— Здорово! — похвалила Канси, всё это время бежавшая рядом. — Идём домой?
По дороге домой она рассказывала о своих первых впечатлениях о Риме. И так было видно, что ей здесь интересно. Сегодня у неё собеседование, вспомнил Артём. Её пригласили воспитательницей — на такую работу всегда трудно устроиться. Слишком много желающих.
Дома Артём зашёл в её комнату — совершенно машинально, не особо раздумывая. Канси обняла его, едва дверь закрылась, и минут пять они просто стояли, прижимаясь друг к другу.
— Так гораздо лучше, — прошептала Канси. — Она уже проснулась. Будь с ней почаще сейчас, хорошо? Она никогда не скажет этого, но ей трудно, когда тебя нет рядом.
Совершенно легко и естественно получилось отпустить Канси и вернуться в свои апартаменты. Именно так их называла Марина, первоначально — в шутку. Так слово и осталось.
Первой Артёма встретила госпожа Хатори и не отошла, пока её не погладили несколько раз по спине. Кошка внимательно посмотрела ему в глаза, держа хвост трубой, и в три изящных прыжка очутилась на своём теперь кресле. Марина наблюдала за всем этим с явным удовольствием.
— Гораздо лучше, — ответила она на незаданный вопрос, когда Артём уселся рядом. — Завтрак будет через полчаса. Знаете... знаешь, мне впервые приснился приятный сон. С того момента, как я была маленькой. Я думаю, это добрый знак.
Она никогда не рассказывала о сновидениях, припомнил Артём. Интересно! И взгляд совсем другой, не пытается спрятаться где-то внутри себя самой. Раньше чуть что — отводила взгляд, прятала лицо в ладонях.
— Теперь я верю, что с головой у меня в самом деле всё в порядке, — шепнула Марина, прижимаясь к нему. — Ортем, ты не рассказал ещё об одном дне там, на Плутонии. Уже после того, как вы все вернулись с полюса. Ведь было что-то интересное, да?
Артём показал ей карту памяти. Удивительно, но для него записали карту, совместимую с проигрывателями Айура. Как такое вообще возможно? Ещё один вопрос в длинный список того, что надо, похоже, просто принять.
— Я расскажу после завтрака, — пообещал он на словах. — Ты ведь никуда не спешишь?
— Нет, Миранда меня подменяет. Я знаю, что ей непросто, но ещё один день ничего не изменит. Хочу ещё что-нибудь узнать! Так необычно — ещё одна планета, где есть люди, и находится неизвестно где!
— — -
Мы сохранили большую часть земной культуры — то, что пожелал передать Создатель, сказала Канси утром того дня, когда их команда вернулась с полярной станции. А передал он практически всё, от времён античности до последнего дня, когда он сам посетил Плутонию — перед тем, как оставить послание, и уже не возвращаться. Каждый человек — существо по природе творческое. Пусть даже подлинным творчеством занимается редко.
— Это студия, — пояснила Канси, когда открыла перед ним двери одного из зданий Талора — крупнейшего города планеты, где был и её дом. — Сюда приходит каждый, кто желает что-то записать. Неважно, что — новую книгу, или песню, или фильм.
— Фильм? Это как? — удивился Артём. Студия не пустовала. Аппаратура для записи есть во множестве её комнат, и они, как потом оказалось, пользуются популярностью.
Канси поманила его — они вошли в большое помещение. Кинотеатр, подумал Артём. Или театральная сцена. И множество сидений для зрителей — пока что пустых.
— Надень вот это, — указала она, когда Артём, следом за ней, вошёл на сцену и подошёл к тому, что издалека показалось микрофоном на стойке. На самом деле там находилось что-то вроде шлема. — Погладь его вот тут, чтобы он настроился на твою голову. Видишь инструкции?
Да. Самая занятная часть их технологий: почти вся техника умеет транслировать инструкции. Картинки, текст, звук — по выбору. Непонятно, как это делают — инструкции воспринимает только тот человек, который их запросил.
— Что теперь? — поинтересовался Артём. Немного боязно оказалось стоять на освещённой сцене перед пустым зрительным залом. Страх сцены, припомнил он. Известное такое ощущение, если верить рассказам артистов. Почувствовал себя артистом?
