Поэтому когда в один прекрасный вечер мне на комм приходит звонок с неизвестного номера, я настораживаюсь. Пусть комм-пульт не кусается, но осторожность не помешает: Я включаю только линию аудиосвязи и настороженно переспрашиваю: — Слушаю?
— Эрик! — слышится из динамика довольно радостное, но тоже не до конца уверенное, словно неизвестный мне собеседник колеблется, туда ли он попал..
— Да? — отзываюсь. Смешная ситуация. Где-то я слышал этот, несомненно знакомый, голос. Кто-то из адаптационной группы ,что ли?
— Великолепно, я вас нашел, — к радости мягком баритоне примешивается открытое облегчение. — Это Хенн Рау.
Вселенная делает кульбит, напоминая, что кроме незабвенного Барраяра в ней успешно существует и Цетаганда. Я с недоверием включаю видеоканал, и физиономия в праздничных оттенках пурпурного и желтого появляется над пластиной комм-пульта. Свят-свят-свят, и вправду Рау. Этот-то откуда?
— Вы, должно быть, усиленно меня искали, майор, — прячу я недоумение за вежливостью.
Майор, улыбаясь, качает головой. — Я здесь проездом, и лишь надежда на удачу да желание встретить вас послужили поводом подать запрос в информационную службу.
М-да...чудо из чудес. Полосатая раскраска на физиономии смотрится почти как родная. Возможно, по контрасту с недавним теплым приемом со стороны соотечественников. Совсем я... мимикрировал.
— Вам повезло, что вы меня застали, — развожу руками.
— Несомненно, — излучает живейшую радость Рау. — Но окажется ли моя удача настолько велика, чтобы вы приняли мое приглашение поужинать где-нибудь в приличном месте? На этот раз, если вы не против, ресторан выберу я.
Гем-майор не злопамятен, но и проявлять чрезмерную снисходительность, забыв о той истории с парализатором, явно не намерен. Можно, конечно, сказать "нет", но... Черт меня дернул тогда дать слово. Так что раз уж этот тип меня разыскал, он не отвяжется, а обзаводиться еще одним преследователем мне не хочется категорически.
— Вы все еще опасаетесь эксцессов с моей стороны, Рау? — уточняю я суховато. — Или так и не простили мне обман?
— Эрик, — покаянно, но с явным оттенком незлого лукавства отвечает гем, — кто старое помянет... Оставьте подозрения. Я и вправду рад вас видеть.
Смешно сказать, но и я его, в каком-то смысле, — тоже. Хотя черта с два произнесу это вслух. Зато неожиданная ностальгия, надоевшее одиночество и естественное любопытство подталкивают меня принять приглашение. Может, он упомянет, как дела у Иллуми? — Польщен, — усмехаюсь. — Хорошо, я помню, что обещал вам.
— Сегодня? — обрадованно переспрашивает Рау. — Где вы сейчас?
Нет уж, приглашать его зайти за мною было бы излишним. Небезопасно, нереспектабельно и... слишком интимно.— Я вас сам найду, Рау. Я живу в спальном секторе, а вам с непривычки на станции слишком легко заблудиться. Договорившись в восемь по станционному времени на холл с поющими фонтанами у остановки шарокаров "Центр", я прощаюсь. Озадаченный собственным поведением и заинтригованный будущей встречей. Рау, прощаясь, чуть ли не воркует.
Честно признаться, центр станции мне нравится. Не так вычурно, как на Цетаганде, но красиво, уютно и... анонимно. Там можно просто бродить вечерам, пялясь на прохожих, и никому до тебя не будет дела. Трудно сказать, впечатлили ли гем-майора здешние скромные чудеса декорума, но когда он видит меня, его физиономия сияет, как самая яркая вывеска.
— Добрый вечер, — улыбается он. — Я понял, что был слишком официален, лишь повесив трубку. А ты совершенно такой же, как и на Цете, удивительно — я думал, места меняют людей.
— Месяца не прошло, — пожимаю плечами. — Уж если меняется мир вокруг меня, да еще так быстро, было бы излишеством меняться самому. Различие одно: здешние места я уже изучил, в отличие от вашей планеты.
