Типичнейший герой!
Так почему же я не могу существовать?
Может быть, потому, что герой должен совершать геройские подвиги. Мотаться по стране "от битвы до бабы", разрубая оковы и сокрушая темницы. У героя должен быть мудрый бородатый советник, загадочно покачивающий головой перед кодовыми замками. "Врата Морийского государя Дарина открывает заветное заклинание, м-мать!" А еще у героя должна быть политкорректная "группа товарищей", состоящая из... Ну, кому интересно, пусть найдут "Малый набор фэнтезийщика", где С.О.Рокдевятый все изложил русским по-белому. Я же вместо пересказа Свиридова ограничусь замечанием, что ничего из предписанного им набора при себе не имею. Стало быть, в герои стандартной фэнтези не гожусь.
Но ведь есть еще нестандартная. Неформатная, так сказать. И вот там-то! О-о-о! Эт-то жулики! Они замышляют!... Тебе страшно?
Мне — да.
Так, чего это там на горизонте? Избушки? Такой же П-образный хутор, как у нас в Пустоземье строят. Вот, не зря лошадки фыркали. Постоялый двор — полежалый забор. Шутка прошлогодняя, но в дело еще годная. К вечеру добредем. Конский шаг обычно быстрее человечьего. Если снег коню не по грудь, конечно...
— Майс!
— А?
— Не спи, замерзнешь. Щеки разотри!
— И кем ты теперь покомандуешь, если не нами?
— А ты и правда щеки разотри. Не хватало еще мурло отморозить.
— Что отморозить?
— Ну... это... мурло. Где у кота усы торчат, и чем он мурлыкает.
— Вот тебе! И еще!
— А тебе по шапке!
— Легче! Коней поберегите!
— Да, пора бы уже на заводных.
...А еще герой должен обладать богатым внутренним миром. Его должны терзать смутные сомнения. Розовые сопли... Э-э... Колебания. Время от времени герой должен попадать в задн... в сложные ситуации, из которых его спасают друзья... что мы обычно думаем перед боем, а не во время — это непорядок. Порядочные герои сперва сваливаются в драку, а потом вдруг! Ну конечно же, ни с того, ни с сего! Спасают мир. Или, хотя бы, девушку. На которой тут же и женятся. Что у девушки могут быть другие планы, меня никто не подумал предупредить.
Жили книжные дети, не знавшие битв...
С другой стороны — а откуда бы еще мне было узнавать мир? От родителей? "Их тяжелая юность прошла вдалеке от вещей — тех, которые так переполнили доверху нас!"
— Холодает, Спарк?
— К вечеру всегда холодает.
— Остановимся, перекусим?
— Давай уж до тепла дотянем. Вон уже постоялый двор видно, скоро дойдем.
Если до постоялого двора не дошлепаем, ночевка будет холодная. Снова поутру кашлять. Не хочу!
Я бы и на Земле рубанул кое-кого, не сильно задумываясь. А иную сволочь так даже и с наслаждением. Не здесь, а на Земле сейчас натуральное средневековье. Так что психологический шок мне не грозит. Откуда бы он взялся? Вот если б я в джунгли южного Судана попал — "тады ой". Тамошний мир для меня куда более чужой, чем тутошний.
О, волки воют. И снега синеют на глазах. Спускается вечер. Кони даже на рысь сбиваются: вышли на ровное место, да и конюшню увидели. Вон и дым в небо завивается. Печка — это здорово!
...А еще вокруг меня должны штабелями лежать эти самые девушки. Ну конечно! Я ж герой! Вместо чтоб Волчий Ручей отстраивать, надо было в окошко лезть к Тайад Этаван. А потом ссора с Тальдом, Берт вступается за любимого зятя, трам-пам-пам, все дело порушено, и никакой мне поддержки в купеческом братстве ХадХорда...
Зато эмоций сколько! Переживаний! Ай-ай, любовь зла! Ути-пусеньки, Игнатушка наш ошибся, простите мальчика, он больше не будет! ...Что не будет, то верно. Стоит мне единожды так сглупить, и я уже очень долго ничего не буду. Братство мне такой дури не простит.
