— Ну... И так меня тоже, зовут. — Согласился я. — Только мне — не нравится. Тимофеем назвали родители. А Тамиром я назвал себя сам.
Разговаривать с Женей было необыкновенно легко, словно я знал ее, всю жизнь. Хитрая девчонка, она так вовремя задавала вопросы и так удачно молчала, делая вид, что занята дорогой, что я едва не рассказал ей много лишнего.
— Женя... А разве можно, после сдачи крови, сразу, за руль? — Полюбопытствовал я, внезапно почувствовав в поведении девушки какую — то застаревшую усталость и надлом.
— Мне — можно! — Рассеялась сероглазка и ткнула пальцем в наклейку, на просвет которой был виден уже знакомый рисунок — капля крови, падающая в подставленную ладонь. — Мне, много, что можно...
С этими словами, она съехала на обочину и развернулась ко мне:— Как же много мне можно!
Еще не осознавая, что делаю, подхватил Женю за талию, усадил к себе на колени и впился поцелуем в горячие губы.
— И как же много мне — нужно! — Выдохнула она, на миг, оторвавшись от моих губ.
А в следующее мгновение я понял, что ей действительно нужно много.
Мы целовались в кабриолете, невзирая на проезжающие авто, пролетающие флаеры и проходящих мимо людей.
Оторвавшись от меня, Женя, словно заправская вампирша времен Голливуда, облизала губы и одним движением снова очутилась на водительском сидении.
— У тебя что-то хрустнуло. — Подмигнула она, вгоняя меня в краску. — Что-то сломалось?
Флаер уже соскочил на крайний левый ряд и стремительно разгонялся, приближаясь к мосту, словно висящему на тонких струнах, над широкой рекой.
Похлопав себя по карманам, облегченно вздохнул — сломался телефон.
— Ну и ... — Телефон полетел из машины в реку, удачно разминувшись с флаером справа, и проскочив, мимо ограждения.
— Хм. Впечатлил. — Призналась девушка, прибавляя газу. — И, не только меня!
Флер справа, чей владелец, пылая праведным гневом, попытался нас догнать, сделав рывок — повис на "хвосте" мигая фарами и сигналя.
Женя, закусив губу, перебросила флаер в правый ряд, затем еще и еще — и при съезде с моста ушла вправо, на объезд, под мост.
Проехав под мостом, она вывернула на стоянку и встала, закрывая верх кабриолета, одновременно снова перебираясь ко мне на колени.
Мое сиденье, повинуясь нажатию на кнопку, приняло горизонтальное положение и меня "придавили".
До квартиры Жени мы добирались больше трех часов, то останавливаясь в укромных местечках, которых сероглазка знала, наверное, не меньше сотни.
Заехали мы и пообедать, в небольшой придорожный ресторанчик, хозяин которого, высокий и худой грузин, седой, но не потерявший чувства юмора, устроил нас в отдельном кабинете, украшенном очень даже фривольными рисунками, на стенах.
— Слушай... — Поинтересовался я, когда Евгения Андреевна, в очередной раз, вывернула из очередного укромного уголка и с сожалением голодной кошки, вздохнула. — А почему, автопилот не включить?!
Отповедь, услышанная мной, потрясла до глубины души: не я один страдал от заговора всяческих автоматизированных агрегатов, призванных доставить меня из точки А, в точку Б, в автоматическом режиме!
Отсмеявшись, попросился за джойстики управления — захотелось посмотреть на этот город, с высоты птичьего полета.
Джойстики Женя не передала, в верхний эшелон уходить не стала — просто не было его — город оказался всего на поллимона жителей и открывать трех-, четырех-, ярусное движение, власти города не спешили, надеясь на вековечное "Авось".
Вместо всего этого, сероглазка проскочила длинную набережную, украшенную аляповатыми скульптурами и выскочила за город, забираясь в горы, все выше и выше.
Смотровая площадка, огороженная лишь смешным пластиковым барьером, мне по колено и без единого следа упорядоченного хозяйствования властей города, выходила точно над городом.
Усевшись на курносый капот флаера, всматривался в город, весь в серой пелене, словно накрытый грязным стеклом.
