презрительных насмешках всей Поднебесной!
Юй Фань не нашелся, что возразить. Тогда Чжугэ Ляну задал вопрос еще один из
присутствующих, по имени Бу Чжи:
— Вы, наверно, хотите разговаривать с Восточным У таким языком, каким в
свое время разговаривали с князьями Чжан И и Су Цинь?
— Вашим вопросом вы лишь обнаружили свое незнание, и больше ничего, —
произнес Чжугэ Лян. — Вы считаете Чжан И и Су Циня просто красноречивыми
ораторами, а между тем они еще были и героями! Су Цинь носил у пояса печати
сянов шести уделов, а Чжан И дважды был чэн-сяном княжества Цинь. Оба они
помышляли лишь о том, как бы помочь государству и народу, и потому их не
приходится сравнивать с людьми, которые боятся сильных и притесняют слабых,
дрожат при одном виде ножа и прячутся от меча. Вы же перепугались ложных
слухов, умышленно распускаемых Цао Цао, и советуете сдаться! Как же вы после
этого еще осмеливаетесь насмехаться над Су Цинем и Чжан И!
Бу Чжи молчал.
— Позвольте спросить вас, каким человеком вы считаете Цао Цао? — вдруг
спросил кто-то.
Чжугэ Лян взглянул на говорившего. Это был Се Цзун.
— Зачем вы об этом спрашиваете? Цао Цао — мятежник против правящего дома
Хань...
— В этом вы ошибаетесь, — перебил его Се Цзун. — Судьба Ханьской
династии, из поколения в поколение правящей вплоть до нынешнего дня, уже
свершилась. Цао Цао владеет двумя третями Поднебесной; все именитые люди
склоняются на его сторону, и только один Лю Бэй, не ведающий времени,
предопределенного небом, хочет бороться с ним! Как же Лю Бэю не потерпеть
поражение? Ведь это все равно что пытаться яйцом разбить камень!
— Ваши кощунственные слова, Се Цзун, показывают, что вы не уважаете ни
отца, ни императора! — сердито произнес Чжугэ Лян. — Для людей, рожденных
в Поднебесной, верность Сыну неба и послушание родителям — крепкие корни,
коими держится все их достоинство! И если вы подданный Ханьской династии,
ваш долг дать клятву уничтожить всякого, кто изменит своему государю. Только
таким путем должен идти верноподданный! Предки Цао Цао пользовались
милостями Ханьского дома, а сам Цао Цао и не помышляет о том, чтобы
отблагодарить за добро. Наоборот, он думает о захвате престола! Вся
Поднебесная возмущена этим, и только вы считаете, что это угодно небу! Можно
ли после этого утверждать, что вы чтите своего отца и своего государя?!
Молчите, я больше не хочу вас слушать!
Лицо Се Цзуна залилось краской стыда. Ему нечего было ответить Чжугэ Ляну.
— А достоин ли Лю Бэй того, чтобы мериться силой с Цао Цао? — вновь
раздался чей-то голос. — Ведь Цао Цао — потомок сян-го Цао Цаня. Он держит
в страхе Сына неба и от его имени повелевает князьями. Правда, Лю Бэй
называет себя потомком Чжуншаньского вана, но ведь этого нельзя проверить.
В глазах всех он только лишь цыновщик и башмачник...
Чжугэ Лян смерил говорившего взглядом и засмеялся:
— Скажите, вы случайно не тот ли Лу Цзи, который прятал за пазуху
мандарины во время пира у Юань Шу? Сидите спокойно и слушайте меня! Вы
только что сказали, что Цао Цао — потомок сян-го Цао Цаня. Это значит, что
он тоже подданный ханьского императора. А что он делает? Чинит произвол и
притесняет государя! Этим он выказывает непочтение не только к Сыну неба, но
и к своим собственным предкам. Он мятежник и отступник! Лю Бэй же —
благородный потомок императора, и государь в соответствии с родословной
записью пожаловал ему титул! Как вы смеете говорить, что нет доказательств?
А вообще, что зазорного в том, что Лю Бэй плел цыновки и торговал башмаками?