...А еще герою надо иметь какую-нибудь особенность. Пооригинальней. Можно даже какоенибудь уродство. Чтоб слезогонки побольше. Чтоб кровища волнами. Чтоб носовые платки в мясорубке выжимать.
Пожалуй, это и хорошо, что я не герой.
— Рик, подтянись. Что чуешь?
— Яд. Кровь.
— Ет-т-туман!... Опять, что ли... а-апчхи!!! Засада на постоялом дворе?
— На дворе теплее в засаде стоять, чем лежать в заснеженной канаве!
— И то правда. Ладно, придется болванами прикидываться... Запомните: никакой я не наместник. Спросят — так Накручинс. Тьфу, проводник то есть...
Теперь подышать на руки, пальцы растереть. Клинок поддернуть: отжать защелку и чуть-чуть, на полпальца, поднять в ножнах. Чтобы потом одним движением вышел. А вокруг заснеженная степь да белая холодная пустота; да тоскливый вой. Совсем, как в ущелье Минча... Чертовы волки!
* * *
— Волков не видели, господин? — плотный, круглый, седой хозяин в тулупе и меховых штанах гостеприимно откатывал воротину.
— Слышали, — отвечал Ратин, свесившись с седла, и принимая чашку горячего. Чашку поднес высокий парень в шароварах и кожаной безрукавке, отороченной мехом, увешанной всяким оружием: два ножа, большой рыцарский квилон; кривой кинжал-"пешкабз", с наклепанной на лезвие чешуей, изза чего вынимается только вместе с половиной внутренностей; тонкий длинный стилет...
Майс принял чашку и грел руки. Спарк еще только подъезжал ко двору.
Вышел второй работник, тоже высокий и такой же беловолосый, как первый; да и оружия на нем было не меньше. На грубом деревянном подносе — доска доской — подал такие же кривобокие, вкусно парящие курятиной, чашки: Рикарду, Спарку и еще одну.
— Погодите-ка! — хозяин бросил ворота и шел к гостям, почесывая грудь под тулупом. Протянул левую руку за третьей чашкой:
— Ну-ка, я с вами. Да все разом — за встречу.
Рикард улыбнулся, поднял чашку на уровень глаз:
— Твое здоровье!
И выплеснул питье прямо в глаза хозяину.
Работники схватились за свою обвеску — опоздали. Майс и Ратин положили обоих одним движением. Спарк кувыркнулся с седла — руки из тулупа он заблаговременно высвободил, и тяжелая одежка просто упала в снег. А Игнат прыгнул к среднему входу: где-то есть и стрелок.
Вместо стрелка из двери появились сразу двое здоровяков; проводник разглядел только черные штаны да сапоги со щегольскими золотыми шпорами-"звездочками". На волосатых торсах перекрещивались ремни с метательными ножами. Спарк махнул от пояса — достал правого поперек живота. Разбойник наклонился, пошел боком, судорожно перебирая ногами, и упал под стеной. Наместник обернулся ко второму — бандит уже выгнулся, валился лицом к небу, а в глазнице торчала знакомая рукоять Майсова ножа.
Рикард набросил ременную петлю на шею старшему и спросил почти ласково:
— Сколько вас?
Из правого чердачного окошка с треском вывалился человек; бухнулся в снег, прошел два шага и упал. Следом выглянул Ратин:
— Тут больше никого. Лук я забрал. Стрелы дрянь.
Спарк ударил дверь ногой и перекатом нырнул в общий зал. Хоть он и зажмуривал глаза перед этим, сразу привыкнуть к полумраку не вышло. Едва проводник выпрямился, кто-то кинулся на него с ревом и так врезал поперек туловища, что в груди дыханье сперло. Меч не подвел: свист, удар — разбойник отлетел к столу; проводник отскочил направо, чтобы очаг был за спиной. Тут только разглядел, чем его встретили: лопатой, которой сажают хлебы в печь. Может быть, удар даже погнул пару чешуек. Хорошо еще, не догадался скамьей по голове — и шлем бы не спас.
С чердака, который служил большой общей спальней и открывался в объем зала, прямо на стол (брякнулись пара плошек и кувшин) спрыгнул Ратин. Огляделся.