— Здесь просто гораздо меньше достопримечательностей, — смеется Рау. — Хорошо, будешь моим гидом.
— Ты на Комарре один или с компанией? — уточняю я, рискнув поддержать легкомысленное "ты", когда мы сворачиваем в один из широких коридоров.
— Мммм. — Чуть замявшись, Рау уточняет: — С несколькими знакомыми. Яхта слишком велика, чтобы путешествовать на ней в одиночку. Они пошли сегодня в казино, а у меня что-то нет настроения для веселья в шумной компании. Вон тот ресторан тебя устроит?
— Предпочитаю что-нибудь попроще, — говорю честно. Я в злачных местах центра станции не большой знаток, но подозреваю, что один здешний обед съест моих ползарплаты.
— А, — легко улыбается Рау, — цены? К счастью, сегодня мы разоряем не мой карман. Окита — помнишь такого? — проиграл мне пари, и залогом был хороший ужин. Предлагаю отыграться на нем вместе, Эрик.
Поднимаю бровь. Рау прямодушен до хитрости. — А не дуришь ли ты меня, майор, прости за прямоту? — спрашиваю честно. — Я и сам в состоянии заплатить за ужин, будь уверен. В благотворительности не нуждаюсь.
Рау, не обидевшись, пожимает плечами и стучит пальцем по комму. — Не веришь, спроси у него сам.
Ход беспроигрышный. Общаться с приятелями Рау, памятными по тому злосчастному приему, я не стремлюсь. Незачем им знать, где сейчас бежавший, пусть и прощенный, убийца. Ладно, поверю гем-майору на слово и возьму контрибуцию с Цетаганды хоть в таком виде.
Заведение действительно не из дешевых, и внутри оно впечатляет: серебристая отделка, окна-иллюминаторы, открывающие вид на отражатель, гигантским цветком плывущий в черноте и согревающий станцию. Семь светящихся зеркальных дисков, плод инженерного гения и просто восхитительное зрелище, на которое Рау поглядывает с явным одобрением, ожидая официанта с меню. Отдельный кабинет, расстояние и обстановка как раз для доверительной беседы.
Я верчу в пальцах десертную ложечку, поглядывая на майора. Либо он меня разыскивал специально и зачем-то врет напропалую... либо везуч сверх меры, нечаянно вспомнил, протянул руку — а вот он я.
— Как дела дома? — интересуюсь вежливо. — У тебя не было, э-э, сложностей?
— Нет, — качает Рау головой, явно отметив это "дома". — Но это неинтересно. А ты как устроился, Эрик?
Пока приносят ужин — вино неплохо, горячее превосходно, хотя лучшим соусом к блюду для меня стали бы новости Рау об одной известной обоим персоне, — я честно излагаю свои обстоятельства в самых обтекаемых выражениях, вроде "пользуюсь возможностями местного образования и рассчитываю в будущем на быструю карьеру". Подробности быта грузчиков Рау не касаются. — Если будет оказия, — добавляю сухо, — сообщи Старшему Эйри, что со мной все в порядке.
Это самый прозрачный намек, но Рау, к моему удивлению, беседу об Иллуми поддерживать не хочет. Догадывается? Ревнует? Обижен? — Не стану, — отказывается он решительно. — Если ему интересно, как ты устроился, он узнает сам. Найдет тебя. Я же нашел.
Меня неприятно царапает логический вывод из сказанного, но гем-майор прав.
Рау видит, что я помрачнел, и поднимает бокал. — Пусть несчастья пройдут стороной, — негромко советует он. Вполне стандартный тост, но не звучит фальшью.
— Пусть — соглашаюсь. Пусть случится чудо, и все станет по-прежнему... только как именно? Вернуть мирную жизнь с Иллуми или полную опасностей и гордости участь боевого офицера? Страшно подумать: пожелал возвращения войны. Нет, прошлое надо забывать и оставлять за спиной, если оно не высказывает желания с тобою пообщаться.
А вот Рау общаться очень даже хочет.— Значит, на ближайшее время ты устроился здесь? — уточняет он, лениво любуясь плывущим зеркальным цветком. — Очень обнадеживающая новость.
