Соотношение наступающей и обороняющейся сторон по пехоте будущего наступления на Любань составляло примерно 1:1, что никак не соответствовало задачам наступательной операции. Чтобы наступать при таком соотношении сил, да ещё зимой, да ещё в тылу очень сильного врага, от советских войск требовалось очень высокое боевое мастерство, боевой дух, уверенность в своих военачальниках. Главная надежда на артиллерию.
В сражениях 2-й Ударной армии выпукло проявилось преимущество стрелковых соединений Красной Армии в артиллерии. Главная ударная сила любой советской стрелковой дивизии — не стрелковые батальоны, как при царе, а полковая и дивизионная артиллерия. Прежде всего трёхбатарейные дивизионы 122-миллиметровых гаубиц образца 1938 года М-30. Гаубицу М-30 красноармейцы уважительно называли 'Матушкой'. Лучше её уже ничего не могло быть.
Это современное орудие пермского конструктора пошло в серию в 1940 году в рамках перевооружения Красной Армии перед лицом неминуемого нападения войск капиталистов под предводительством Гитлера. Успели, слава тебе Сталин!
Дивизионная гаубица 'Матушка' стреляла на дистанцию до 11,8 километра, делая до 6 выстрелов в минуту. При необходимости расчёт из 8 человек мог вручную перемещать гаубицу на поле боя. Wehrmacht выставлял против 'Матушки' архаичное 150-миллиметровое дивизионное орудие sIG 33 со скорострельностью всего 2-3 выстрела в минуту и смехотворно малой дальность стрельбы — 4,7 километров! Это в 2,5 раза меньше, чем у 'Матушки' М-30!
Что там дивизионные гаубицы, советские 'полковушки' — 76-миллиметровые полковые пушки образца 1927 года стреляли дальше дивизионной гаубицы sIG 33! 'Полковушки' бойцы ласково называли 'курносыми'. Они имели дальность стрельбы 5,9 километров! Даже советские 120-миллиметровые полковые миномёты ПМ-38 били как и 'полковушки' на 5,9 километров!
Полковые же пушки, которые имел в дивизиях Wehrmacht — 75-миллиметровые leIG 18 стреляли на смехотворно малую дистанцию в 3,5 километра, что в 1,7 раза меньше, чем у 'полковушки' и ПМ-38, и сопоставимо с дальностью стрельбы советского 82-миллиметрового батальонного миномёта БМ-37. Это как нужно не любить своих немецких солдат, чтобы отправить их в бой против передовой армии мира с архаичным металлоломом концерна 'Rheinmetall', AEG и 'Ceska Zbrojovka'!
Другой перл, которым капиталисты вооружали свои пехотные, танковые, моторизованные дивизии, это 10,5-миллиметровая гаубица leFH 18, принятая на вооружение в 1935 году. Дальностью выстрела leFH 18 составляла 10,6 километров, что на 1,2 километра меньше чем у 'Матушки' М-30. Но и конечно большой проигрыш в калибре! 105-миллиметровый снаряд Gr38 к гаубице leFH 18 имел вес 14,8 килограмм и содержал 1,4 килограмма взрывчатки, а 122-миллиметровый снаряд 'Матушки' ОФ-462 имел вес 21,7 килограмма и содержал 3,7 килограмма взрывчатки. Как даст! Тут даже не специалисту видно, что сойдись один на один пехотный немецкий полк и стрелковый полк Красной Армии, при таком преимуществе в артиллерии от немецкого пехотного полка, и особенно от его артиллеристов и пулемётчиков, мокрое место останется!
Как последний аргумент для пехотной дивизии Wehrmacht имел 'дуру' — 150-миллиметровую пушку-гаубицу s.F.H.18 с дальностью стрельбы 13,3 километра, что на 1,5 километра больше, чём у гаубицы 'Матушка'. При транспортировке эту 'дуру' s.F.H.18 приходилось разбирать на части. Получался целый поезд. Стрелковая дивизия Красной Армии кроме 'Матушки' имела по штату No.4/100 дивизион из 12 штук 152-миллиметровых гаубиц образца 1938 года М-10 с дальностью стрельбы тоже порядка 13 километров. Их разбирать не требовалось — ствол сдвигался назад к станинам и вперёд!