Рикард протиснулся в низкую — чтобы тепло не утекало — дверь. Скользнул влево от входа и там замер у стены, прислушиваясь.
— Живых больше нет, — наконец, уронил маг. Выпрямился, наматывая на кулак усы.
Спарк поднялся, подошел к столу, сел на лавку. Дверной проем заслонил Майс. Пригнулся, влез.
— Спарк, туманная твоя башка! Зачем же ты дверь выломал? Ночью холодно будет!
Игнат хотел ответить, уже и рот открыл — зашелся кашлем, взявшимся неизвестно откуда.
— Задело? — спросил Рикард, — Майс, в моем вьюке кровохлебка...
— Не... надо... — отдышался наместник, — Просто... укха!... Кхакая-то.. свлочь... лопатой!
Ратин с треском оторвал от рубашки убитого полосу ткани. Протер лезвие, кинул тряпку в очаг, а меч убрал. Прыгнул со стола:
— Тела на мороз, утром повесим на колодезный журавль. В Княжестве — так.
— До Княжества еще как бы не два дня езды... Пограничье тут. Ничье.
Ратин молча отмахнулся. Прибавил:
— Где-то есть тела настоящих хозяев. Их надо сжечь по-людски.
— Я поищу... Кха!.. Дрова, — поднялся наместник, все еще не убирая оружия.
— Я займусь лошадьми, — Ратин выбрался наружу, глянул на звездное небо: словно в глаза злой красавице. Майс отправился следом — заводить лошадей в правое крыло, где конюшня. Расседлывать, кормить, залить воду, да и чистить же: по два коня на каждого из четверки, одному не управиться. А еще и лошади разбойников — этих тоже кормить надо.
Рикард уверенно направился к левому крылу дома:
— Хозяева там... Нет, не ходите за мной. Не надо вам это видеть. Спарк, огонь раскладывай здесь, прямо посередине двора.
* * *
Двор прибрали только к полуночи. Пока суетились, носили дрова с поленницы, укладывали бывших владельцев; пока нашли и разбили о закоченевшие тела кувшин с маслом... Потом молча щурились у погребального костра; потом засыпали черное горячее пятно мгновенно тающим снегом — то и дело посматривали по сторонам. Особого сторожа не выставляли. Закрыть добротные ворота оказалось достаточно, чтобы не беспокоиться хотя бы о волках. Стаи сюда не добирались, и дикие звери без помех выли то в отдалении, то в ближнем овражке, то вовсе почти под стенами. Устроив коней, отогревшись и поужинав, ватажники собрались на чердаке над конюшней — там было теплее всего. Пили горячий мед, нагретое с орехами вино. Вполголоса обсуждали взятое на разбойниках железо: ножей много, а меча путного нету. Сдвинули сено, сквозь щели между сухими, пахнущими смолой досками, разглядывали внизу разбойничьих лошадей, делили — кому которого. Рикарду без споров дали лучшего белого жеребца: если б не угадал отраву в напитке, тут бы всем и конец. Спохватились, что поблизости может быть еще часть банды. Раздвинули пару окошек в тростниковой крыше, смотреть на юг и на север. Видеть пока ничего не видели: даже волков. Но с дозором казалось надежней. Около полуночи Майса и Рикарда уложили спать возле теплой дымовой трубы — чтобы утром на дежурстве были свежие. Ратин сторожил северную сторону, Спарк южную — там оставался ХадХорд, где парень провел наместником положенный срок, пять лет. Где встретил Иринку... и где Иринка от него ушла. Что ж, не мог иначе с ней поговорить, наместник хренов?
— Как ни пытался выскочить из колеи, а прожил именно в ней... — тихонько, сам себе проворчал Игнат, — Понял теперь, как оно бывает "под давлением обстоятельств?" Получилось, я же Ирку совсем не искал — я ее просто ждал. Ну и дождался! Правда, и заняться было чем...
От дымовой трубы вполголоса отозвался Майс:
— А какой ты судьбы себе хотел?
