— Мяу-у.
— Сметана? Сейчас в блюдце определю порцию, не вопрос. Щедрую порцию, ясен пень...
Сергей вышел из подъезда, небрежно вертя на указательном пальце правой руки кольцо брелка с ключами. В ладони же его левой руки был зажат круглый металлический "маячок", крохотный тумблер которого был заранее переведён в положение — "вкл.".
Вышел и с удовольствием вдохнул — полной грудью — свежего осеннего воздуха: утро выдалось тихим, задумчивым и безветренным, по небу лениво плыли на запад — широкими рваными полосами — низкие тёмно-серые облака, сквозь прорехи в которых беззаботно проглядывали светло-жёлтые солнечные лучи.
"А это, братец, что ещё за странный тип?", — насторожился внутренний голос, несклонный отвлекаться на мечтательное созерцание осенних питерских пейзажей. — "Стоит недалеко от нужной машины и с интересом пялится на нашу "свечечку". Мешается, понимаешь, под ногами...".
Мужичок, действительно, был подозрительным: очень бледным, худым и небритым, а его мятая-перемятая одежда, такое впечатление, несколько лет пролежала — без носки — в чемодане. Например, в том, ручка которого была зажата в правой ладони типа.
"Раньше, ещё в стародавние советские Времена, с такими хлипкими фанерными чемоданчиками ходили в баню", — незамедлительно подсказал эрудированный внутренний голос. — "А ещё иногда в них держали "тюремный комплект первой необходимости". То бишь, чёрные "семейные" трусы, носки, папиросы, спички, хозяйственное мыло, вафельное полотенце и холщовый мешочек с ржаными сухарями — на случай возможного внезапного ареста...".
— Кха-кха! — чувствуя, как нетерпеливо дёрнулся шрам на его правой щеке, требовательно кашлянул Сергей.
— А, что? — болезненно вздрогнув, оглянулся мужичок и, незамедлительно сорвав с головы старенькую кепку, залебезил: — Да я так, ничего такого. Просто любопытствую.... Уже ухожу. Ухожу...
Индивидуум в мятой-перемятой одежде торопливо свернул за ближайший угол дома.
"Жаль, что у меня пока нет официального "ментовского" удостоверения", — подумалось. — "Обязательно проверил бы документы у этого бледнолицего деятеля. А также и содержимое старенького чемоданчика...".
Тут же позабыв про подозрительного прохожего, он вновь переключился на брелок: через пару-тройку секунд ключи, соскочив с указательного пальца, со звоном упали на асфальт и, несколько раз перекатившись по инерции, оказались под багажником тёмно-синей иномарки.
— Вот же, раззява неловкий, — громко пожурил сам себя Сергей. — Жонглёр хренов...
Пожурил, опустился на корточки и, засунув руки под днище автомобиля, ладонью правой нащупал брелок с ключами, а левой ладонью установил — рядом с выхлопной трубой — "маячок".
— Что это с тобой, милок? — послышался рядом заботливый старческий голос. — Поплохело, никак?
— Всё нормально, Ульяна Макаровна, — несуетливо поднимаясь на ноги, заверил Сергей. — Просто ключи обронил случайно, а они под машину, отскочив от асфальта, улетели.... Доброго утра. И вам. И спутнице вашей.