Когда же на поле боя появлялись на прямой наводке 76-миллиметровые дивизионные пушки 3ИС-3 конструктора Грабина, красноармейцы радовались: 'Вешайся, пулемётчик Ганс!' Гитлеровцы называли эту пушку 'Ратш-бум', поскольку звук выстрела из-за сверхзвуковой скорости снаряда ЗИС-3 почти совпадал со звуком разрыва у цели. Также они называли её 'Коса смерти'. Красноармейцы ЗИС-3 называли ласково 'Зося'.
Скорострельность у пушки бешеная — до 25 выстрелов в минуту! Максимальная дальность стрельбы 1,8-тонной 'Зоси' 13,3 километра — такая же, как у 5,5-тонной 'дуры' s.F.H.18. На прямой наводке проворная и убойная 'Зося' быстро зачищала передний край фашистов от пулемётов, противотанковых орудий, находясь вне зоны их действенного огня. Осколочно-фугасный снаряд 'Зоси' 53-ОФ-350 на дистанции 3,5 километра пробивал кирпичную стену толщиной 1,5 метра или земляную насыпь толщиной в 4 метра! То есть 1 выстрел — 1 ДЗОТ.
Не дай бог танкам или самоходкам подлецов пойти в атаку на участке, где стояли ЗИС-3. Быстрота наводки как у 'сорокопятки', мощь снаряда как у гаубицы, дальность прямого выстрела как у зенитки! Бронебойный снаряд 'Зоси' 53-БР-350А пробивал на дальности 1500 метров 50 миллиметров брони, то есть поражал на безопасной для себя дистанции наиболее бронированный до лета 1942 года танк фашистов Pz.Kpfw.IV Ausf.F2 в лоб. С лёгких танков срывало башни, средние танки от выстрелов на близком расстоянии разваливались на отдельные бронелисты по линии сварки или клёпки! Слава советской промышленности! Нашла немчура на свою голову с кем связаться!
Уникальные пушки конструктора Грабина начали массово производиться в конце 1941 года по мере выхода из строя в боях их предшественницы Ф-22-УСВ. По дешевизне, простоте, малой массе и очень высоким боевым качествам 'Зося' — одно из лучших орудий не только Великой Отечественной войны, а вообще Второй мировой войны. Первое в мире орудие, собиравшееся конвейерным способом...
Можно себе представить, что происходило, когда на поле боя сходилась артиллерия немецкой пехотной дивизии и стрелковой дивизии Красной Армии! В этом случае у капиталистов при наступлении ничего не получалось кроме как навалиться тушей наркоманов под воздействием шнапса и метамфетамина 'Pervitin', фанатично забросать советских воинов своими трупами в 'мясных штурмах', бросить в бой штрафников из частей 'испытательного срока' и массу бронетехники! Ровно так, как всегда воевала немецкая армия, как она воевала на Западном фронте в Первую Мировую войну — 'мясными штурмами'.
Одна надежда антикоммунистов, что Luftwaffe разбомбят советскую артиллерию, а Panzerwaffe где-нибудь прорвутся и заставят её отступить. А если не разбомбят? А если Panzerwaffe не заставят отступить? Танки и самолёты тоже кончаются, ведь не с папуасами воюют и не с царской Россией, а с самодостаточной передовой индустриальной державой, построенной великим русским, советским народом под руководством большевиков!
Неудивительно, что с такой артиллерией хвалёный Wehrmacht, его армии вторжения, после того как кончилась фора вероломного нападения, ведя наступление, уполовинился к весне 1942 года, а в свою артиллерию фашисты начали брать даже слабовидящих и 18-летних, в ход пошли чехи, поляки, 'хиви'! После того как с наскока не вышло и Красная Армия отмобилизовалась, Wehrmacht сел в глухую оборону на всю зиму, пока капиталистический интернационал вновь не накачал его тушу деньгами, оружием и пушечным мясом... Капиталистическая тварь с перебитой хребтиной ещё могла в 1942 году больно кусать, но убить — уже нет!