Зашуршало сено: лучший ученик Лотана перевернулся на спину и продолжил:
— Ты представь себе жизнь в целом. Судьбу как изделие. Например, ты мастер, и хочешь сделать хороший щит. Или прожить хорошую жизнь. Жизнь в целом, понимаешь?
— Семь действий в пьесе той... — мотнул головой ошеломленный Игнат:
— Ребенок, юноша, любовник... Солдат, отец, мудрец, покойник...
— Ну! — кивнул головой Майс (сено зашуршало опять) — Ты же все понимаешь! Вот разметь по восьмеркам, или около того... Ну, как я прикидывал, в восемь лет выйдя из детства: вот, буду восемь лет учиться у мастера, дважды восемь — дом и семью строить, и в это время упорно заниматься не смогу, буду только держаться на какой-то одной высоте, опыт набирать. Потом еще восемь лет оттачивать искусство, а потом уже смогу учить по-настоящему.
Игнат удивленно почесал затылок:
— Ты и правда о таком в восемь лет думал? И ты на столько лет вперед размечал жизнь?
Майс покосился на умиротворенно сопящего Рикарда:
— А иначе как вот он выдержит восемь... или четырежды восемь? Ведь тут — как повезет! Словом, столько лет обучения на Седого Мага? На высшее посвящение? Во имя чего он будет тратить столько сил? И времени? Только в том случае, если эти восемь или сколько там лет ложатся в общую картину судьбы!
Ратин шумно выдохнул. Спарк молчал, и Майс продолжил:
— А разве у вас не так? Да у нас ведь только об этом и говорят. Ну, о судьбе там, о жизни, как прожить, как построить...
Правда, сообразил Игнат, в школах у нас потому и тошно учиться, что не знаешь, для чего. Опять же, если с детьми часто говорить о компьютерах, к восьми годам они вполне умеют их включать. Хоть Сергеева брата вспомнить. Игрушку какую уже и сам запустит. А если говорить о судьбе... Дети не знают еще, что такое судьба. Скажи им, что судьба — дело хорошее, радостное и почетное — поверят... Самое смешное, что она после этого действительно будет хорошей, радостной и почетной. Дети верят искренне, а против искренней веры мало что может устоять...
Атаман поправил тюк, на котором сидел.
"Если говорить о судьбе — да и думать о будущем хоть сколько-то всерьез" — вздохнул Спарк — "Так ведь и родителям тогда придется поменьше трепаться о шмотках, пиве да футболе... А кто ж такое занудство выдержит?"
— Не знаю, как ты о судьбе, — подал голос Ратин и тоже захрустел сеном, не хуже своего жеребца внизу, — А судьба о тебе явно заботится. Вот, хотя бы, когда ХадХорд брали. Ты все не говоришь и не говоришь, а удивительно же: как ты уцелел на стене?
* * *
На рубленой стене постоялого двора Тигренок не заметил ничего необычного. Насторожили его приоткрытые — а не запертые, как стоило бы — ворота. И дыма над очагом не было — а холодно, должны топить постоянно.
Вместо дыма над крышами взлетела стайка ворон. Тигренок выругался, поняв, что двору конец. Дернул повод и направил коня к балке — по хорошо протоптанному следу. Прошло десятка два лошадей — насколько сын тысячника мог разобраться в отпечатках подков.
На дне овражка его поджидали. Двое верховых в чешуйчатой "караценовой" броне, которую носили северяне, подданые Великого Князя. Оружия они не доставали, и потому Тигренок тоже за саблей не полез. Но коня остановил поодаль.
— Кто такой?
— Сын великого тысячника, Виргенгаард Шаэррад Кориенталь. Назовитесь!
— Госпожа Алиенора, дочь великого боярина Хмары, с сопровождением!
Тигренок опустил голову на левое плечо, а руку на эфес:
— И который из вас... госпожа?
Такой попытки ограбления ему еще не встречалось.
Воины побагровели не сразу: не могли понять, за кого мальчишка их принял. Зато, когда сообразили, сабли рванули слаженно, и коней двинули разом.
— Стоять! — звонко крикнули слева, прямо над ухом Тигренка. Сын тысячника и не хотел, а повернулся: голос принадлежал девушке.
Госпожа Алиенора выехала из-за поворота оврага:
