. Если Илан всё говорил верно, тогда над чем тут криво улыбаться и почему отводить взгляд?.. Мог ли идеальный офицер Аюр сделать такую глупость — лишить руки непричастного, ни в чем не виновного человека, к тому же, исполняющего врачебный долг? Флотские врачи дают присягу помогать врагам, как своим, что говорить про берег. Разве законно за милосердие, даже если оно подкреплено деньгами, рубить руку? Аюр жесткий и жестокий. Но он еще и Правильный. Он не сделает шаг в сторону от Закона и Приказа. Он всякого насмотрелся в префектуре, он не дурак, он не подвержен эмоциям. Когда он сомневается, он скорее промолчит и не сделает, чем сделает и скажет. Те, кто строит Карьеру, умеют засовывать свои мысли, чувства, порывы и позывы очень глубоко. Так глубоко, что сами их не ощущают, не слышат, забывают. Значит, если только ему не был отдан прямой приказ калечить, по своему разумению он вряд ли бы такое совершил.
Нет, это не он. Но удержать Эшту от попадания в неприятности он все-таки хотел. Илан, рассказывая Палачу, как он понимает происшедшее, где-то упростил события. Палачу это понравилось — пусть доктор думает так, решил Палач и улыбнулся.
— Чай, — отвлекла Илана Мышь, ставя на стол чашку.
А рядом из бумажной обертки посыпались мятные леденцы — какими накормили в посольстве Обморока. Точь в точь. Они же. Илан отшатнулся.
— Где взяла? Есть еще? Дай сюда!
— Да что вы у меня все отбираете! — возмутилась Мышь, схватившись за карман. — Сначала торт, теперь конфеты! Что за страхи?!
— Давай их все сюда! — потребовал Илан. — Потом купишь в кондитерской, какие захочешь. Эти где взяла?
— Проныра вчера угостила, — Мышь неохотно выскребла из кармашка в фартуке еще с десяток леденцов и зажала их в ладошке, не отдавая.
— Кто такая Проныра? — строго спросил Илан.
— Ну... эта... С которой мы ночью из-за битых окон подрались. Она к папашке бегает по вечерам.
— Ты их ела?
— Ну... да.
Илан сгреб леденцы, схватил Мышь за руку и поволок в аптеку. Мышь возмущалась, подпрыгивала, пыталась даже вырываться, но он ее довольно грубо заткнул. А вопрос: 'О! Опять кого-то отравили?' — которым знакомые леденцы встретили в аптечном корпусе, эту бесстрашную сорви-голову даже припугнул немного. Мышь притихла, личико у нее вытянулось, но на допросе с пристрастием о том, как она себя чувствует, Мышь ни в чем подозрительном не созналась. У нее все было отлично, и у Проныры тоже. Они встретились ночью, когда доктор Илан спал, и немного погуляли вокруг дворца, ели леденцы и кидали камешки по шишечкам на столбах ограды на меткость. Проныра ничего и никого в городе не боится, почти как Мышь!
За четверть стражи, что требуются для первой пробы на мышьяк, Илан с Мышью успели насмерть поссориться, потом помириться, потом опять поссориться, потом Мышь повисела у Илана на шее из благодарности за заботу, а Илан рассказал ей историю Обморока. И Мышь совсем приободрилась — даже если что, доктор ее вылечит!
Потом они забились на подзатыльник, есть в леденцах яд, или нет. Илан предлагал на щелбан, но Мышь сказала, что щелбаны бьет слабо.
Илан проспорил. Не нашли.
Мышь пожалела докторское достоинство и подзатыльник выдала символический, после чего снова начала дерзить и смеяться над доктором, что он паникёр. Илан ничего не ответил, на следующую ступень исследования не остался, забрал несколько не пригодившихся леденцов, и молча побрел обратно в свой корпус. Нельзя было сказать, что происшедшее оставило Мышь по-веселому бездумной и к происходящему равнодушной. Где-то на половине дороги она потянула Илана за рукав и спросила:
— Доктор, а это лично вас подставить хотели или весь госпиталь кому-то поперек горла?
Если бы Илан знал.