— И чем же? — поднимаю бровь. Ах, какие знакомые словесные кружева, сходящиеся по спирали ко вполне определенной цели... Но пусть сам скажет.
— Тем, — улыбается он, — что наша встреча может быть не последней. Всегда приятно видеть знакомое лицо в чужом месте...
— А может, мы успеем друг другу наскучить уже к концу этого вечера, — подсказываю я альтернативу. — Или как? Спрашивать про твои планы на сегодня бесполезно?
— Ну почему же! — Рау смеется, демонстрируя белоснежные зубы. В сочетании с гем-гримом смотрится по-прежнему жутковато. — Отвечу. Вопрос хороший, в нем таится второе дно, верно? Не стану ограничиваться общей фразой о приятном вечере на двоих, но и ты открой карты.
— Подозреваю, что ты по-прежнему питаешь надежды на красивый роман с букетами. А для меня ухаживания — штука настолько непривычная, что я не узнаю их, даже столкнувшись нос к носу. Учти.
— Уже столкнулся, — смеется Рау. — Сожалею, если мое галантное внимание тебе неуютно.
На меня неожиданно накатывает желание высказаться начистоту. — Знаешь, Хенн, во мне борются сейчас два искушения: одно — послать тебя к черту с этой сомнительной идеей, другое — самому вручить тебе букет попышней, чтобы ты не тратил время на подобные глупости.
— Гм? — с интересом осведомляется гем, и даже глаза у него загораются. — Не удивишься, если я скажу, что предпочитаю второй вариант?
И я, если честно, — тоже.
* * *
Мы обходимся по простому, без ботаники и оперы, — то есть цветов и серенад. Майор настаивает на том, чтобы пойти ко мне, и я соглашаюсь, рассудив, что безопасней показать Рау мою бедную квартирку, чем самому в роскошной гостинице рискнуть попасться на глаза остальным из его компании. Конечно, в недорогом спальном секторе, где я снимаю жилье, цет в раскраске — нечастый гость, но время уже позднее, и я надеюсь, что любопытных глаз вокруг не слишком много.
В крошечной неромантичной прихожей в пару квадратных метров — встроенный шкаф, уходящая в пазы дверь санитарного отсека и проход в комнату, с кухонным уголком за низкой стойкой, — Рау меня целует, потянув на себя и прижавшись лопатками к входной двери. Целоваться он умеет мастерски, почти артистично, и куда как лучше Иллуми, если подобное сравнение еще способно посетить мою голову. Симпатичный, совершенно посторонний мне тип, вкусно пахнущий хорошей выпивкой и давно ко мне подкатывавшийся. А почему бы нет? Мир не опрокинулся. А я не давал обета уйти в монастырь.
Я один уже скоро месяц. Долгий перерыв после счастливой телесной сытости. Месяц ожидания, надежды, разочарования, вынужденного целомудрия и непрошеных эротических снов, приносящих горечь вместе с возбуждением. А тут мужчина, гладкий, искусный и безусловно меня желающий, да еще как раз тот, которому я обязан спасением собственной шкуры. Мы, грузчики, люди простые. А они, цетские лорды, — соблазнительные и совершенно без комплексов.
Надувная кровать чуть пружинит, принимая двойной вес. И даже не надо объяснять холеному, сладко пахнущему, красивому парню, чтобы тот раздвинул колени. Прикусив губу, Хенн всем телом подается вверх, прогибая спину, едва ли не пришпоривая меня скрещенными за поясницей ногами.— Ощущаешь мои достоинства... сероглазый?
— Еще бы, — выдыхаю, с наслаждением вколачиваясь в податливое и горячее, — замечательно даешь. Наглядно. Словно тебя специально для этого сделали, а потом долго учили... всем полком.
— Преувеличиваешь, милый, — оскаливаясь в улыбке, сообщает он. — Всего-то ротой.
