— А точно ведь. Сигареты — от пяти тысяч до семи, плюс возраст подтвердить. По стране на сегодня средняя двенадцать двести, пять тысяч совсем не рекордные баллы, у многих есть. Какой-нибудь передовик-механизатор или просто нормальный непьющий агроном за сигаретами может больше никуда и не ходить. Свою пачку в день он так и так получает. Зачем ему теперь тете Кларе кланяться?

Кто-то удивленно протянул:

— Это что ж у нас на селе-то будет? Новая коллективизация, что ли? С поджогами активистов, с Павками Морозовыми?

Поспелов покачал головой:

— Немного не так. У тети Клары есть покровитель в райторге, а у того — на областной базе. Всем им тетки денег заносят, чтобы получать всякие городские дефициты и перепродавать втридорога. Дальше по цепочке: торговой базе покровительствует некто в райкоме — обкоме, и так далее. Чем больше деревень и райцентров мы охватываем ГлавАвтоматТоргом, тем тоньше ручеек взяток от продавщиц в райкомы, от райкомов еще выше. Покровители вынуждены что-то делать, но что? Закрывать автоматическую доставку? ГлавАвтоматТорг им не подчинен.

— Давить на низовое звено, — протянул Ивашутин. — Запугивать механиков там, развозчиков? Взломать автомат, украсть средства. Ограбить инкассатора? Шум поднять, что, мол нерентабельно.

Машеров не согласился:

— В стране за восемь лет накопилось немало выпускников коммун. Они не смолчат. С милицией как раз у них отношения неплохие, потому что коммунары не бегают от грязной работы. В дружинники пойдут, на картошку поедут. Они идейные, законы читают. Закон об оружии тоже читают. А мальчика с наганом запугать куда сложнее, чем даже мальчика со шпагой. Запросто поставят у автомата охрану, поймают шпану и сдадут ее хоть по хулиганке, хоть по краже со взломом.

— Что же тогда?

Поспелов прикрыл веки:

— Тогда покровители начинают суетиться, выходы на ГлавАвтоматТорг искать, министерских покровителей шевелить. Шевеления эти видны: “От людей на деревне не спрятаться”, не зря песня такая. Ну и народ у нас грамоте нонеча выучен, пишет про всех. В газету пишет, в КГБ пишет, в милицию пишет, в ОБХСС пишет, в комсомольскую организацию республики пишет. К нам пишет, в Комитет Партийного Контроля. Вот мы, поневоле, и разматываем цепочки. В рамках нескольких таких цепочек нам пришлось арестовывать перечисленных товарищем Липгартом людей. Я не могу не спросить: а почему товарищ Липгарт защищает именно этих людей?

В гробовой тишине Поспелов закрыл свою папку и сел.

Сел аппарат штатно: на пяти тысячах сориентировался “плашкой”, растопырил стабилизаторы, выкинул парашюты, и медленно-торжественно опустился точно в нарисованный на бетоне круг. Правда, крест не накрыл, метра три отклонения все же дал. Но для первой ступени тяжелой ракеты подобная точность вполне удовлетворительна.

Примчались наземные команды, убедились, что тушить ничего не требуется, опоры не подломаны, корпус не потрескался… Визуальный осмотр — добро, теперь узнать: что внутри. Из кунга размотали толстенный кабель в броневой оплетке, долго присобачивали к разъему, многократно и громогласно желая, чтобы конструкторы стыка жили долго, счастливо, и, главное, умерли в один день. Можно завтра.

Но вот все контакты сошлись, огонек на кабеле мигнул зеленым, едва различимым в мутно-белом ноябре казахской степи, и старший расчета удовлетворенно махнул рукой оператору.

Оператор нырнул в кунг, за клавиши компьютера — новейшего УМ-5К — который тотчас принялся тестировать слетавшую ступень.

Радостные операторы укутывали камеры от начавшегося снегопада.