В квартиру Женьки, мы приехали по самому пеклу.
Завалились дружно в душ, сделали набег на кухню — замотанные в полотенца и в спальне, рухнули спать, уставшие и довольные друг другом.
Проснулся я от стука капель по жестяному подоконнику, размеренному и действующему на нервы не хуже пытки водой.
Осторожно выбравшись из кровати, чтобы не разбудить прижавшуюся ко мне Женю, отправился искать источник звука.
Дневное пекло и духота, притянули — таки в город грозу, смывшую все следы пыли, размазав ее по тротуарам и машинам, ровным слоем.
Открыв окно, недолго думая, оторвал жестянку — на большее мозгов не хватило, признаюсь.
— Тортик... — Мурлыкнула мне в плечо девушка, когда я вернулся в постель. — Сладенький...
— Млин. Вот, прилипло же! — Ругнулся я в сердцах, признавая собственное бессилие, перед собственным прозвищем. — Хуже натуры...
В наказание, прижал девушку к себе покрепче и вдохнул запах ее волос.
Сероглазка тяжело вздохнула, попыталась вывернуться. Поняв, что не получается — закинула на меня ногу и сама прижалась всем своим горчим телом.
Утром меня разбудил тихий плач.
Женька, отвернувшись лицом к стене, кусала подушку и ревела.
От неожиданности, на душе стало совсем гадко.
Положив ей руку на плечо, попытался развернуть к себе, обнять, утешить.
Извернувшись, как кошка, Женька спрятала лицо у меня на плече и разревелась, уже в голос.
Вначале я лежал и гладил ее по голове, нес какую-то чушь, успокаивая.
А потом, слова как то стали не нужны...
Снова и снова, Женька, словно пыталась раствориться во мне, прогоняя нечто, о чем хотела забыть, прогнать из памяти и собственной жизни.
В жизни я не испытывал ничего, даже близко напоминающего...
Словно два сумасшедших, мы засыпали и просыпались, откидывали одеяло и подушки, мешающие нам, и снова стаскивали их на кровать — засыпая, крепко прижимаясь, друг к другу.
Время, этот самый злой волшебник, то растягивался, бесконечной лентой, то сжимался, становясь точкой, в которой билось два сердца.
— Женька! Женька! Стерва небитая! — В спальню влетела блондинистая девица, вырвав нас из цепких объятий полудремы. — Я скорую вызвала, не... Вот Ты... Я... А она...
Женька, испуганной птицей попыталась ретироваться с кровати, но запуталась в простыне и проехалась коленом совсем не там, где ему бы проехаться...
Через минуту, хохотали все трое.
А еще через минуту, стало совсем не смешно — приехала "скорая".
Хотя...
С другой стороны — скорая ведь могла приехать раньше, чем подружка Женьки...
Оплатив ложный вызов, и клятвенно пообещав, что больше так делать не будем, мы, все трое, собрались на кухоньке.
В холодильнике Евгении Андреевны — для нормального мужчины — еды не нашлось. Пришлось заказывать, из ближайшего ресторана.
К моему везению, кофе у сероглазки был. И очень даже хороший.
— ...Вчера вечером, дура крашеная, забыла телефон на работе! — Призналась честно, блондинистая Ирина, делая аккуратный глоток свежесваренного, кофе. — С утра, выяснилось — телефон, за ночь сел, а зарядка — дома. Так и моталась, идиотка... Поставила на зарядку — вызвали на операцию. Привезли очередного... чина запойного... Пока симптомы сняли — глянь, а уже и вечер. Телефон включаю, а там твое сообщение. Ну, я и рванула — на звонки ты не отвечала, так что я, из аэропорта, сразу к тебе скорую и вызвала!
Женька, посверкивая глазами, прижалась ко мне.
— Приезжаю — хорошо, знаю, где ты ключ держишь. Ору-ору — тишина в ответ! Думала — не успела... А ты... Подруга, называется... Неужто на телефон нельзя было ответить!
— Занята я была... — Огрызнулась Женька.
— Вижу, уже... — Ирина облегченно рассмеялась. — Все хорошо, что хорошо... Только, ты так больше не делай, подруга... А то я не посмотрю, что ты, такая хорошая... Возьму ремень...