Стискиваю его бедра так, что на бледной коже должны потом оставаться следы моих пальцев, и доказываю дьявольски соблазнительному созданию, врагу, военному разведчику, цету проклятому, что я — его мужчина и это замечательно. Рау вьется и вскрикивает, закусывает собственные пальцы, словно чувствуя приближающийся миг потери всяческого контроля и не желая выглядеть неизящно. Есть ли что-то более возбуждающее, чем эта точно отмеренная доза мужской беспомощности?
Он выгибается — гибкий, похожий больше на животное странной получеловечьей породы, чем на обычного мужчину, пусть даже со всеми цетагандийскими эстетическими изысками. И ногти, впивающиеся в плечо, впечатление лишь усиливают, как и низкое долгое мурлыканье, доносящееся до меня сквозь гул крови. И вправду создан для подобного времяпровождения, сам это понимает и такой судьбе рад.
— Давай, барраярец, — шепчет он, кусая губы. — Не медли.
Я не медлю, — напротив, не могу затормозить, подлетая на полной скорости к финишу. Вспышка, и я получаю свое, в эту секунду искренне не понимая, какого черта я устроил себе период воздержания.— Хорош, — признаюсь я, тяжело дыша и буквально растекаясь после впечатляющего финала по кровати и по распластанному подо мною телу.
Пальцы, стиснувшие мое плечо, медленно разжимаются, и мокрый с ног до головы Рау прерывисто вздыхает и закрывает глаза. — Рад, — соглашается он расслабленно. — Комплименты сразу после того, как — дорогого стоят.
Но тратить поздний вечер на сон Рау все же отказывается, со смешком требуя у меня положенной нежности, заботы и чашку кофе — хотя бы растворимой дряни. Крепкий напиток действительно бодрит, а еще придает ощущение некоей нереальности. День или ночь, неясно, — на станции разница условна, — незнакомое место, не тот мужчина в постели рядом со мной, а старые привычки так и норовят всплыть на поверхность, окончательно меня запутывая.
Рау садится на постели с кружкой, скрестив ноги. — Тебе стимулятор добавить? — интересуется он, дотягиваясь до сброшенной на пол накидки и выуживая оттуда упаковку ампул.
— Что, так и носишь это добро с собою, чтобы время на сон не тратить? — невольно любопытствую я.
— Именно так, — Рау кивает, допивает кофе залпом, потом вытягивается рядом со мной и без лишнего стеснения закидывает руку на грудь. — Я собираюсь с толком провести оставшиеся нам часы за исследованием, хм, межкультурных различий.
— В каком это смысле? — спрашиваю, оторопев.
Рау улыбается, явно довольный, что сумел меня озадачить. — Ты ведешь себя с энтузиазмом юноши. У нас нравы посвободней, следовательно, годам к сорока уже пройдено все и вся, можно не слишком рваться попробовать новое. А ты сдержан — но то, что прорывается сквозь эту сдержанность, просто восхитительно.
Гем вдруг облизывает палец и проводит им по моему животу; мышцы непроизвольно сокращаются, и Рау довольно улыбается. — Видишь, какой ты чувствительный? — Он потягивается, потершись о меня гладкой щекой. — Барраярцы — это увлекательно.
— Во множественном числе? — суховато уточняю.
— Конечно, — кивает; темно-красные, слишком яркие для зеленоватых глаз и бледной кожи, волосы щекочут Рау плечи, и он собирает их ладонью, отбрасывая назад. — Я разве не рассказывал? Один молодой, упрямый и подозрительный капитан, совсем как ты, а имени я, представь, так и не узнал. У меня с тех пор слабость к сероглазым... только не вздумай себя считать заменой на этом основании, окажи милость. И, как и тебя, уговаривать его мне пришлось весьма долго. Ты хотя бы знаешь о том, что между мужчинами это возможно, и опытом не обделен.
— "Хотя бы"? — хмыкаю.Опыт, да. Половина того опыта заставляет вздрагивать от отвращения, забыть бы, а не получается; вторая половина — восторг пополам с болезненным напоминанием, что сказка кончилась. Видимо, надо привыкать обходиться чем-то умеренным, вроде как сейчас: хорошим умелым любовником, от которого можно держаться на эмоциональном расстоянии.