Ведь великий император Гао-цзу начал свою деятельность простым смотрителем
пристани, а потом стал властителем Поднебесной! У вас просто детские
взгляды, и вы недостойны разговаривать с великими учеными.
Лу Цзи сразу осекся. Но тут взял слово другой из присутствующих — Янь
Цзюнь.
— Говорите вы, конечно, убедительно, — начал он, — но рассуждаете
неправильно, и, по-моему, нам больше не о чем спорить. Я бы только хотел
знать, какие вы изучали классические книги?
— На это я отвечу вам, — сказал Чжугэ Лян. — Философы-начетчики всех
веков всегда ищут цитаты и выдергивают из текстов отдельные фразы, но дела
вершить и помочь процветанию государства — они не умеют. В древности И Инь
был землепашцем в княжестве Синь, Цзян Цзы-я занимался рыболовством на реке
Вэй, да и Чжан Лян, Чэнь Пин, Дэн Юй и Гэн Янь — все это люди выдающихся
талантов! Но скажите, каким классическим канонам они следовали, каким
писаниям они подражали? Может быть, вы уподобите их тем книжным червям,
которые всю жизнь проводят за кистью и тушницей, вдаваясь в темные
рассуждения и своими литературными упражнениями только понапрасну изводят
тушь?
Янь Цзюнь опустил голову и пал духом, не зная, что ответить.
— А возможно, что и вы сами только любите громкие фразы и вовсе не
обладаете ученостью, — раздался чей-то насмешливый голос. — Пожалуй, вы
похожи на тех, над кем смеются настоящие ученые!
Эти слова принадлежали Чэндэ Шу из Жунани, и Чжугэ Лян, смерив его взглядом,
спокойно заметил:
— Вообще ученые-философы делятся на людей благородных и низких. Ученый из
людей благородных верен своему государю, любит свою страну, борется за
справедливость, ненавидит всяческое зло и действует в соответствии с
требованиями времени. Имена таких людей живут в веках. Ученый же из людей
низких может быть только книжным червем. Его единственное занятие —
каллиграфия. В зеленой юности своей он сочиняет оды, а когда голова его
убелится сединами, он пытается до конца затвердить классические книги.
Тысячи слов бегут из-под его кисти, но в голове у него нет ни единой
глубокой мысли. Вот, например, Ян Сюн — он прославился в веках своими
сочинениями, но склонился перед Ван Маном и кончил жизнь, бросившись с
башни. Таковы ученые-конфуцианцы из людей низких. Пусть они даже сочиняют
оды по десять тысяч слов в день, какая от них польза?
Чэндэ Шу нечего было возразить. Чжугэ Лян на все вопросы отвечал без
запинки, и все присутствующие растерялись. Правда, Чжан Вэнь и Ло Тун, до
сих пор сидевшие молча, собирались задать трудноразрешимый вопрос, но этому
помешал неожиданно вошедший человек.
— Что болтать попусту? — сказал он злым голосом. — Чжугэ Лян — самый
удивительный мудрец нашего века, а вы пытаетесь поставить его в
затруднительное положение своими вопросами! Армия Цао Цао подходит к нашим
границам. Нашли время спорить! Это неуважение к гостю!
Все взоры обратились на вошедшего. Это был не кто иной, как Хуан Гай из
Линлина. Он служил в Восточном У и ведал всем войсковым провиантом.
— Я слышал, что лучше помолчать, чем говорить впустую, — сказал Хуан Гай,
обращаясь к Чжугэ Ляну. — Зачем вы спорите с этой толпой, а не выскажете
все свои драгоценные рассуждения прямо нашему господину?
— Эти господа не знают положения дел в Поднебесной и потому задавали мне
вопросы, — сказал Чжугэ Лян. — Пришлось объяснять!
Хуан Гай и Лу Су через средние ворота повели Чжугэ Ляна во внутренние покои
Сунь Цюаня. Здесь их встретил Чжугэ Цзинь. Чжугэ Лян приветствовал брата со
всеми надлежащими церемониями.
— Что это ты, брат мой, — спросил Чжугэ Цзинь, — приехал в Цзяндун и не
пришел ко мне?