ВВС Волховского фронта действовали как и все предыдущие дни на пределе возможностей. Ночью оккупантов по всей линии соприкосновения уничтожали ночные бомбардировщики, днём штурмовали 'бетонные' Ил-2, бомбили скоростные Пе-2. Снова досталось аэродрому Luftwaffe в Коростовичах. Один Пе-2 сбросил 25 осколочных 10-килограммовых бомб на аэродром, подбив на земле два Ju 87 из штурмовых авиаполков III./StG1 и II./StG2. На земле трое стервятников Геринга убито, пятеро ранено. Истребительные авиаполки ВВС Волховского фронта обеспечивали действия ударных самолётов, прикрывали свои войска. Luftwaffe тоже действовало интенсивно. Наносило бомбовые удары.
6 марта командир окружённого в четырёх километрах юго-западнее Чудово передового полка 111-й стрелковой дивизии Рогинского принял самостоятельное решение пробиваться на север, на Корпово. Отрезанный от своих полк совершил рейд по тылам Чуковской группировки Линдеманна и по льду Керести вышел в район Корпово-2 и свиносовхоза, что в 7 километрах юго-западнее Чудово. Здесь находилась оконечность 'деревянной железной дороги', отходящей на запад от Холопьей Полисти. Эту 'Holtzbahn' оккупанты построили для заготовок древесины для строительства и топливных нужд с рельсовым путём из дерева, то есть с деревянными направляющими. Не совсем железная дорога. Передвижения советских войск неизвестной численности в тылу группировки, оборонявшей Чудово, вызвало у Линдеманна шок. Войска из 'Волховского рукава' к месту прорыва не успевали. Линдеманн двинул в контратаку в леса и снега все свободные в тот момент части из Чудово, включая стройбат, батальон выздоравливающих и школу младшего командного состава.
В учебках унтер-офицерских школ при полевых армиях Wehrmacht создал систему выбивания всего человеческого из немцев и превращения их в безмозглое пушечное мясо. Это помимо психологических, пропагандистских методик. Согласно старых прусских правил подготовки солдат и младших командиров, попавшие в учебки солдаты повторно, после первоначальной солдатской подготовки, испытывали такую военную муштру, которую ранее просто считали невозможной. Их сразу же приучали к отрывистым 'Так точно!', 'Смирно!', 'Есть!' Потом запугивали, мучили, дёргали командами, выдрессировали и деморализовывали. По три часа они маршировали в надетых противогазах и при этом их заставляли непрерывно петь песню 'Как прекрасно быть солдатом!' из кинофильма 'Концерт по заявкам'. Над нами издевались над каждым по отдельности или над целыми группами сразу.
Во время занятий на технике один из солдат хотел укрепить на орудии магнитную лампу. Она упала, а солдат ругнулся:
— Вот дрянь!
Инструктор унтер-офицер приказал ему встать 'смирно', гладить лампу, словно собаку, и при этом приговаривать: 'Я больше никогда не буду называть тебя дрянью!' Так он потом и стоял в орудийном парке с лампой в руке, гладил её и непрестанно приговаривал:
— Я больше никогда не буду называть тебя дрянью!
Комната унтер-офицера располагалась рядом с помещением казармы. Когда ему вечером требовалось пиво или сигареты из буфета, он стучал кулаком в стену. Немедленно один из курсантов должен был постучаться в его дверь, представиться по званию и фамилии в готовности выполнить его приказ. Часто находившиеся в помещении не могли договориться, чья очередь выполнять приказ, начинали спорить. И если через несколько секунд после стука никто не входил в комнату унтер-офицера, то он появлялся сам со злобной рожей и начинал:
— Что, никто не хочет?
Потом следовала ругань и какой-нибудь приказ вроде:
— Всем построиться в коридоре с табуретками 'на караул'!
Через минуту все стояли в коридоре с табуретками в вытянутых руках. Затем он гонял всех по казарме, постоянно командуя 'ложись!' и 'смирно!'. Потом от солдат требовалось подниматься по казарменной лестнице на получетвереньках с табуретками в руках, то есть, опираясь только на колени и локти.
