Адмирал слышал их унылые пророчества и понимал, какое великое зло грядет, но не мог найти выхода. Прибегать к силе было очень опасно, да и эффект эта мера дала бы лишь кратковременный. Вдобавок всем, кто был способен носить оружие, пришлось бы выступить в поход, а Колумб и остальные тяжелобольные остались бы на корабле без всякой защиты, и индейцы легко могли бы им отомстить.
Тем временем нехватка провизии становилась с каждым днем все острее. Индейцы прекрасно понимали нужды белых людей и уже научились торговаться. Теперь они просили вдесятеро больше европейских товаров и приносили провизию маленькими партиями, чтобы подогреть пыл голодных испанцев. Потом и это прекратилось, и испанцы совершенно отчаялись раздобыть пропитание. Поррас и его приспешники еще больше настроили индейцев против Адмирала, и они придерживали провизию, надеясь либо уморить Колумба и прочих испанцев голодом, либо заставить их убраться с острова.
И тут Колумбу пришла в голову счастливая мысль. Знание астрономии подсказало ему, что через три дня ночью произойдет полное лунное затмение. Поэтому он велел индейцу с Эспаньолы, служившему ему толмачом, созвать самых могущественных касиков острова на большой совет и возвестить им дату затмения. Когда все собрались, Колумб сказал им через толмача, что он и его спутники поклоняются божеству, обитающему в небесах, и оно благоволит к праведникам и наказывает грешников. Как индейцы уже могли заметить, это божество охраняло в пути Диего Мендеса и его товарищей, потому что они выполняли приказ командира, а вот на Порраса и его приспешников накликало всяческие беды, карая их за мятеж. Это великое божество, добавил Колумб, рассердилось на индейцев, которые отказались снабжать его верных поклонников провизией, и намерено наслать на них голод и мор. На случай, если они не поверят предупреждению Адмирала, божество подаст им этой ночью особый знак. Они увидят, что луна изменит цвет и постепенно померкнет; это будет свидетельствовать о страшной каре, которая ожидает непокорных.
Многих индейцев такое предсказание взволновало, другие отнеслись к нему с насмешкой, но все равно озабоченно ждали наступления ночи. Заметив темную тень, надвигавшуюся на луну, индейцы затрепетали; чем больше меркло светило, тем сильнее становились их страхи, а когда таинственная мгла полностью закрыла лунный лик, дикарей обуял безграничный ужас. Схватив первые попавшиеся под руку продукты, они поспешили к кораблям, кинулись в ноги Колумбу и умоляли его вступиться за них перед божеством и отвести нависшие беды. Туземцы уверяли, что отныне будут приносить все по малейшему требованию. Колумб заперся в своей каюте, делая вид, что беседует с божеством, и оставался там до середины затмения, слушая, как окрестные леса и берега оглашаются стенаниями и мольбами дикарей. Когда же затмение пошло на убыль, он появился перед туземцами и сообщил им, что божество их прощает, но они должны выполнять свои обещания, и в знак этого тьма отступится от луны.
Когда индейцы увидели, что планета опять воссияла на небосклоне во всей своей красе, они принялись горячо благодарить Адмирала за посредничество, а потом разошлись по домам, радуясь, что избежали таких огромных несчастий. Взирая на Колумба с трепетом и почтением, как на человека, пользующегося особой милостью и доверием божества — недаром же он, живя на земле, знал о том, что творится на небесах! — они поспешили умилостивить его подношениями. С тех пор в гавань ежедневно доставляли еду, и больше нехватки продуктов испанцы не ощущали.
