Вокруг ствола уже выстраивали саму пневматическую винтовку. Баллон с воздухом, ручка, как на нашем арбалете, для подачи пули, винтовой механизм повышения давления, работающий через эту самую ручку (натурально винт вкручивали в баллон) магазин для боеприпасов. Ими выступали чугунные пульки с микроскопическим свинцовым пояском. Делали с запасом по прочности, поэтому весило изделие много. Наш образец получился килограмм пятнадцать-двадцать с баллоном и магазином на десять патронов. А хотелось ещё и запас боеприпасов иметь — сколько стрелку таскать придётся? В итоге переделали чуть "стрелялку" — баллон и магазин объединили в единый узел, да и запасом прочности в отдельных местах пришлось пожертвовать. Перевели изделие из разряда "полустационарных" в "переносное", и пошли его испытывать.
Сделали мишенное поле, я занял позицию. Дед смотрел в фотоаппарат на щиты. Нажал на спуск. Пышшш! Я передёрнул ручку, пулька вошла в казённик, и опять раздался выстрел. Пыш! Отстрелял весь магазин.
— Не попал, все в пустую, — разочарованно протянул дед.
Я тоже расстроился, кучу времени убил на эту дребедень. Пошли к щитам.
— Ну ни х..я себе! Охренеть! Вот это да, — дед очумело рассматривал результаты поближе.
Пуля спокойно прошла через сырые доски первого слоя щита, второго, и вырвала кусок из третьего слоя. Найти удалось только одну, она после щита глубоко застряла в сосне.
— Ну что, теперь не в пустую? — я улыбался.
— Сколько там тех данов было? По пять десятков? А сколько ты выстрелил раз? Десять? — дед призывал свои познания в математике энергичным почёсыванием бороды.
— Я ещё могу выстрелить столько же, но дальность меньше будет, давление уже упало.
Вернулись на позицию, отстреляли остаток давления. Не так эффективно, но первый слой досок пробили.
— А ну дай я, — дед протянул руки к новому оружию.
Показал ему процесс стрельбы, Буревой прищурился, и начал палить. Прицел пока был один, я его даже не выставлял по расстоянию, поэтому дед попал не всеми зарядами — из десятка в магазине-баллоне в цель ушли только три.
— На шестеро взрослых, да против строя с щитами, сколько успокоим? — Буревой деловито поглаживал ствол.
— Шестьдесят, если все попадут. И поднимут ружье. Половина, правда, может в щитах застрять, — сразу предупредил я деда, но тот только отмахнулся, мол, сдюжим, если петух жареный клюнет.
Дед бережно упаковал винтовку в материю, перевязал верёвкой.
— Надо на всех делать. На этой потренируемся, доделаем, и всем такую вместо арбалета. Тогда нам точно никто не страшен.
И мы двинулись в деревню.
Нас сопровождала первая весенняя капель, на дворе было первое марта.
27.Деревня на Ладожском озере. Весна-лето 859 года
Эта весна была похожа на предыдущую. После небольшой оттепели в самом начале, опять ударили морозы. Хорошо, что дед успел накидать снега на поле. Мы перед самыми морозами осенью таки распахали его, пока наши раненые ещё были на постельном режиме. По декабрю, как выпал первый снег, дед сгрёб его со всех окрестностей и уложил на оба наших поля. Надеюсь, это поможет получить больший урожай. Хотя проблема пропитания уже ушла на второй план. Мы в этот раз зимой даже раненых кормить могли, без ущерба для себя. Да и семян на посадку много осталось, больше, чем в прошлом году. Рыба сильно помогла и соль.
Инвалиды наши продолжали заниматься полезной деятельностью, ждали прихода Торира. Он придёт скорее всего в апреле. Кнут проектировал лодки и игрался с их макетами. После задачи "навешать парусов", он пропал надолго. Пришёл, развёл руками и заявил, что для большой скорости нужен большой парус, если его как на яхте делать. Большой парус — высокая мачта. А значит лодка неустойчивая будет. Это устраняется балластом, но приводит к глубокой осадке у судна. В нашу заводь такое не пройдёт. И мало того — паровик достаточно массивный будет, что ещё добавит веса и осадки.