Другая методика унтер-офицера, авторитет которого основывался на галуне, нашитом на воротник, это игра в 'Sarrasani', или в 'бал-маскарад'. Игры он считал весёлыми, и лицо его расплывалось в широкой ухмылке. При игре в 'Sarrasani' солдаты быстро переодевались из полевой формы в повседневную, затем в спортивный костюм, в потом — в парадно-выходную. Пёстрые обшлага, петлицы и серебряные пуговицы парадно-выходной формы делали её похожей на костюм циркового укротителя, поэтому солдаты прозвали её по названию дрезденского цирка 'Sarrasani'.
В страхе и неопределённости проходили каждый раз поверки личного состава учебки. Всё, что находилось в казарме, начиная от пола, столов, табуретов, кроватей, шкафов и кончая самими солдатами, могло быть в любой момент проверено на чистоту и порядок. В зависимости от настроения главного фельдфебеля, утренний осмотр превращался в издевательства с непредсказуемыми придирками. Ему, например, могло показаться, что пряжка ремня недостаточно блестит, что неправильно повязан галстук или что он недостаточно чист, что волосы недостаточно коротко подстрижены. По малейшему поводу следовало наказание в виде многочисленных 'лечь — встать', 'прыжков по-заячьи' или бега вокруг казармы.
Проверялось как подушки и одеяла заправленных коек выровнены по ниточке. Каждый раз солдаты сбрызгивали водой пододеяльники, чтобы их натянуть и разгладить. Тем не менее то, как заправлялись постели, никогда не нравилось унтер-офицеру, взводному фельдфебелю, главному фельдфебелю — старшине, любому офицеру. После этого всё, из чего состояли постели: одеяла, простыни, солома из матрасов — разлеталось по казарме. Во время проверки шкафов, когда солдат в дрожащих вытянутых руках представлял на проверку ботинки, фельдфебель часто орал:
— И это вы называете чистить?
Потом он распахивал окно, хватал ботинки и выбрасывал их во двор в снег или грязь. В другом случае солдаты несли на плечах шкафы на плац, чтобы предъявить их для проверки там. Всё содержимое шкафов при переноске, конечно же, падало и перемешивалось, и это давало командирам возможность продемонстрировать всю свою требовательность. Таким образом дрессировались солдаты, которым вскоре сами следовало отдавать приказы подчинённым, гнать их в 'мясные' атаки на русские пулемёты.
При выходе из помещения, от солдаты требовалось всегда запирать свой шкаф. Оставленный открытым шкаф — это проступок — 'совращение на кражу у товарища'. За это наказывали по логике, которую, как и многое другое во время этой подготовки, трудно понять.
Вот стоит тщедушный солдатик, которому в полной выкладке, то есть в стальном шлеме-кастрюле, с ранцем-мародёркой и винтовкой, приказано карабкаться на высокий ящик с песком, который установлен перед окнами полуподвала с целью защиты от разрывов авиабомб. Забравшись наверх, он встаёт по стойке 'смирно' и кричит:
— Я позорю Wehrmacht!
На что главный фельдфебель хладнокровно повторяет приказ:
— Громче!
Это продолжается до тех пор, пока бедный попугай совсем теряет голос. Вид этого маленького немецкого солдата на ящике с песком, запуганного, чуть не плачущего, из последних сил пытающегося достаточно громко крикнуть, чрезвычайно жалкий. Его признание и есть позор для тюрьмы простого немецкого народа при капитализме, который называется Wehrmacht...
Бесчеловечная тирания и бессмысленный садизм не имела ничего общего с военной подготовкой или воплощением идеологической доктрины. Она просто ломала человеческое достоинство и психику немецкого солдата, делала его роботом и ходячим куском бессловесного мяса для использования капиталистическими хозяевами жизни. Прусские военные 'добродетели', такие как точность, дисциплинированность, стойкость, пагубно соединились здесь с требованиями Гитлера 'к лучшему солдату мира'.
Понятно, что подобный новоиспечённый унтер-офицер с изломанной психикой, направленный в окопы, в охрану концлагеря 'испытательного срока' для солдат, или концлагеря для коммунистов, или евреев, лагеря военнопленных, комендатуру тылового армейского штаба на оккупированной территории, опьянённый предоставленной ему властью над жизнью и смертью, легко и быстро превращался в палача для всех ему подвластных.