— Прости меня, брат мой, — ответил Чжугэ Лян. — Я служу Лю Бэю и прежде
всего должен выполнить все дела, а потом уж могу заниматься, чем захочу.
— Хорошо. После того, как ты повидаешься с нашим князем, приходи ко мне.
С этими словами Чжугэ Цзинь удалился.
— Смотрите не допускайте оплошностей, — еще раз предупредил Чжугэ Ляна Лу
Су. — Делайте все так, как я вам говорил.
Чжугэ Лян кивнул головой. Они вошли в зал. Сунь Цюань спустился со ступеней
и встретил гостя с изысканной любезностью. После приветственных церемоний
он пригласил Чжугэ Ляна сесть. Гражданские и военные чины стояли по
сторонам. Лу Су подошел к Чжугэ Ляну и внимательно слушал его речь.
Изложив намерения Лю Бэя, Чжугэ Лян украдкой бросил взгляд на Сунь Цюаня.
Голубые глаза, рыжеватая бородка и величественная осанка правителя
Восточного У произвели на него глубокое впечатление. Он подумал: "По
внешнему виду можно заключить, что человеку этому надо говорить все прямо и
не вилять. Подожду, пусть он первый задаст мне вопрос. Потом я его раззадорю
и добьюсь своего".
Гостю поднесли чай, и прерванная беседа продолжалась.
— Я много слышал от Лу Су о ваших талантах, — говорил Сунь Цюань. —
Я так счастлив, что, наконец, встретился с вами. Прошу вас, удостойте меня
своими советами!
— Ваши слова меня просто смущают! — проговорил Чжугэ Лян. — Ни учености,
ни талантов у меня нет.
— Недавно вы помогли Лю Бэю разбить войско Цао Цао в Синье, — продолжал
Сунь Цюань. — Несомненно, вы знаете положение дел в стане врага.
— Что вы! Как мог Лю Бэй с малочисленной армией и при нехватке провианта
удержаться в таком захудалом городишке, как Синье!
— Ну, а в целом как велика армия Цао Цао?
— Если взять пеших воинов, конницу и флот, наберется много сотен тысяч.
— Нет ли тут обмана? — усомнился Сунь Цюань.
— Никакого! Посчитайте сами: когда Цао Цао шел на Яньчжоу, у него уже было
более двухсот тысяч воинов, набранных в округе Цинчжоу; когда он усмирил
Юань Шао — прибавилось еще пятьсот-шестьсот тысяч; да триста-четыреста
тысяч он набрал в Чжунъюани. Недавно он присоединил двести-триста тысяч
воинов округа Цзинчжоу. Если все подсчитать, сколько получится? Я не хочу
называть точную цифру, чтобы не переполошить цзяндунских мужей.
При этих словах стоявший рядом с Чжугэ Ляном Лу Су побледнел и бросил на
него многозначительный взгляд, но тот сделал вид, что ничего не замечает.
— Сколько же у Цао Цао военачальников? — спросил Сунь Цюань.
— Умных и способных — одна-две тысячи, не больше, — ответил Чжугэ Лян.
— А как вы думаете, какие могут быть планы у Цао Цао после того, как он
покорил чуские земли?
— Надо полагать, что он замышляет поход против Цзяндуна. Иначе зачем бы
ему строить укрепления вдоль Янцзы и готовить боевые суда?
— Раз уж у него такие злые намерения, то, прошу вас, посоветуйте, воевать
мне с ним или нет?
— Я, конечно, мог бы кое-что вам сказать, но, боюсь, вы не пожелаете
слушать, — ответил Чжугэ Лян.
— Говорите! Говорите! Мне не терпится узнать ваше высокое мнение! —
торопливо произнес Сунь Цюань.
— Хорошо, слушайте! В Поднебесной давно стоит великая смута. Вам следовало
бы как можно скорее поднять свои войска и вместе с Лю Бэем, который соберет
людей к югу от реки Хань, начать битву против Цао Цао за власть в
Поднебесной. Сейчас у Цао Цао самые большие трудности остались позади, на
границах его владений спокойно, а захват Цзинчжоу еще более увеличил его
славу, она гремит уже по всей стране. Пусть даже и нашелся бы герой, который
посмел поднять против него оружие, но ему негде было бы это сделать.
