Макаров и был таким вождем. Прозорливым, расчетливым и смелым. В которого не просто верят, которого боготворят воины. Да, эта схватка с Японией пока складывалась для нас трудно и не во всем удачно. Да, были и потери от собственной неподготовленности, и что греха таить, даже от трусости, если вспомнить гибель "Боярина" или едва не утопленную в проходе "Победу". Что и говорить, во многие русские души вполз червь сомнения и недоумения: как такое возможно, чтобы громадная Империя, имеющая флот в три раза больше японского, не говоря уж о преимуществе в количестве штыков, девять месяцев с трудом сдерживает натиск небольшого азиатского островного государства, о котором еще четверть века назад говорили как о какой-то восточной экзотике, и не более того. Но чтобы с Японией всерьез воевать?! Увольте! Это же битва таракана с тапком!
Макаров был одним из первых русских адмиралов, оценивших потенциал и замах японцев, поддержанных Владычицей морей. Он прекрасно осознал, что на Дальнем востоке эта страна начала, с благословения англичан, сумасшедшими темпами превращаться в такое же их буферное государство, противостоящее российской имперской экспансии, как и Турция на Востоке ближнем.
Тщательное изучение хода и итогов японо-китайской войны, особенностей самурайской военной психологии, дали Степану Осиповичу возможность накануне столкновения детально предвидеть внезапность первого удара японских миноносцев по судам нашей эскадры на внешнем рейде Артура. Увы, его предупреждающая телеграмма осталась "без последствий". Если не считать таковыми подрыв "Цесаревича", "Ретвизана" и "Паллады", организацией ремонта которых ему пришлось в первую очередь и заниматься по прибытии в Порт-Артур. Не самая благодарная работа для флотоводца...
Но уже первый, по правде говоря, неудачный, бой у Бидзыво, утвердил авторитет Макарова окончательно. А уж второй бой там же, когда Того был первый раз побит, потеряв броненосец, крейсер и около десятка минных судов, сделали Степана Осиповича для флота подлинным народным героем, сродни Суворову, Ушакову или Нахимову. Именно это и видел сейчас Петрович в устремленных на Макарова обожающих матросских глазах. Видел, и понимал, что и он сам, и все адмиралы и офицеры, стоящие сейчас на палубе "Азова" разделяют это чувство.
Кто-то назовет это массовым психозом, кто-то слепой верой в вождя... Культом личности, в конце концов. И доля правды будет, наверное, в рассуждениях и тех и других. Но сути явления они так и не прочувствуют. Не поймут, что это именно тот уникальный случай, когда высшая форма человеческой любви, любви к своей Родине, фокусируется на одном человеке — на ее ГЛАВНОМ защитнике и заступнике. И любви этой удостаиваются либо великие полководцы, либо великие народные лидеры, не только умные, расчетливые и удачливые, но и личное свое "Я", ставящие позади своего сыновнего долга по отношению к Отечеству, и от того знающие ценность каждой русской жизни, которой они распоряжаются: солдатской, матросской или офицерской, ибо жизни сынов и дочерей и есть высшая ценность для Родины...
Оторвал Петровича от возвышенных рассуждений обещанный сюрприз комфлота: в подваливающем к трапу "Азова" катере с "Новика" Руднев узрел три весьма колоритных и известных на флоте фигуры. Во-первых, каперанга фон Эссена. Во-вторых, Василия Балка. И, в-третьих, что в общем сюрпризом уже не было, еще одного Балка, на фоне чьей черной лохматой бороды даже природное украшение Степана Осиповича выглядело не столь эффектно. "Так, если мы имеем здесь этих троих, то это уже "шампунь, бальзам и ополаскиватель в одном флаконе", и как пить дать без геройств, в том числе и сухопутных, не обойдется. Что же там они еще такое удумали, Господи?"