Такелажники примеривались к обгорелой ракете с ярко-красной траверсой. Подавший траверсу сорокатонный кран уже встал на все четыре опоры, крановщик терпеливо чесал затылок, отчаянно желая курить — но на площадке, конечно, такое запрещалось.

Корреспондент московской газеты украдкой зевал. Рутина. Очередная ступень слетала, привезла крупицу в статистику. Одно название, что космодром. Вот на Марс полетели — это да. Там репортаж можно такой завернуть — и обсуждение, и премия, и всенародная известность. А здесь обычной прыжок на околоземную. Ближний космос; корреспондент зевнул еще разок.

И подумал: надо как-то народ расшевелить. На разговор вытащить. Можно провокацией.

Дождавшись, пока ракету хорошо затянут расчалками на многоколесной платформе, пока вся бригада соберется в автобусе, пока, наконец-то, закурит крановщик, московский корреспондент сказал:

— Чувствуется у вас профессионализм. Не первый раз ведь? И, похоже, не десятый даже?

Бригадир просто молча кивнул. Но корреспондент не унимался:

— Вот я освещал… Э-э… Запуск Портала…

Бригада переглянулась. Крановщик воткнул окурок в коробку от болтов, как нож в противника.

— …Там, конечно, все иначе.

— Ну, еще бы, — буркнул старший расчета, грозным взором приказывая всем заткнуться. — Другой принцип. Конечно, мы не против конкуренции.

— Но? — корреспондент чу-уточку подпустил яду в голос, и это оказалось той самой последней каплей. Приемный расчет загомонил весь разом.

Обидно!

Ракеты строить учились еще с войны. Еще до войны. Железо и огонь, гептил и фтор, переохлажденный кислород и сверхвысоколетучий водород, алюминиевые баки, наддув до старта, сотни тысяч мелких находок: даже заклепки, а уж конструкции двигателей, а упрочненные ковкой роторы турбонасосов…

И все это, получается, зря? Пришли суки-портальщики, мальчики в пиджаках. Трансформаторы свои намотали, кнопочку нажали — все, не нужны ракеты. Рельсов достаточно. Клади рельсы и вали на другую планету, за стотыщ световых лет. Хоть на паровозе! Хоть вообще пешком с тачкой, как показывает переселение азиатского народа модное американское кино “Тоннель в небо” по роману американца же Хайнлайна.

Прогресс, достижение, безопасность.

Нет, в самом деле обидно.

Корреспондент не стал говорить, что у портальщиков тоже масса проблем.

Во-первых, энергия. Каждый портал это, как минимум, гигаваттный энергоблок. На коленке не соберешь. Есть на Волге завод “Атоммаш”, он делает как раз энергоблоки. И вроде бы делает неплохо — только на них очередь пару лет. По Союзу АЭС возводятся, по Альянсу возводятся. И всем уран или торий нужен, чтобы гигаватты выдавать. И от всех радиоактивные отходы надо отгребать, а это целая индустрия: радиостойкие роботы. Отгрести, выдержать в бассейнах при АЭС, потом запустить в повторный цикл — на все это специалисты нужны. Настоящие, с некупленными дипломами, прошедшие тренажеры и учебные стенды. Заключенным-то кровавый режим приказать может, а специалиста надо в дичь-глушь заманивать большими деньгами, медицину ему обеспечивать, и не простую: радиационную, с которой сельский участковый доктор, к счастью, обычно не сталкивается.

Во-вторых, биологическая безопасность. Чтобы обеспечить хотя бы пятнадцать суток, “малый карантин”, чтобы вовремя диагностировать все, приезжающее из Портала, в одной только Москве четыре института круглосуточно пробы отбирают, и батальон огнеметчиков минимум раз в неделю просыпается под сирену и смотрит на табло: учения? Ведь учения же, правда?

Случилось тут недавно: из Индии человек принес черную оспу, да прямо в Шереметьево. Седины с инфарктами хватило на всех. Потом кино сняли: “В город пришла беда” называется. Так оспа болезнь давно известная, от которой и прививка есть, и кое-какие протоколы лечения. Вылезет что из Портала, поди сначала его заметь!