"А спутница-то — та ещё штучка", — восхищённо зацокал внутренний голос, мнивший себя тонким ценителем женского пола. — "Лет двадцати пяти-шести от роду. Одета дорого, элегантно и изысканно. Волосы чуть волнистые и огненно-рыжие. И мордашка смазливая.... Ноги — длинные-длинные: растут, что называется, от самых ушей. Ну, и вся фигурка — на высшем международном уровне. То бишь, девяносто-шестьдесят-девяносто.... Может, братец, стоит всерьёз приударить за этой "глянцевой" фифой? Для пользы общего дела, я имею в виду, а? Тем более что и глазёнки у барышни соответствующие: тёмно-тёмно-зелёные (контактные косметические линзы?), шаловливые и развратно-легкомысленные. Выгорит, ей-ей.... Да, шучу я, шучу. Не напрягайся ты так, пожалуйста. Дурилка картонная. У нас же теперь — только одна Олечка Гущина на уме. Одна единственная, прекрасная и неповторимая. А про всех остальных женщин-девушек этого бренного и многогрешного Мира мы с тобой напрочь забыли. Навсегда. Забыли и растёрли. Ну, как в том знаковом стихотворении.... Мир жесток. И непонятен. А глаза — так часто — лгут. Этот вечер мне приятен. И приятен — мой маршрут. А глаза, что часто лгали. В невозвратности — теперь. В сонме — ветряной — печали. В списке — ветряных — потерь. А весна, уж, на подлёте. И овсянки — вдалеке. Ткут мне песню — об исходе. Ткут мне песню — на заре. У меня была — овсянка. Улетела — без следа. Мчатся вдаль лихие санки. В небе синяя — Звезда. Мы домчались, морды в мыле. Не грусти, лошадка, в такт. А овсянку мы забыли. Как потерянный — пятак. Мы забыли и — растёрли. Словно мошку — на стекле. Дождик льёт — легко и мокро. Так бывает — на заре. Так олени — сытный ягель. Жадно лижут — в сентябре. Очень мокрыми — губами. На отъявленной заре. Путь весенний — всё на санках. Грусть всё тише и нежней. И свистит опять — овсянка. Без особенных затей.... Хорошо сказано. Честью клянусь, хорошо.... Да, а забыть сероглазую Олечку у тебя так и не получилось. Хотя, конечно, и старался, морда одноглазая. Но — не получилось. Даже в первом приближении. И во втором. И в третьем. Знать — Судьба...".
— Эй-эй! Кавалер симпатичный! — произнёс — с лёгким иностранным акцентом — грудной женский голос. — Вы, никак, уснули?
— А, что? Извините. Просто слегка задумался.
— Бывает, конечно...
— Это — моя внучка Сонечка, — добродушно улыбнувшись, сообщила Ульяна Макаровна. — Вот, лапушка драгоценная, приехала навестить древнюю бабулю. И гостинцев щедрых привезла. Как и полагается. Заграничных.
— Софи Гарднер, — изобразила лёгкий книксен девица.
— Яковлев, — вежливо кивнул головой Сергей. — Рад нашему знакомству.... Вы, кажется, являетесь гражданкой США?
— У меня несколько паспортов — разных стран.
— А занимаетесь, если, конечно, не ошибаюсь...м-м-м, чем-то религиозным?
— Откуда, милейший кабальеро, такая недетская осведомлённость? — озабоченно нахмурилась рыжеволосая барышня. — Вы работаете в российской ФСБ?
— Бог, однако, миловал. Просто в нашем легендарном Купчино все — и про всех — всё знают. Ну, или же очень-очень многое. Фирменная особенность такая...
— Обязательно учту на будущее. Спасибо, странствующий идальго, за своевременное предупреждение.... А "религиозная полоса" у меня уже давно закончилась. Почти полтора года тому назад. Нынче же занимаюсь кинематографом.
— В качестве актрисы?
— Как вы говорите — Бог миловал. Только лишь в качестве режиссёра и продюсера.... Жанр? Любовь, естественно. Откровенная, серьёзная и всеобъемлющая. А также немного ужасов и мистики.
— А, вот, наш Сергей Сергеевич решил в полицейские податься, — вмешалась в разговор Ульяна Макаровна. — Будет теперь трудиться в качестве полновесного заместителя начальника "пятнадцатого" отделения. Завидная карьера, ничего не скажешь.
— Откуда вы узнали? — опешил Сергей.
— От старого и облезлого верблюда, — слащаво улыбнулась старушка. — Шучу я, шучу.... Просто мы, Серенький, в Купчино живём. А здесь, как ты сам недавно сообщил, все — и про всех — всё знают. Хи-хи-хи...
— Ну, да, конечно. В Купчино.... А где же, Макаровна, ваша подружка закадычная? Почему её не вижу? Поссорились?