Но, коль скоро он рассматривает историю с точки зрения денег, сам он, как доктор, вряд ли сильно кому-то мешает зарабатывать. Про 'парня из префектуры' помнят и знают немногие, да и не вмешивается он с этой стороны в чужие дела. А как недогосударь Шаджаракта он сила неизученная, поэтому принимать решения по нему рано, и полезнее с покушениями пойти по душу и голову кира Хагиннора, чем к нему. А госпиталь... Да. Пожалуй, да. Вот только госпиталь никак не связан с работорговлей. Карантинные свидетельства на ввоз и вывоз рабов выписывают врачи гильдии, и даже на аптекарей, которых в гильдии так опасаются, эту работу не переложишь. А Илан и рабов-то, если не считать Неподарка, видел только издали.
Но деньги на этом рынке крутятся большие. Даже если рабы в Ардане стоят вдвое-втрое дешевле, чем в южно-имперских провинциях, это все равно очень дорого. За Неподарка в Дартаикте заплатили две тысячи двести лар. Около двух тысяч зарабатывает за год в госпитале Гагал. Три тысячи стоит домик Эшты в Старом квартале. Башку сломать можно. Даже будучи парнем из префектуры. Это вам не диагнозы методами пальпации, перкуссии и аускультации выявлять.
В кабинете замедленными сонными движениями Неподарок макал тряпку в таз и тер пол. Усердия дяна на три-четыре. Никак не на две тысячи двести лар.
— Неподарок, — сказал Илан, — пол мыть ты не умеешь. Не вози грязь туда-сюда и смени воду. Но, может, ты у нас хотя бы умный?
Имел в виду: иначе за каким хвостом за тебя отвалили столько золота?
Неподарок положил тряпку в воду и посмотрел на Илана хмуро и подозрительно.
— Где, по-твоему, легче всего заработать много нелегальных денег? — спросил его Илан. — Не конкретно, а в общем. Теоретически.
— Там же, где их можно заработать легально, — непочтительным тоном отвечал Неподарок, отвернулся и продолжил возить туда-сюда той же водой на пятачке размером в две ладони.
— Понял, — сказал Илан, мрачное настроение которого необъяснимым образом исправилось после того, как в конфетках Проныры не нашли мышьяк.
Не стал вязаться к Неподарку дальше, на то Мышь есть. Забрал со стола свою убогую карту города и отправился в отделение.
Адара застал лежащим на кровати. Тот просматривал чью-то переписку — вскрытые письма с соскобленным воском и обрезанными со шнуров печатями. При виде Илана быстро сунул работу под подушку и привалился к своим секретам спиной. Илан задрал ему рубаху, стал слушать хрипы со стороны груди и на спине, потом долго щупал лимфоузлы — подмышечные и шейные с левой стороны ему не нравились. В прошлый раз на шее они почти не пальпировались. Сам дядя Адар был бодрячком и за манипуляциями доктора следил снисходительно. А Илан думал, с чего бы начать.
— Мне лучше, — сам вступил в разговор Адар. — Может, мне домой пойти, чтоб ты надо мной не мурлыкал? Не привык я быть твоим хорошим, родным и дядей. Странно мне. Нужен тебе дядя — сходил бы ты к Джате...
— Это здесь у нас тебе лучше, дядя Адар, — возразил ему Илан, словно не слышал последних слов. — С нашими лекарствами. Дома я за тобой не услежу, опять заболеешь, что с тобой тогда делать? Так что сиди-ка ты смирно, не дергайся.
У Адара было, что ответить, но Илан ему не разрешил.
— У меня через дверь от тебя по той стороне, — сказал он, — лежит человек, с которым Аюру не нужно бы встречаться.
Да и тебе, дядя Адар, с ним встречаться ни к чему, потому что я не знаю, знаком ты с теми, на кого работал Номо, или не знаком, подумал Илан. Он сейчас осознал, что сам создал эту проблему и надо бы как-то ее решить. А то на этот раз поубивают они друг друга прямо под дверьми операционной. Удобней, конечно, чем в городе, но все-таки..
— Почему? — ожидаемо спросил Адар.
— Что Номо делал на 'Итис'? — вопросом на вопрос ответил Илан.
Адар замолчал.
— Можешь не бояться, — через некоторое время сказал он. — Второй раз Аюр того человека не тронет. Мы все знали, что эта работа опасная, знали, на что шли. Тогда Аюр защищался. Сейчас в интересах дела мы готовы держать себя в руках.