* * *
После удавшегося вполне ужина, когда командиры были Макаровым отпущены и начали разъезжаться с "Азова", Степан Осипович неожиданно предложил Рудневу, Безобразову, Беклемишеву и Моласу еще раз обойти корабли на катере с "Наварина", а заодно и посмотреть, на что он в самом деле способен. Зная деятельную натуру комфлота, удивляться этому не приходилось. Но зачем ему понадобилось тащить с собой и ВСЕХ наличных адмиралов? Петрович шестым чувством почуял, что это "ж-ж-ж.." точно не спроста, и украдкой задал Макарову вопрос: "Степан Осипович, мне мои бумаги брать с собой?" На что получил в ответ еле заметный утвердительный кивок командующего... Стало быть, его веселое заявление в общем кругу про "утро, которое вечера мудренее" и про то, что "все обсуждения дальнейших наших планов нужно начинать завтра, и на свежую голову", не совсем отражали его истинные намерения. Судя по всему, Степан Осипович сперва хотел обсудить то, что предстоит русскому флоту в ближайшее время, в самом узком кругу. А попутно и познакомиться с "газолинкой", как окрестили новые минные катера на эскадре Безобразова. Еще одно шутливое прозвище катера прилетевшее с бака — "вонючка", иногда с добавкой "мериканская" — в офицерском кругу не употреблялось...
Через пару минут после того, как адмиралы в сопровождении так же приглашенных Макаровым каперанга фон Эссена, лейтенанта Дукельского и кавторангов Русина и Балка, хитро подмигнувшего Петровичу, разместились в катере "Н N3" неофициально именуемом "Наваринчик Третий", он, под командой мичмана Верховцева, уже бодро бежал вдоль линии стоящих на якорях кораблей.
Катер играючи преодолевал короткую, но хлесткую встречную волну. Дыма из трубы почти не было видно, но вот само ее местоположение вряд ли можно было признать удачным: конечно ставить ее там, где ей положено находиться у классического парового катера, было ошибкой. Потребности в тяге в выхлопной трубе у двигателя внутреннего сгорания нет, ее вполне можно было вывести прямо за борт, что облегчило бы жизнь экипажу, вынужденному теперь вдыхать ароматы столь знакомые Петровичу и Балку, но совсем новые, и судя по мимике не вполне приятные, как Макарову, так и большинству его спутников. Но зато со стороны катер выглядел как обыкновенный паровой. С поворотом катера выхлоп стало сносить дальше за борт, и это ощутимое неудобство отошло на второй план. Едва различимые в поздних сумерках силуэты крейсеров, Макарова явно порадовали — приказ о полном затемнении выполнялся неукоснительно и всеми. Только стоявшее поодаль от их линии борт о борт трио из "Наварина", "Лены" и "Николая" было ярко освещено: броненосцы и вспомогательный крейсер сошвартовались через набитые соломой массивные кожаные кранцы, привезенные на "Лене", и сейчас там вовсю шумел аврал.
Дело в том, что Рейн кроме всего прочего доставил еще и снаряды для 2-й Тихоокеанской эскадры, корабли которой перемежали выгодную и азартную работу по отлову контрабандистов с рутинной и непростой учебой в стрельбе по береговым целям. Полигоном для этих стрельб был выбран один из малых необитаемых островов на севере Марианского архипелага. Причем первое учение со стрельбой прошло уже через шесть дней по прибытии эскадры к Сайпану. Стреляли поначалу днем, затем в сумерках, и, наконец, когда уже появился достаточный навык, ночью. Беклемишев лично составил план учений и оборудования целей на берегу. Главная задача формулировалась предельно просто — приведение к молчанию береговых батарей. Но, чтобы заслужить у придирчивого и въедливого контр-адмирала хотя бы удовлетворительную оценку, приходилось попотеть всем. Начиная от вахтенного начальника с рулевыми, и заканчивая старартом и последним из подносчиков снарядов.