— Очень надо. Просто к Матрёне гость приехал — старинный сослуживец по прошлым Временам. На сутки, Серенький, раньше тебя. Кличут Дмитрием Силычем. Только болезненный он какой-то, на улицу почти не выходит. То ли туберкулёз. То ли, наоборот, застарелая ишемическая болезнь. Вот, Ивановна с ним и нянькается. Обихаживает, то бишь, дружка сердечного.... Сонечка, милочка, тебе уже пора. Люди ждут. Нехорошо, девонька, опаздывать.
— Ах, да.... До встречи, будущий шериф.
— Всех продюсерских благ. И грандиозных успехов на "киношном" поприще...
Сергей уже подходил к перекрёстку, когда сзади раздался сытый самодовольный рык, и мимо него уверенно проследовал знакомый тёмно-синий "Джи Эм Си". Проследовал, оказался на Будапештской, ловко развернулся и поехал на юг. А за ним, бодро похрюкивая, тут же покатил микроавтобус, ранее припаркованный возле тротуара.
"Микроавтобус? Ну-ну.... Уточняю: дорогущий "Мерседес" молочно-белого цвета", — не удержался от развёрнутых комментариев дотошный внутренний голос. — "А данное автотранспортное средство, между прочим, плотненько так забито. Причём, молодыми и симпатичными юношами-девушками. Понятное дело, кино про серьёзную любовь.... Интересно, а куда они все поехали? Не, понятное дело, что на кинопробы. Но куда конкретно? На природу? Или же, например, к знаменитым музеям Павловска и Пушкина? Скоро, братец, узнаем. С помощью установленного "маячка", ясен пень...".
В восемь пятьдесят он дошагал до "пятнадцатого" отделения: прошёл, предъявив временный пропуск, через стандартную металлическую "вертушку", поднялся по бетонной лестнице на второй этаж, повернул направо и, отомкнув ключом нужную дверь, оказался в своём служебном кабинете.
"Ну, не совсем-то и в своём", — тут же уточнил педантичный внутренний голос. — "На входных дверях до сих пор красуется прежняя прямоугольная табличка, мол: "Капитан полиции Соколова Н.И.". Нехорошо это — существовать под чужой "личиной". Сменить бы надо вывесочку.... И вообще, в этом помещении однозначно царствует женский дух: порядок образцовый на письменном столе, декоративные засушенные травы-цветы в пёстрых вазочках, а ещё и устойчивый запах чуть сладковатых духов присутствует, навевая — всякое и разное.... Как в такой легкомысленной обстановке можно вдумчиво и плодотворно работать? Никак, ясный болгарский перец.... Ты, братец, окошко бы распахнул на минуту-другую. Типа — для оздоровительного гигиенического проветривания...".
Но открыть окно он не успел, раздалась звонкая настойчивая трель, и мужественный голос Сомова в телефонной трубке — после обмена краткими приветствиями — велел:
— Подтягивайся, Серый, в мой кабинет. Посовещаемся...
В кабинете начальника "пятнашки" собрались всё те же: подполковник Сомов, майор Яковлев, капитан Кукушкин, старший лейтенант Старшинов и лейтенант Кравченко.
"Впрочем, сегодня все господа офицеры, включая Сомова, облачились в неброскую и неприметную гражданскую одежду", — отметился дежурной репликой ехидный внутренний голос. — "И, не зная заранее, очень трудно навскидку определить — кто из присутствующих является старшим по званию. Кукушкин, например, своей солидностью и на полноценного генерала тянет.... Кстати, Павел Андреевич нынче какой-то задумчивый. Стоит, понимаешь, у окна, позабыв — такое впечатление — о назначенном совещании...".
— Кха-кха! — неодобрительно покачав головой, громко откашлялся нетерпеливый Кукушкин. — Кха-кха-кха...
— Ах, да, — очнулся от раздумий подполковник. — Извините, подчинённые. Уже возвращаюсь в реальность. Просто сегодняшней ночью случилось одно крайне неприятное происшествие. Правда, не у нас, а в соседнем Невском районе. Поэтому не буду пока заострять на нём ваше внимание. Рассаживаемся, господа полицейские, не тратя времени, по прежним местам.... Яковлев.
— Я.
— Документы принёс?
— Так точно. Паспорт и военный билет.
— Молодец. А заявление написал?
— Никак нет.
— Почему?
— Не знал — в какой форме, — передёрнул плечами Сергей. — В каждой избушке, как известно, свои погремушки. В том смысле, что в каждой Конторе — свои формы документов.
— Это да, — согласился Сомов. — Бюрократия, она везде разная — по форме. Хотя и одинаковая — по сути.... Правый от меня стеллаж. Верхняя полка. Вторая папка с края — относительно входной двери. Подойди и возьми. Там находятся все необходимые бланки. Заявление накатай. Заполни анкету и заявку в хозяйственный отдел — на получение полицейской формы и табельного оружия. Ну, и автобиографию — в меру подробную — напиши. Выполнять.
— Есть.
Сергей подошёл к светло-серому пластиковому стеллажу, снял с него нужную папку, вернулся на прежнее место и занялся бумагами: сидел, усердно заполнял и — при этом — старательно прислушивался к разговорам коллег.
— Установлены личности остальных четверых "расчленённых", — вяло позёвывая, докладывал Кукушкин. — Ничего интересного: являются (то есть, являлись при жизни), жителями нашего Купчино, идейными гопниками, а также постоянными членами компании покойного Дмитрия Замятина. По орудиям убийства эксперты по-прежнему ничего путного сказать не могут, мол: — "То ли острые клыки с кривыми когтями, то ли садовый секатор с кузнечными клещами...". Что-то они там темнят, короче говоря...
— Мотивы и версии?
— Основная версия — конкурентная борьба в "гопнической" среде. У Замятина и его подельников — по сведениям моего осведомителя — регулярно случались конфликты с компаниями хулиганствующей молодёжи. Мол, за так называемые "сферы влияния". Из серии: — "А кто тут — главный купчинский гопник?". Тщательно отрабатываем, понятное дело: опрашиваем, анализируем, а за наиболее одиозными личностями уже установили плотное наблюдение. Но, к сожалению...
— Не мямли, капитан. Докладывай.
— Есть — докладывать. Ничего интересного и перспективного пока "нарыть" не удалось. Доклад закончен.
— Понятно, что ничего непонятно, — пессимистично усмехнулся подполковник. — Давай-ка, старший лейтенант, выходи на сцену. Твоя очередь. Рассказывай о достигнутых успехах. Порадуй, что называется, руководство и коллег.... Что там по Бесу? Выявлены лица, которые были заинтересованы в его смерти?
— Так точно, — молодцевато подтвердил Старшинов. — Разрешите — разбить фигурантов на укрупнённые, так сказать, группы?
— Даже так? На укрупнённые?
— Так точно.
— Ладно, разбивай. Не вопрос.
— Слушаюсь. Итак.... Первая группа — представители "рэкетирского" сообщества, с которыми Харитонов пересекался-конкурировал в "лихие девяностые". Говорят, что тогда Бес умудрился "насолить" очень и очень многим авторитетным коллегам. А криминальная вражда, замешанная на крови и взаимной лютой ненависти, она, как известно, срока давности не имеет.
— Согласен, не имеет. Продолжай, старлей.
— Слушаюсь.... Вторая группа — это уголовники, с которыми покойный Василий Фёдорович отбывал заслуженное наказание. Многим он "на зоне" жизнь испортил. Причём, качественно и по расширенной программе. Ибо обладал — при жизни — характером властным и склочным.... Третья — питерские бизнесмены и коммерсанты, обиженные Бесом на различных временных отрезках. Четвёртая — депутаты и чиновники, которым он не донёс обещанных денег. Пятая — конкуренты на "наркотическом" фронте. Шестая — многочисленные женщины и девушки, обманутые сексуально-озабоченным гражданином Харитоновым.... Есть ещё и седьмая группа. И восьмая. И девятая....
— И в каждую из них входит, отнюдь, не по одному человеку? — прозорливо предположил Сомов. — А по пять-десять-пятнадцать?
— Так точно.
— Да, блин горелый. Дела-делишки, мутные и беспросветные. На этой целине копать — не перекопать.
— Разрешите? — вскинул вверх правую руку Сергей. — Имею важную информацию...
И он, дождавшись утвердительного кивка подполковника, рассказал о вчерашнем предложении (поступившем через посредников), от известного цыганского барона — срочно покинуть Купчино.