Илан с сомнением покачал головой: да какие там уже интересы. Сплошной цирк инвалидов, что у вас, что в посольстве, что у лишенных клановой принадлежности людей с крыльями. А доктор вам разгребай...
— А я ж все ждал, когда ты спросишь, — прямо поглядел на Илана Адар, до времени отводивший взгляд. — Гадал, с какой стороны станешь подбираться. Сам додумался, или тебе сказали?
— Только и ты не говори мне, что я зря ушел от Джаты, — усмехнулся Илан. — Не зря. Здесь от меня пользы всем вам больше.
— Знаешь, — усмехнулся Адар, — а ведь ты и правда святой. Подойдешь, подержишь за руку, проведешь ладонью по плечу, и сразу становится легче. Хоть не ходи домой от тебя. И не пойду я. Буду смирно сидеть в коридоре через дверь по той стороне, не дергаться и следить, что делается.
— Не будешь, — сказал Илан. — В посольстве приказали его добить. Если б не я, он уже дважды бы умер. А если б не доктор Эшта, умер бы трижды. Он больше не участвует, его списали. А тебя ещё нет?
— Как ты понял, что это Аюр был в Старом квартале в то утро? Даже префектура не додумалась, Мира знает только потому, что ей я сказал.
Илан помолчал. С лечением он уже закончил, пора было уходить.
— Старая собака не взяла след, — пожал плечами Илан. — Ты же знаешь, как учат ищеек: чужие следы со следами своих не путать. Умная была собака, опытная, морда вся седая. Помнила Аюра, за ним не пошла, а посольские, наверное, были с лошадью. Скажи Аюру, что, пока в Арденне император, посещения в госпитале запрещаются. Я закрываю отделение. Хотите меняться документами — идите в кондитерскую на Спуск, пейте там чай с пирожными и беседуйте, о чем хотите. Здесь мне крови и без вас по локоть.
Главное, что вынес Илан из беседы с Адаром — некое общее дело, объединяющее префектуру, Тайную Стражу, частных сыщиков, вроде Адара, и внедренных агентов, вроде Номо, действительно есть. И тётя Мира, скорее всего, Илана пристегнуть к нему всерьез пыталась, но где-то не сошлось, в подозреваемые он не сгодился, и она бесплодную версию отбросила. В порядке исключения. Она не новичок, она не увлекается по-чепушиному, за ненужное цепляться не будет. После проверки тётей Мирой за Иланом перестали следить, наступая на пятки и заметая черными плащами их общие следы со свежевыпавшего снега, зато начали пытаться втянуть его в расследование, подослав Намура и его подручных, занятых все там же, у тёти Миры. Зря они это, конечно, но теперь хотя бы можно пойти в префектуру и честно там поговорить, спросить кое-что, да даже и рассказать кое-что, если обмен информацией заинтересует взаимно. Или заставить Намура открыть, что именно ищет Хофра на арданском берегу. В историю, будто не что, а кого — Небесного Посланника — Илан, извините, уже не верил. Конфликт идей — прекрасно, но это видимость, пыль в глаза. За идеями и правда должны стоять деньги. Только дуракам нужны идеи, которые не приносят выгоды. На Хофре живут не дураки. В Ардане, хотелось бы надеяться (а, может, и к сожалению), тоже.
Человек, с которым столкнулся Илан сразу за дверью палаты Адара, был гневен, встревожен и здорово напугал Илана тем, что сейчас свалится в сердечном приступе доктору прямо в руки, потому что швы снимать ему пора, а беситься — совсем не пора, беречь себя надо. Илан впервые видел, как спокойного и снисходительного Рыжего довели до потери самообладания. Глаза посланника Мараара сверкали, лицо пошло пятнами, волосы были взъерошены, побелевшие губы безмолвно произносили немые слова, а выставленная в сторону доктора рука тряслась. Кто из них кого схватил, было непонятно. Илан хотел отвести Рыжего к лавке и позвать фельдшера с успокоительным, но Рыжий вцепился ему в плечо и требовательно ткнул Илану в грудь скрюченными пальцами, произнеся: 'Ххы!' И подтвердил свое высказывание жестом, означавшим 'отдавай!' Потом задохнулся от душивших его слов, схватил себя за горло и замычал: ох, не хватает ему сейчас речи, он все сказал бы, о чем думал, и о чем еще не думал, тоже бы сказал.