Казалось бы, самая сложная задача должна быть у комендоров и плутонговых командиров — нужно было по изредка появляющимся световым ориентирам засечь стреляющую батарею, определить дистанцию, смещение целика (корабль находился в постоянном движении), пристреляться и перейти к подавляющей стрельбе — размеренном всаживании в позицию батареи не менее 1-го крупного снаряда в минуту. С учетом вполне приличного фугасного действия наших снарядов с мгновенным взрывателем, этого было вполне достаточно чтобы отбить у прислуги батареи всякое желание потусоваться на верках и у пушек... Но практика показала, что артиллеристы быстрее начали справляться со своей задачей, чем "население" боевой рубки! Оказалось, что выдерживать в темноте оптимальную скорость и уверенно вести отрядное маневрирование в условиях ограниченного района и меняющихся раз от раза "прочих опасностях", которые изображались стоящими на якорях плотами с пирамидой из пустых ящиков, к тому же никак не подсвеченных, та еще задачка.
Затем к учениям привлекли и дестроеры с миноносцами, до этого тренировавшиеся "по индивидуальной" программе. Результатом первого такого комплексного учения стал навал бортами "Блестящего" и "Бедового". Последний был поврежден посерьезнее, однако рваная узкая дыра в три метра длиной была над ватерлинией, и корабль вскоре был вполне отремонтирован. Как справедливо отметил сам Беклемишев "если бы на "Бедовом" попытались уйти от столкновения резким маневром, все могло бы кончиться много печальнее"... Кстати, именно оттуда, с островного полигона, прозванного моряками эскадры "Горка", видимо по аналогии с "Горой" на Иводзиме, и ожидалось пришествие завтра "Ушакова", "Сенявина", "Апраксина", "Корнилова", "Храброго" и большей части минной флотилии.
В результате всей этой шумной, но так и оставшейся незаметной для противника деятельности, боезапас главного и среднего калибров на больших кораблях эскадры уже сократился в среднем больше чем на треть. А у некоторых "рекордсменов", таких как "Храбрый", "Нахимов" и броненосцы береговой обороны, и вовсе был расстрелян на половину. Конечно, все это не было самодеятельностью эскадренного начальства. Что, собственно, и подтверждалось своевременным заказом, доставкой во Владивосток и погрузкой на "Лену" ровно 50% боекомплекта для кораблей Безобразова и Беклемишева. Причем успели дойти до Владика и новые шрапнельные снаряды для шести— и трехдюймовок, так необходимые для подавления открытых сверху береговых батарей. Все принципиальные решения о подготовке эскадры к действиям в первую очередь против берега, на уровне Алексеева — Макарова — Руднева состоялись еще в конце февраля. Тогда же и были заказаны шрапнели. Не была лишь определена наиболее приоритетная цель. Теперь, и Петрович это понимал прекрасно, время для решения наступило...
Между тем Макаров попросил Беклемишева сымитировать минную атаку на "Баян", на котором, как и на остальных кораблях, об этом были предупреждены заранее, во избежание ненужных эксцессов. И хотя обе учебных метательных мины были остановлены спущенной противоторпедной сетью, катер оба раза успевал привести цель на кормовые углы и дать полный ход до того, как мина теоретически должна была взорваться, следовательно, угроза опрокидывания или захлестывания его волной при реальном подрыве была минимальна.
После этого Макаров еще погонял "Наваринчика" на скорость, поворотливость, способность строго выдерживать заданный курс. После выполнения всех эволюций, в результате чего Петрович ощутил внутри себя первые тошнотворные признаки морской болезни, Степан Осипович приказал Верховцеву править к трапу "Наварина", с которого вызвали на катер еще одного офицера. Лейтенант Измайлов перебрался через планширь катера в компании с кожаной папкой для документов весьма внушительного размера. Затем "газолинка" с адмиралами и офицерами, сдержанно бурча мотором, направилась к "Варягу".
— Ну, что, господа... Могу сказать откровенно: мне катерок нравится. Нам такие да в 77-м году, посмотрел бы я, как сунулась бы в Босфор мальтийская эскадра. Трухнули бы "их лордства", мне думается... — Резюмировал итог импровизированных учений Макаров, — И правильно Вы, Всеволод Федорович, сделали, что убедили меня отказаться от заказа американцам 35-тонной миноноски. Так бы мы их, деревянных, имели штук пятнадцать во Владивостоке к концу года, а то и меньше... А этих, стальных, имеем здесь и сейчас, то есть там где нужно и когда нужно, аж сорок штук! Кстати, а Вы уверены, что когда катера для Егорьева во Владивосток пришли, японская разведка не пронюхала что к чему?