Глава 4
Приезд Диего де Эскобара к Адмиралу
(1504)
С отъезда Мендеса и Фиеско прошло уже восемь месяцев, а никаких известий о них не приходило. Долгое время испанцы тоскливо вглядывались в океан, теша себя надеждой на то, что любое индейское каноэ, скользящее вдали по волнам, может оказаться предвестником спасительного корабля. Однако теперь даже самые большие оптимисты впали в отчаяние. Ведь утлые суденышки подстерегало столько опасностей, а отряд Мендеса и Фиеско был так немногочисленен! Либо каноэ поглощены бурными волнами и встречными течениями, либо моряки погибли в высоких горах среди диких племен Эспаньолы... Отчаяние усугублялось еще и тем, что якобы недалеко от берегов Ямайки видели корабль, плававший вверх дном. Это могла быть каравелла, посланная на подмогу Колумбу, а коли так, то все надежды рушились! Говорят, эти слухи были выдуманы и распространялись по острову мятежниками, рассчитывавшими на то, что дурные вести повергнут в отчаяние тех, кто еще оставался верным Адмиралу. И без сомнения, это дало свои плоды. Потеряв надежду на помощь со стороны и считая себя брошенными и позабытыми, многие начали строить дикие, безрассудные планы. Еще один заговор был составлен Бернардо, аптекарем из Валенсии, и двумя его сторонниками: Алонсо де Саморрой и Педро де Вильяторо. Они решили завладеть оставшимися каноэ и добраться до Эспаньолы.
Мятеж готов был разразиться со дня на день, но однажды вечером, на закате, показался парусник, направлявшийся в гавань. Трудно описать восторг бедных испанцев. Корабль был небольшой, он не стал подходить к берегу, однако его капитан выслал шлюпку к каравеллам Колумба. Когда шлюпка подплыла поближе, они узнали сидевшего в ней Диего де Эскобара, одного из самых активных участников мятежа Рольдана, приговоренного во время правления Колумба к смертной казни, но впоследствии помилованного преемником Адмирала Бобадильей. Появление такого посланника не сулило ничего хорошего.
Приблизившись к кораблям, Эскобар передал на борт письмо Овандо, губернатора Эспаньолы, а также бочонок вина и большой кусок бекона, которые Овандо прислал в дар Адмиралу. Затем Эскобар отплыл подальше и вел дальнейшую беседу на расстоянии. Он сообщил Колумбу, что послан, дабы выразить глубочайшую озабоченность губернатора бедами, обрушившимися на Колумба, и сожаление, что в порту нет большого корабля, который мог бы перевезти на Эспаньолу Адмирала и его людей. Однако губернатор постарается как можно скорее прислать за ними спасательное судно. Эскобар заверил Колумба и в том, что все его поручения старательно выполнены, добавив, что если Колумб желает написать губернатору ответное письмо, то пусть подготовит его побыстрее, ибо он, Эскобар, хочет отбыть немедленно. В поведении Эскобара было что-то очень странное, но у Колумба не оставалось времени на размышления: Эскобар торопился обратно. Поэтому Адмирал поспешил написать Овандо ответ, обрисовав свое бедственное, ужасное положение, еще более усугубившееся после мятежа Порраса, однако заверил, что, полагаясь на обещание Овандо прислать спасательное судно, будет спокойно дожидаться его на борту своего разбитого корабля. Колумб просил губернатора милостиво принять Диего Мендеса и Бартоломео Фиеско, уверяя, что они посланы в Санто-Доминго не с какой-либо задней мыслью, а исключительно для того, чтобы поведать о несчастьях Адмирала и просить о помощи. Получив письмо, Эскобар тут же вернулся на свой корабль, который незамедлительно двинулся в обратный путь и вскоре исчез в сгущавшихся сумерках.
Испанцы с восторгом приветствовали появление корабля; теперь его внезапное отплытие и загадочное поведение Эскобара вызвали среди моряков не менее сильный испуг и ошеломление. Эскобар не пожелал вступать с ними в беседу, словно вовсе не пекся об их благополучии и не сочувствовал их бедам. Колумб заметил, как помрачнели лица людей и встревожился, опасаясь последствий. Поэтому он усердно старался рассеять подозрения команды, притворяясь, будто совершенно доволен известиями, полученными от Овандо, и уверяя моряков, что за ними очень скоро придут корабли. Дабы придать своим словам убедительность, Колумб заявил, что отказался уехать вместе с Эскобаром, поскольку его небольшое судно не могло вместить всех моряков, а он, Адмирал, предпочел остаться с командой и разделить ее участь. Вот почему он так поспешно отправил парусник обратно: ведь нельзя терять ни минуты, нужно снаряжать спасательные суда! Доводы Адмирала и сознание того, что об их злоключениях известно в Санто-Доминго, приободрили людей. В их сердцах опять зародилась надежда, и готовый было разразиться бунт сошел на нет.