— Ну сделай две лодки под одним парусом, — между делом кинул ему я, спеша на очередные опыты с винтовками.
Кнут не понял. Нарисовал ему что-то вроде катамарана. База шире, устойчивость выше, осадка мельче. Вроде так должно получиться, пусть попробует. Попробовал, потеряли его ещё на неделю. Только поесть приходил да вырубиться на кровати. Мы нашим воякам за зиму оформили те два дома, которые достроили с мурманами. Ну там печки, стекла, отопление, стены. В эту зиму все прошло быстро и легко, сказался опыт и правильное распределение труда с техкартами.
Вообще, странно жизнь тут у нас повернулась. Особенно для местного населения. Они-то не замечают этого, все изменения заметны только в сравнении. А я помню тот шок, что испытал в первый год тут. Сейчас у нас появилось много времени и сил, борьба за существование прекратилась, перешла в повышение уровня жизни. Основные процесс получения необходимых ресурсов отлажены, и воспринимаются как часть пейзажа. Железа — завались. Еды — чуть больше. Про дрова, за которыми попервой мы таскались чуть не каждый день, вообще никто не вспоминает, так все легко проходит. Ткань, соль, посуда металлическая и стеклянная — перешло из разряда ценностей в разряд повседневностей. Разбитая стеклянная банка, ставшая чуть не трагедией в первый раз, теперь воспринимается как досадная помеха, не более. Да и то из-за того, что стекло убрать надо. Крытая железом крыша литейного цеха вызвала удивление и восхищение только у мурманов, остальные пожали плечами. Кроют, значит надо. Чтобы пожара не было. А как по другому? Даже разговоры про торговлю на Ладоге превратились в желание не поиметь того, чего не хватает, а просто сменить обстановку. Да мы тут скоро станем первыми в мире туристами! А все из-за мурманов с данов.
Постепенные изменения незаметны. Появление же толпы попахивающих союзников, нечесаных, небритых и свирепых, общение с Кнутом, Гуннаром, Иваром, показало наш новый статус и уровень благосостояния. Как-то вечером мне моя супруга так и заявила:
— Жизнь как будто на три части разделилась. Там, в дымке, мы с Первушей, дети наши, да посёлок старый. Потом просто чернота непроглядная. Потом ты появился, — Зоря погладила меня, — а потом завертелось. Оглянуться некогда было. Мурманы пришли, данов побили, посмотрели вокруг, послушали, как там люди живут, в других местах. Неужели мы так жили? Без стёкол? С печкой той здоровой, одёжки зимней только на взрослых хватало, да голод раз в три года, когда земля не родит? Как будто в другой жизни...
Супруга усмехнулась:
— Агна говорит, что Торир этот, пришёл как-то в актовый зал, еды попросил. Та чугунок достала, хлеб из печки, соли фанерную коробку. Поставила греть все, да за "Азбуку" взялась, урок твой делать. Сидит, читает. Подняла глаза — а Торир стоит, глаза пялит. Не поняла на что, а дверку в мебели кухонной не закрыла. Он на стопки чугунков да сковородок уставился, позвал Ярослава. Тот спросил много у вас этого добра? Есть ли котелки? А котелки у нас вообще лежат в кладовке, мы же ими не пользуемся. Агна два взяла, побольше и поменьше, которые ты из первого железа делал. Да и подарила им. Потом ещё полдня Ярослав ходил за ней, спрашивал что ей в замен дать. Так она сначала даже не поняла за что! У нас-то этого навалом, а эти свой медный в бою потеряли, вывалился за борт, на огне да палках готовить собирались.
— Да, жизнь меняется, и это хорошо. Теперь ещё больше времени будет. После ваших придумок, — я погладил жену.
Придумки были не то чтобы их, но я практически не лукавил. Мы, несмотря на постоянные эксперименты, опыты и добычу сырья, нашли время для бытовой техники! Началось все с того. что по морозу моя благоверная пошла за водой, дед как раз поле снегом засыпал, и пришла с синюшными руками. Потом вздохнула и пошла стирать. Мне такое не понравилось, того гляди артрит подхватит или ещё болячку какую. Собрал барышень, толкнул речь, на тему того, что как железный конь пришёл на смену крестьянской лошадке, так и всякие приборы хитрые придут на смену тяжёлому женскому труду. И их задача — быть на острие, то есть попытаться понять, что им может жизнь-то облегчить.
Барышни сыпали идеями, я их постепенно направлял в нужном направлении. В результате появились у нас посудомойка, "стиралка" и сушилка для белья. А приводил все это в движение ещё один паровик. Стиральную машину сделали деревянной, без отжима, винт приводил в движение белье в бочке, посыпанное мылом. Его делали из воды, поташа и имеющегося жира — растительного, рыбного, любого, что попадалось под руку. Барабан сушилки тоже был деревянным, рассохнется — ещё один сделаем. Он вращался с бельём и продувался тёплым воздухом от трубчатой конструкции, что насаживали на паровик. Посудомойка через насос мыла струями мыльной воды посуду в деревянном же коробе.
Блажь? А не скажите, сколько времени уходило раньше на такие мелочи, а сколько сейчас, даже с учётом обслуживания малого паровичка? Присутствие же барышень теперь вообще не обязательно на таких работах — они в мастерские идут, не привыкли тут бездельничать. А из таких вот мелочей и складывается благосостояние рода.
В конце марта мы начали устанавливать всю эту машинерию в актовом зале, в общей кухне. Мурманы ходили вокруг и крутили бы пальцем у виска, если бы знали этот жест. Мол, женщины и так справятся, чего напрягаться-то? Но то их бабы, а это — наши барышни. Мы ещё и водопровод сделали, локальный, на эту самую общую кухню. Пока на небольшой объем бака, крыша могла не выдержать. В планах было пробурить скважину, построить водонапорную башню и провести трубы в санузлы. Это не говоря уже про канализацию, которая была в тех же планах. На неё у меня был свои задумки, мне ещё Дима, с которым мы проект делали, по "Скайпу" рассказывал, что селитру, а значит и порох, получали раньше из куч продуктов жизнедеятельности. Но правда долго они стоять должны, и процесс там тоже своеобразных. Хотя нужен ли мне тот порох? Наши пневмовинтовки пока прекрасно себя показали. Тем более после того, как мы их чуть улучшили. Или ухудшили — это как посмотреть.
С этими винтовками вообще получилось очень похоже на паровую машину. Опять мои стереотипы взяли верх над логикой. Ведь я не помнил, чтобы пневматику использовали в бою! За порохом — будущее, он содержит в себе энергию, необходимую для выстрела, причём компактно упакованную в химические связи, позволяя хранить большую мощь в маленьких боеприпасах. Почему же наша с дедом стрелялка получилось такая эффективная? Ведь лучше арбалета стреляет! Правда, тяжёлая, зараза! И вот для модернизации своего нового оружия я, как и с паровиком, принялся вспоминать все об "огнестреле" и убирать из пневматики все лишнее, подобно требований к паровому двигателю относительно ДВС.