— Не должны были догадаться, Степан Осипович. Во-первых, они по всем документам прошли как катера пограничной стражи для Сахалина и Камчатки, и когда на воду их спустили, то под пограничными флагами стояли. Во-вторых, все, что могло указать на минные аппараты, было прикрыто... Егорьевских "скакунов" никто во Владике не видел — они катера во Владимире на борт приняли, а ушли Лаперузом. Так что вряд ли догадались.
— Конечно, метательная мина в сравнении с самодвижущейся выглядит старомодно, да и заряд у нее поменьше, но то, что нам сегодня Ваши моряки, Петр Алексеевич, продемонстрировали, меня вполне убедило — решение принято верное. И зря Дубасов и его комитетские упрямились. Тем более, что мы благодаря экономии веса против "уайтхедов" и их хозяйства, имеем возможность еще по запасной мине на аппарат брать. Про скорость и маневренность я уж не говорю. На мой взгляд, с этим лучше даже чем даже у полноценных миноносцев. Кстати, какой максимальный ход Вы зафиксировали у них? Восемнадцать? Ну, да, вполне, вполне...
Здорово и то, что эта газолиновая машина вдобавок позволяет столько места на котле и угольке экономить. И время на разведение паров не теряем. То, что топливный танк ниже ватерлинии — это очень верно из-за горючести топливной жидкости. Все-таки так вероятность прострела много меньше... Всем был бы хорош, право слово, если б так не вонял! Ну, ничего, мы люди не шибко гордые, потерпим. И то, что на новых катерах с такими двигателями нужно газы прямо за борт отводить, это Вы правы, Всеволод Федорович.
Кстати, а на крейсерах у Егорьева, команды катеров вы потренировали? — обернулся к Безобразову Макаров.
— Они их на Сайпане оставляют, когда в крейсерство ходят, вместе с нашими, так что с этим все в порядке. Сейчас вот только прожектора на всех новые поставим, что нам "Лена" привезла. Электрическое хозяйство там, на мой взгляд, тяжеловато малость, но место есть куда ставить, так что решим и этот вопрос. А для подсветки целей с катеров самое то.
— Добро...
А скажите-ка нам, Всеволод Федорович, как Вам в голову пришло аж в феврале настоять на смене шлюпочного хозяйства на "Океане" и "Саратове" под большие катера, когда они только во Францию на ремонт пришли, а самих катеров еще и оконченного проекта не было? Чудо какое-то, право!
— Так Ваша наука, Степан Осипович! Я ведь и раньше предлагал ВСЕ наши пароходы, что могут в военное время во вспомогательные крейсера быть оборудованы, оснастить подъемными устройствами для миноносок 3-го класса по английской терминологии, т.е. не свыше 16 тонн. В развитие Вашего опыта на "Константине" и англо-французских экспериментов с "Фудром", "Геклой" и "Вулканом". Только рапорт мой, похоже, где-то затеряли, или почта напутала, я уж не помню откуда я его посылал, видно напрасно частным образом, но там и личные письма были, — выдал в ответ смесь форумских идей, личной убежденности и чистого вранья слегка огорошенный адмиральской прозорливостью Петрович.
— Это точно, поскольку попади он ко мне, я бы Вас еще тогда приметил... Да, сколько дельных мыслей, сколько здравых идей, проектов предлагали и предлагают наши офицеры, ученые и частные изобретатели! А потом это все приходит из-за границы, с чужим патентом. А у нас как всегда — нет пророков в своем отечестве. Вот Степанов на "Енисее" погиб... Ведь умница великий! Минер от бога. Одна его голова дороже броненосца была. Я вот отписал им недавно, что кораблей такого же примерно типа как его "Енисей" минимум по четыре штуки на каждый флот надобно иметь! И катерное вооружение для них продумать. Как бы они сейчас нам во Владике пригодились! Ну, да не будем о грустном.