В-третьих, если расчетчики не все запятые соберут правильно, Портал можно открыть, например, прямо в звезду. А оттуда как даст высокоэнергетической плазмой. Не то, что Портал — планету Земля такой факел запросто продырявит. Или — водородом, сжатым до миллиона атмосфер, из внешних слоев Юпитера. Или…

И это не считая собственно инженерной задачи по установке Портала. Попробуй те же простенькие рельсы состыковать “здесь” и “там”. Попробуй трансформаторы намотать. Туда в сердечники давно не железо идет, идет сверхчистый сплав, который без электрической сверхточной металлургии просто взять неоткуда.

Самое главное: расчет суперпозиции электромагнитных полей. Тут лично Келдыш не гнушается с карандашиком по листам проходиться, тут снова два института друг за другом проверяют. Цена ошибки потому что заоблачная.

У ракетчиков ущерб от неудачного пуска хотя бы одной ракетой ограничивается. Ну, стартовым столом еще, если прям совсем не повезет. Стоимость Портала давно уже превышает стоимость всего Байконура со всеми площадками, станцией Тюра-Там, радарами, железными дорогами, аэродромами ПВО, и черт знает, чем еще.

Ничего этого корреспондент не говорил. Для книги требовались ему разные точки зрения, так что он просто внимательно слушал, время от времени сочувственно кивая.

Когда первая волна возмущения стихла, корреспондент осторожно поинтересовался:

— А вы не задумывались о том, чтобы поработать вместе? Вы ракетами маяки развозите, а они Порталы не вслепую открывают. Знаете ведь, что самый первый Портал может открыться в жерло вулкана или в ядро планеты, или еще в какое недоброе место. На маяк открывать стократно проще.

Ракетчики понурились. Бригадир подтянул журнал и принялся его заполнять, пристегнув поданную оператором ленту-распечатку. Крановщик снова закурил, пуская дым в форточку кунга.

— Вот когда долетим до Марса, — сказал оператор, — можно туда открыть. Мы пока никуда еще не долетели.

— То и обидно, — крановщик потушил сигарету. — Завидуем, если честно.

— И вообще, все это детские потягушки в песочнице, — бригадир поставил время, дату, подпись. Закрыл журнал, убрал в сейф на стенке. — Мы одно дело делаем.

— Какое, можете сказать?

— Можем, отчего нет. Мы пытаемся из колыбели выйти. По Циолковскому. Наш противник не портальщики, а те, которым никуда не надо. Которые никуда не хотят. Вот они нам фонды режут. Вы бы, товарищ, как-то отразили. Статьи ваши, без лишней скромности, миллионы читают.

Корреспондент вздохнул. Читают. Ждут. Каждое слово на зуб пробуют. В каждой фразе скрытый смысл ищут. Письма ему давно в кубометрах измеряются, пять человек только на входящей сортировке. Редакционный отдел, оплата по московской ставке. Большая аудитория — большие заботы. До него мало писем доходит: сотенка в месяц, если что-то этакое случается — две. Вот на Марс полетели, будет, наверное, сотни три. Оно вроде бы немного, если за столом каждый день по пять-семь штук. Но когда же в такие вот командировки ездить? Когда же книги читать, кино смотреть? Когда семью любить, когда же быть собой… Да и просто: быть?

С другой стороны: разве не за этим он в профессию шел? Хотел отражать пульс эпохи — стало по желанию его. Пульс громкий, лупит, как три хулигана за школой бьют комсорга. Эпоха страшненькая, кровавая; но когда оно бывало иначе? Тут люди ракеты делают, “грызут высоту”, набивают статистику тоскливой рутиной. Там Порталы рассчитывают, ночами вокруг одного коэффициента не спят, при первых пусках седеют. В третьих местах на ракеты и Портал плевать хотели, а важно им начальника подсидеть. Узнают они о черной оспе, первым делом у своего старшего спросят: “мы за оспу или против?” — как будто в таком деле можно два мнения иметь.