— Есть уже кому, ремень взять... — Обреченно вздохнула Женя, понимая, что если она мне не расскажет всего — за ремень я точно возьмусь.
— Ладно, голубочки — белочки... — Ирина, наметанным глазом врача, хорошо заметила наше переглядывание. — Вы, поговорите, пока... А я — в душ. Без меня, мясо не жрать! Женька, если что — кричи громче.
— Неужто, так было плохо? — Задал я, один единственный, вопрос.
— Да. — Женька тяжело вздохнула и, отобрав у меня чашку с кофе, сделала солидный глоток. — Ты... Из древних, до космических авторов, Булгакова, знаешь?
Я кивнул в ответ.
— "Мастера и Маргариту", читал?
Я снова кивнул головой, уже понимая, к чему она клонит и продекламировал навскидку, по памяти: "...Так вот она говорила, что с желтыми цветами в руках она вышла в тот день, чтобы я наконец ее нашел, и что если бы этого не произошло, она отравилась бы, потому что жизнь ее пуста..."
Судя по расширившимся зрачкам девушки — попал я точно в цель.
Больше на эту тему мы с ней и не разговаривали.
Талант Булгакова, разыгравший эту карту один раз, в книге, сумел найти нас и в жизни.
Так что и слов трепать нечего.
Звонок в дверь, оповестивший, что прибыл заказ, заставил нас через силу улыбнуться друг другу.
Реальный мир, как ты от него не запирайся, все равно стучит в дверь. Иногда — выносит ее напрочь. Нам еще повезло, что ураганом "Ирина", не снесло весь дом. А "скорая" и "доставка", это так, всего лишь дополнительные эпизоды, оттеняющие самое главное — вдвоем молчать намного приятнее, чем бесконечный монолог со стеной.
— Так... Влюбленные, ау! — Ирина пощелкала пальцами, отрывая нас от самого увлекательного занятия. — Хватит, целоваться! Между прочим, как пострадавшая сторона, я требую компенсации. И празднования! Я хочу в ресторан, Женька! Так что, собирайтесь!
— Так, привезли уже... — Растерялась сероглазая дивчина, от напора подруги.
— Это — Вам. На завтра. А сегодня — я хочу погулять. Может быть — напиться. И проснуться в номере гостиницы, с кем-нибудь, очень горячим, под боком! А не у тебя на диванчике — одной! — Ирина демонстративно облизнулась. — Dixi!
— Собираемся. — Подмигнула мне Женька и потащила в комнату, уцепив за ремень на джинсах.
— Да... — Щелкнула языком моя нежданная встреча, разглядывая меня. — Рубашку — только выбросить.
— Платье, между прочим — тоже! — Отпарировал я, разглядывая отпечатки своих лап и оторванную бретельку, на так впечатлившем меня, белоснежном платье. — Жаль. Мне нравилось...
— Боюсь даже поинтересоваться, что именно Тебе нравилось? — Женька озорно прищурилась.
— Вытряхивать из него девушку! — Довольно таки грубо, ответил я. — Раз, и — готово!
— Ах так! — Моя рубашка украсилась еще одним отпечатком помады. — И, вот так!
Женька старательно вцепилась мне в шею, оставляя засос.
Выставив меня за дверь, к нетерпеливо дизелящей Ирине, Женька принялась собираться на выход в свет.
— Если ты... — Ирина тяжело вздохнула. — Я тебя найду и кастрирую. Сперва. Потом уложу в ванну, отращу хозяйство и кастрирую еще раз... И так до тех пор, пока твой организм не потеряет ресурс регенерации. Потом прижгу каленым железом и оставлю посреди пустыни. Голым.
— Тамир... — Из спальни вышла Женька, с моим комбезом в руках. — Это что?!
— Комбинезон. — Приготовился к неприятностям, я. — Мой, комбинезон. Пилотский.
— Ты, пилот — чего? — Ирина уставилась на меня как на прокаженного.
— Истребителя "Игла".
— Судя по споротым нашивкам... Списали? — Женька смотрела на меня таким взглядом, что обещание кастрировать, от ее лучшей подруги, казалось воздушным поцелуем.