Крепчайшая толстая сталь на ствол? А надо ли? Температурного воздействия-то нет, значит, и меньшим объёмом обойдёмся. Взрыв пороха, почти мгновенное образование газов, что толкают пулю по стволу — тоже уходит, как и громадные нагрузки на элементы конструкции. А если посмотреть в историю огнестрельного оружия, спасибо книжке "Винтовки и Автоматы", что у меня была одна из любимых в детстве, картинок там много, то получается следующее. Первые пороховые ружья стреляли дробом да шариками свинцовыми, через пыж. Убрали этот этап, сразу перешли к вытянутым, почти остроконечным пулям, выиграли в проникающей силе. Ружья-штуцеры, с нарезами, в процессе эволюции перешли от заколачивания пули шомполом в ствол к расширению боеприпаса пороховыми же газами — точность так повысилась. Но и давление в канале ствола возросло! Убрали и это, снабдив наши чугунные пульки микроскопическими поясками из свинца, что выменяли у мурманов. И дальше совсем весело — из двухметрового "весла", коим являлась, например, винтовка Мосина, перешли к компактным и небольшим автоматам Калашникова. Да, из "мосинки" можно завалить и слона, если повезёт, причём чуть не с двух километров. А оно надо? Для такого пушка же есть! Вот и перешли на менее мощные боеприпасы и системы стрельбы. А в нашем случае что получается?
Мы с дедом добились пробития шлема, что у нас от данов остался, чуть не с пятидесяти метров. Причём насквозь. Правда, винтовка наша стала под тридцать кило весом и баллон стал похож на газовый из моего времени. А часто нам такое делать придётся? Ведь стрельба по тому же шлему, напяленному на бревно, изображающее шею врага, привела к тому, что дерево поломалось. А каково будет врагу? Да и опять же, вернувшись к противнику, — кто он, этот храбрый малый? Одетый чаще всего в кожу, прикрытый щитом, имеющий холодное оружие гововарвар. А значит, надо просто точно попасть в его незащищённые части тела — нога, рука, да даже голова в шлеме! Боеспособность противника снизится, это факт. А если таких попаданий будет два? Или пять? Надолго хватит врага таким Макаром? А времени у него не так чтобы очень — на замену магазина секунд тридцать, да столько же — на пять более-менее прицельных выстрелов. Итого, пару минут — и десять дырок, если повезёт стрелку. И что получается? Надо меткое, скорострельное оружие, даже с ущербом для пробивной силы пули и дальности максимальной стрельбы. И вот в этом направлении мы и двигались.
Определили запас баллонов-магазинов, носимый стрелком на себе в пять штук. В обороне, на стационарной позиции, можно ещё натаскать. Прикинув массу боекомплекта, получили предельные параметры для давления, чтобы стенки баллонов выдержали, и вот от этого и отплясывали. Для начала соединили два ствола и стали расчётным давлением метать пули. И сдвоенный ствол постепенно спиливали — определяли наиболее эффективную его длину. Пулька же идёт по нарезам, теряет энергию, запас которой восстанавливается давлением воздуха. В канале ствола давление падает, ёмкость больше становиться по мере продвижения боеприпаса, и в какой-то момент времени пуля начинает терять скорость, а не наращивать. Вот этот момент мы и искали. Уменьшили толщину ствола, не везде надо иметь большую прочность, а только в самом начале пути пули к сердцу противника. Доработали боеприпасы — они легче стали чуть, но острее, и проникающая способность повысилась. Форму оптимальную для боеприпаса долго искали, компрессором продували в специальной трубе разные варианты макетов пулек, к которым прикрепляли динамометры. Так нашли параметры пули, длину и остроту. Боеприпасы стали разными, утяжелённые и облегчённые, вторые под остаточное давление в баллоне. И ещё куча подобных изменений, призванных улучшить "потребительские свойства" винтовки.
Таким вот образом мы и пришли к достаточно лёгкой винтовке со штыком. Носимый боекомплект был из пяти баллонов-магазинов. В нем два вида пуль, пять утяжелённых, их сперва стрелок выпускал, а пять — облегчённых, они шли после. Да, наши латы утяжелёнными пулями только с десяти-пятнадцати метров винтовка пробивала, а облегчёнными вообще — чуть не в упор. Да, щит из хороших дубовых досок мог спокойно защитить бойца противника. Но ноги, голова — это все было достойной целью для нашего стрелка. А учитывая точность оружия да превосходную скорость пули, боеготовым противника можно было не считать поле пары попаданий. Пока шум в голове пройдёт от ударов чугунных боеприпасов, мы уже убежим или штыками добьём очередного грабителя.