Однако втайне Колумб клокотал от ярости, возмущаясь поведением Овандо. Столько месяцев тот не выручал его из такого опасного положения, томил неизвестностью, оставил один на один с отчаянием, враждебно настроенными туземцами и мятежными моряками! И вот, наконец, Овандо шлет письмецо, полное лживых обещаний, причем отправляет его с одним из злейших врагов Адмирала; а еды, которую тот передал в подарок, оказывается столько, что это, скорее, можно расценить как насмешку!
Колумб считал, что Овандо намеренно им не интересовался, надеясь, что он погибнет на диком острове. Ведь Овандо понимал, что вернувшись целым и невредимым, Адмирал вновь станет губернатором Эспаньолы. Поэтому визит Эскобара Колумб воспринял как появление вражеского лазутчика, отправленного разузнать живы ли они вообще. Лас Касас, находившийся в то время в Санто-Доминго, высказывает аналогичное подозрение. Он утверждает, что Овандо выбрал для своего замысла Эскобара, твердо зная, что старинный враг не проникнется сочувствием к Адмиралу. Лас Касас также подчеркивает, что Эскобару было приказано не ступать на борт каравеллы, не сходить на берег, не разговаривать ни с кем из моряков и не принимать никакой почты, кроме писем Адмирала. Иными, словами, он действительно был послан как лазутчик, собирающий нужные сведения.
Другие источники объясняют тот факт, что Овандо так долго не интересовался судьбой Адмирала, его невероятной осторожностью. Ходили слухи, что Колумб, раздосадованный немилостью, в которую он впал у испанского двора, лишившего его некоторых привилегий, намерен передать новооткрытые земли своей родине — республике Генуя или какому-нибудь иному государству. Такие сплетни держались довольно долго, и Колумб говорил о них в письме испанским монархам, которое отправил с Диего Мендесом. Наиболее благовидное объяснение поведения Овандо состоит в том, что он несколько месяцев отсутствовал: якобы он отправился в глубь острова воевать с туземцами, а в Санто-Доминго не было больших кораблей, на которых Колумб и его моряки могли бы следовать в Испанию. Овандо вполне резонно опасался, что если Колумб пробудет хоть какое-то время на Эспаньоле, то он либо сам начнет вмешиваться в управление островом, либо попытается сплотить своих сторонников. Не исключено, что Овандо боялся повторения былых раздоров и беспорядков, ведь на острове до сих пор оставалось много старых врагов Колумба. На Ямайке же, по мнению Овандо, было не так уж и опасно, и Колумб мог спокойно дожидаться, пока за ним приплывут корабли из Испании. Колумб располагал достаточным числом солдат, имел немало оружия и полюбовно договорился с туземцами о поставках продовольствия, о чем Диего Мендес, некогда ведший эти переговоры, конечно же, сообщил Овандо. Таковы, очевидно, соображения, посредством которых Овандо, руководствуясь вместе с тем и эгоистическими интересами, решился заглушить укоры совести и пойти на шаг, вызвавший гневное осуждение современников и до сего дня заставляющий человечество сомневаться в порядочности этого человека.
Глава 5
Путешествие Диего Мендеса и Бартоломео Фиеско в каноэ на Эспаньолу
(1504)
Теперь нам следует кое-что рассказать о поездке Диего Мендеса и Бартоломео Фиеско и об обстоятельствах, воспрепятствовавших последнему вернуться на Ямайку. Расставшись с аделантадо у восточной оконечности острова, они весь день плыли прямо по намеченному маршруту, ободряя индейцев, почти без передышки работавших веслами. Погода стояла безветренная, на небе не было ни облачка. На море царил полный штиль. Зной был такой, что солнечные лучи, отражаясь от поверхности океана, казалось, обжигали глаза. Индейцы, изнуренные жарой и непосильным трудом, частенько окунались в чрохладную воду, чтобы освежиться, и немного побарахтавшись, с новыми силами принимались за работу. На закате земля уже скрылась из виду. Ночью индейцы гребли по очереди: половина работала, половина спала. Испанцы разделились таким же образом: в то время, как одни отдыхали, другие дежурили с оружием наготове и могли в любой момент оказать отпор, если бы их спутникам-дикарям вздумалось совершить какое-нибудь злодеяние.