— Еще не знаю...
Мой ответ поверг обеих подружек в состояние ступора.
— Ты, кто такой, звезды тебя... — Ирина сделала шаг назад. — Тамир? Тамир? Тамир Коржик?! "Оса"?!
Я восхитился памяти Ирины Валерьевны. В их клинике, я провел всего пару суток — на нас откатывали новые дозы "коктейля" и мне жутко не поздоровилось. Госпожа Фай, И. В. — одна из лучших специалистов, по доставанию с того света. Особенно — при медикаментозе. Вот и вытащила меня, грешного.
— Доброй ночи, товарищ Фай! — Поприветствовал я, лучшего врача, на пяти, известных мне, своими врачами, населенных системах. — Лейтенант Коржик благодарит за проведенную чистку организма и сохраненную жизнь!
— Убью. — Тихо сказала Женька, и мне стало очень страшно.
В следующее мгновение она и вправду попыталась меня убить, всеми возможными ей, способами.
Все, что было в комнате, полетело в меня.
Следом, словно разъяренная фурия, налетела хозяйка комнаты, повалив на пол и пытаясь меня придушить.
Свежее тело, отреагировало прежде головы, и Евгения Андреевна замерла между небом и землей, то есть полом и потолком, в горизонтальном положении, прижатая ко мне изо всех моих дурных сил.
Отцепив руки от горла, прижал их к груди и поцеловал взбешенную Женьку в губы. Потом еще и еще.
Девушка, сперва сопротивлялась, потом — заплакала, потом сдалась и расслабилась.
— Да... Чувствую, в ресторан я отправлюсь — одна. — Многозначительно хмыкнула Ирина.
— Ну, уж нет! — Решил я, отпуская расслабившуюся Женьку. — Я, между прочим, тоже, жрать хочу! А на йогуртах и бананах, долго не протяну...
* * *
— Майор Коржик, Тамир. 34 года. Рост 189 сантиметров, вес — 75 килограмм. — Сидящий напротив меня полкан, простите полковник Мишелл, почесал бровь. Разбитую мной, лет пять назад в дружеском спарринге, на ринге Марсвилля. — Вот, по морде, вижу — Тот. А по описанию — ни фига, не тот!
— Да тот, я тот, Артур. Не кукла и не клон. Хочешь, расскажу, из-за чего наш спарринг, случился?
— Давай! — Довольно откинулся на спинку своего кресла, полковник. — Любопытно, даже...
— А не из-за чего! Мы же "синие" с тобой были! В дребезгу! Обмывали твоего майора и моего — капитана! — Рассмеялся я.
— Блин... — Мишелл снова почесал бровь. — Если честно... Я до сих пор не помню, даже то, как мы в Марсвилле, оказались!
Пришла очередь чесать затылок мне: начинали мы "обмывание" на Земле. Это я помнил точно. А вот как попали на Марс... Пришлось расписаться в собственном неведении.
— Ага. Теперь вижу — точно, ты! — Обрадовался полковник. — Нас, моя сестра в Марсвилль отвезла... Вредина...
— Слушай, Артур... А какого хрена, ты тут сидишь и пилишь мне извилины, воспоминаниями, вместо того, чтобы засунуть под ментосканер?! — Не выдержал я, хлопнув в сердцах по подлокотнику кресла. — Что, устав совсем, по звездам пустили?! Тут, понимаешь, дезертир! Сам пришел, с повинной, а ты — вечер воспоминаний — устроил!
— А смысл? — Артур вновь почесал бровь. — Минут через десять, здесь появится адмирал Матти и заберет тебя. Для внутренних, нужд. Ты же, теперь — Звезда!
— Ты чего буровишь?! — Замер я. — Совсем, уже...
— На. Любуйся. — Мишелл перебросил мне через стол глянцевый журнал. — 23-я, страница.
23-я страница оказалась густо пересыпана фотографиями, на которых я с удивлением узнал себя и Женьку. Углубившись в текст, понял — жопа, это не когда жизнь дала трещину. Жопа, это когда из трещины хлынуло дерьмо!
А оно хлынуло, грозя утопить Женьку.