Потому-то Лю Бэй и бежал сюда! Подсчитайте свои силы и решайте! Если вы
с армиями земель У и Юэ можете бороться против Цао Цао, то немедля порвите
с ним всякие отношения. Если же нет — последуйте совету своих мудрых мужей:
сложите оружие, повернитесь лицом к северу и служите этому злодею!
Не давая возможности Сунь Цюаню что-либо возразить, Чжугэ Лян продолжал:
— Я вижу, что вы согласны с моими словами только внешне, а в душе вы
продолжаете сомневаться! Решайте же скорее! Дело спешное — не пройдет и
дня, как нагрянет беда!
— Если действительно все обстоит так, как вы говорите, то почему же Лю Бэй
не покорился Цао Цао? — спросил Сунь Цюань.
— Вы помните, как в древности Тянь Хэн, знаменитый богатырь княжества Ци,
защищал справедливость и не посрамил себя? — промолвил Чжугэ Лян. — А Лю
Бэй — потомок императорского дома, таланты и храбрость его известны всей
Поднебесной, и все взирают на него с любовью. Правда, успеха в делах он пока
не имеет, но на то воля неба! И все же он не покорится!
Последние слова Чжугэ Ляна заставили измениться в лице Сунь Цюаня; гневным
движением подобрав полы одежды, он удалился в свои покои. Все присутствующие
разошлись усмехаясь.
— Зачем вы это сказали? — упрекнул Чжугэ Ляна Лу Су. — Счастье, что
господин наш великодушен и не покарал вас! Но ваши слова сильно его задели.
— Ну, что за обидчивый человек! — воскликнул Чжугэ Лян, подняв голову. —
Я обдумал план, как разгромить Цао Цао, а он меня и спрашивать не стал! Сам
я не хотел напрашиваться...
— Если у вас действительно есть такой план, я упрошу князя выслушать ваши
наставления.
— Несметное войско Цао Цао — это куча муравьев, не больше! — воскликнул
Чжугэ Лян. — Стоит только поднять руку, и оно будет повергнуто в прах!
Лу Су направился в покои Сунь Цюаня. Тот все еще был раздражен.
— Вот как оскорбил меня ваш Чжугэ Лян! — сказал он Лу Су.
— Я уже упрекал его за это, но он только улыбнулся и заметил, что вам не
следует быть таким обидчивым, — ответил Лу Су. — У Чжугэ Ляна есть план,
но он не стал рассказывать вам о нем, потому что вы не спросили...
— Так, значит, у него есть план? — Гнев Сунь Цюаня сменился радостью. —
Он только подразнил меня! А я-то, неразумный, едва не испортил великое дело!
Сунь Цюань вместе с Лу Су вернулся в зал, чтобы еще раз поговорить с гостем.
— Простите меня! — произнес Сунь Цюань извиняющимся тоном. — Я только
что вас незаслуженно обидел...
— Я тоже вел себя невежливо. Надеюсь, и вы простите меня, — сказал Чжугэ
Лян.
Сунь Цюань пригласил Чжугэ Ляна в свои покои, где уже было приготовлено
вино. Они выпили по нескольку кубков, и Сунь Цюань решил заговорить первым.
— Больше всего зла Цао Цао причинил Люй Бу, Лю Бяо, Юань Шао, Юань Шу, Лю
Бэю и мне. Многие герои уже погибли. В живых остались только я да Лю Бэй.
Конечно, земли свои я не отдам никому! Против Цао Цао сейчас может бороться
только один Лю Бэй, но выдержит ли он после своего недавнего поражения?
— Да, Лю Бэй потерпел поражение, — согласился Чжугэ Лян. — Но не
забывайте, что у Гуань Юя еще есть десять тысяч отборных воинов да у Лю Ци в
Цзянся не менее десяти тысяч. Войска Цао Цао, преследуя Лю Бэя, совершили
далекий поход; их легкая конница в сутки проходила по триста ли. Они сейчас
напоминают стрелу на излете, которая уже не может пробить даже тонкую