Ночной дозор и гребля утомили путешественников, и к рассвету они совершенно выбились из сил. Вокруг, насколько хватало глаз, видны были только небо да море. Утлые суденышки с трудом выдерживали даже небольшое волнение. Что же с ними станется, если поднимется ветер и море забурлит? — думали испанцы. Старшие в лодках всячески старались приободрить приунывших гребцов. Время от времени они разрешали им передохнуть, а бывало, даже сами брали в руки весла и делили с индейцами и эти тяготы. Однако вскоре тяжелый труд и усталость отступили на второй план, ибо возникли новые мучения. Накануне, знойным днем и не менее жаркой ночью, индейцы беспрестанно хотели пить и выпили всю воду. Теперь они начали испытывать муки жажды. С каждым часом жажда усиливалась, а затишье, позволявшее каноэ быстро продвигаться вперед, еще более усугубляло страдания несчастных. В воздухе не чувствовалось даже легкого ветерка, который бы подействовал освежающе и хоть немного умерил палящий тропический зной. Панорама, открывавшаяся со всех сторон взору гребцов, тоже угнетала, ибо вокруг была одна вода, а они умирали от жажды. К полудню силы индейцев истощились, и они не могли больше грести. К счастью, испанцы обнаружили (или притворились, что неожиданно обнаружили) в каноэ два маленьких бочонка с водой. Вполне вероатно, что они их тайком приберегали для подобного случая. Изредка давая по глотку драгоценной влаги своим спутникам, особенно индейцам, сидевшим на веслах, испанцы добились, что туземцы вновь принялись грести. Они подбадривали гребцов, говоря, что скоро каноэ доплывут до небольшого острова Наваса, находящегося в восьми лигах от Эспаньолы, прямо по курсу лодок. Там можно будет раздобыть воды и отдохнуть. Остаток дня индейцы еле-еле шевелили веслами и беспокойно озирались, высматривая остров. День кончился, солнце село, но земля еще не показалась. Ни крошечного облачка не было видно на горизонте, так что у гребцов не мелькало даже ложной надежды. По расчетам выходило, что они уже должны достичь острова. Путешественники начали опасаться, что отклонились от правильного курса. Но если так, то они не попадут на остров и умрут от жажды, не успев добраться до Эспаньолы!
Настала ночь, а острова не было и в помине. Путешественники уже отчаялись до него добраться, они считали, что не разглядят его в темноте, даже проплывая совсем рядом, ведь островок был крошечный и плоский. Один из индейцев напился морской воды и умер. Тело его сбросили в море. Несколько индейцев лежало на дне каноэ, тяжело дыша открытыми ртами. Их обессилевшие, павшие духом товарищи с трудом продолжали грести. Время от времени они пробовали освежить пересохшее горло морской водой, но ее горько-соленый вкус только усугублял жажду. Порой индейцам позволялось — правда, очень помалу — пить из бочонков с водой, однако делалось это лишь в случае крайней нужды, и в основном, пили те, кто сидел на веслах. Стояла глубокая ночь, но даже та часть людей, которым в это время полагался отдых, не могли заснуть из-за терзавшей их жажды, а если бедняги и спали, то сны не приносили облегчения, ибо несчастным грезились прохладные фонтаны или журчащие ручьи, и проснувшись, терзаемые жаждой люди мучились вдвойне. Последняя капля воды была отдана гребцам, но это лишь раздразнило их и увеличило страдания. Они едва могли шевелить веслами, один за другим переставали грести, и складывалось впечатление, что лодкам не суждено достичь Эспаньолы.