Корреспондент вздохнул еще раз и осторожно сказал:

— Обещать не хочу, работа сложная. Тут одной заметкой не отбрешешься. Надо цикл статей. Отношение людей так просто не изменишь. А статьи тоже… На потолке не прочтешь.

Ракетчики переглянулись и все согласно решили тему сменить. Бригадир посмотрел на крановщика:

— Форточку закрой уже. Тварь я дрожащая или в кунге отопитель имеется?

Крановщик согласно кивнул, форточку закрыл. Сказал:

— Что мы все о высоком? Даешь магнитные шахматы для игры через терминал. С удаленным партнером!

Оператор-электронщик сразу же отозвался:

— В магнитном поле все фигуры будут перемещаться одновременно.

— Доску на клеточки, под каждой своя катушка.

— И как с клетки на клетку перелезть?

— Инерцией, нет?

— Ну, коллеги, это уже игра “в Чапаева”. Разгоняешь пешку по горизонтали, как поезд на магнитной подвеске, и бац!

— А что? “Шахматы Чапаева-Гаусса”, звучит!

Бригада засмеялась. Корреспондент еще раз перечитал блокнот, отмечая, что из жалоб на портальщиков имеет смысл поставить в книгу, а что — лучше не надо. Решил, что день прошел не зря.

Захлопнул блокнот, прислонился к стенке кунга, и прикрыл веки. Люди в кунге потащили из шкафа “тормозки”, тактично не трогая спящего. Крановщик снова приоткрыл форточку, только уже не для сигарет, а чтобы впустить малость прохлады.

Машина с кунгом шла замыкающей в колонне. Впереди тягач волок трейлер с ракетой. Кран — его по уговору вел второй крановой — ехал перед ним еще метрах в ста. И уже совсем впереди, вовсе незаметно за железными горами, скакала по колее “буханка” охраны. Из округлых боков “буханки” пушками парусного линкора торчали обе видеокамеры: операторы “набирали материал”, вовсю используя новейшие стабилизаторы, с которыми объективы не дрожат.

Вокруг мело белым, отрезав мир совершенно. В метели потонули огоньки площадок, потерялись дымы из труб тягача, исчезло тепло моторов. Ноябрь: холод, снег и ветер.

Ветер дохнул в лицо, через ров, как только мост ударился об опоры. Теон содрогнулся и сказал себе: “Я дрожу от холода.” Он проехал по мосту и под решеткой — прямо в зубы этому ветру. Внешние ворота растворились перед ним. Теон выехал за стены замка.

Старый рыцарь ждал его посреди рыночной площади верхом на сером в яблоках мерине. Клей Сервин держал над ним знамя с Лютоволком Старков. Кроме двух переговорщиков, Теон видел лучников на крышах ближних домов, копейщиков справа, а слева стояла шеренга конных рыцарей под “Водяным с трезубцем” дома Мандерли.

— Сиру Родрику мое почтение. — Теон натянул поводья. — Мне грустно, что мы встречаемся врагами.

— Мне тоже грустно — оттого, что не могу повесить тебя прямо сейчас. — Старый рыцарь плюнул в грязь. — Перевертыш.

— Меня зовут Грейджой из Пайка, — напомнил ему Теон. — На плаще, в который завернул меня отец при рождении, выткан Кракен, а не Лютоволк. Я наследник Железных Островов.

— Лорд Эддард воспитывал тебя вместе со своими сыновьями. Теперь ты убил их, а головы осмолил и повесил над воротами. Мне бы стоило еще тогда проткнуть мечом твое лживое брюхо.

— Я пришел говорить, а не выслушивать оскорбления. Говори, старик. Что тебе от меня надо?

— Винтерфелл и твою жизнь. Прикажи своим людям открыть ворота и сложить оружие. Тот, кто не убивал детей, сможет уйти, но ты предстанешь перед судом короля Робба, когда он вернется.