— Представь. Просто начинай представлять. Остальное сам поймёшь, аппарат подскажет. Если нужна подсказка, просто прикоснись вот сюда. Не бойся! Пока не захочешь, никто, кроме тебя не увидит и не услышит.
— — -
Это было как в тот день, когда он учился ездить на двухколёсном велосипеде. В какой-то момент всё получилось — взял и поехал, уже не падая, и никто его не страховал. Тут было то же самое: в какой-то момент всё начало получаться. Песня пришла на ум сама собой; с ней он несколько раз водил роту на задания — и всякий раз ощущал себя немного пиратом. Тем, что давным-давно на Земле наводили ужас на морские корабли.
Nobody saw our sails on the horizon,
Nobody heard propellers in the dawn.
Nobody smelt our coal fires were burning,
Nobody knew — under the radar we crept on...
Поначалу картинки не приходили на ум — только звук. А потом... потом пришла и картинка. И почти сразу — сюжет, история. Корабли появлялись на горизонте, бесшумно и незаметно приближаясь к берегу, и отчаянные головорезы, после опустошающего пушечного залпа, быстро подавляли всякое сопротивление...
Here we come, on the run, our coal fires are burning,
Here we come, fife and drum, propellers in the dawn.
Here we come, on the run, our coal fires are burning,
Here we come, fife and drum, under the radar we crept on! (*)
Артём и не заметил, как «прокрутил» эту песню несколько раз, и всякий раз удавалось всё точнее воссоздавать и дополнять видеоряд. Как смог, припомнил голоса, которыми пели эту песню её исполнители на далёкой во времени и пространстве Земле.
А когда опомнился, понял, что зал уже полон — все стояли, сиденья куда-то делись — и аплодировали ему. Канси стояла рядом, на сцене, и тоже аплодировала. Он оглянулся — на сцене, стена за которой стала теперь киноэкраном, замер последний кадр: капитан — тот, от имени которого песня — смотрел на брошенную к его ногам женщину — её явно доставили сюда силой, это читалось во взгляде. Получается, всё было затеяно, чтобы выкрасть её? Или нет? Поди пойми, каким затейливым путём шло воображение.
— Потрясающе! — Канси взяла его за руку. — А ещё что-нибудь? Ты можешь? Если мы тебя стесняем, мы можем уйти.
— Останься, — Артём сам не понимал, почему — напрочь исчез страх сцены. Остальные люди перестали мешать, а Канси... она и раньше не мешала. — То есть, меня не стесняют. Минутку.
...Он «записал» четыре коротких видео в тот день. На Земле их назвали бы видеоклипами. Уже потом, когда понял — всё, надо останавливаться, дать голове отдохнуть — Канси отыскала специалиста, с помощью которого Артём привёл все записанные видео в приличный вид — например, указал, когда припомнил, чьи то были песни, слова, кто исполнитель. Подправил всякие мелочи, убрал ненужные фрагменты в начале и конце, вставил титры. Удивительно умная техника, которая реагирует на мысленные команды.
— Потрясающе! — Марина просмотрела все четыре записи, несомненно — они ей очень понравились. Видно, что каждый клип произвёл на неё большое впечатление. — И кто угодно может туда прийти, и что-нибудь записать? Вот так вот просто?!
— Да. Канси сказала, немногие могут записывать так, чтобы потом многим нравилось, но человеку не так просто найти своё призвание. Почти все появляются в таких студиях.
— Я бы хотела... — Марина осеклась, и на секунду Артём увидел прежнюю Марину — ту, ещё неграмотную, которая отчаянно боялась ошибиться. — Я бы очень хотела попробовать сама. Не видео, музыку. Песню, — пояснила она, улыбаясь. — Мама их много знала.
— Я спрошу. Думаю, это можно устроить.
— Спасибо! — Марина обняла его. — Останься со мной. Сегодня ты мой. Можно? Тебе ещё отчёт писать, но напиши его здесь, ладно? — И забрала у него пульт проигрывателя. — Можно?
...Вновь и вновь она смотрела те видео — ни ей не надоело за множество повторов, ни Артёму. А тому казалось, что всякий раз он видит в «клипах» что-то новое, ранее не замеченное. Очень странно. Как они всё-таки это делают? И что будет, если, простите, несколько не о том подумаешь?
— — -
— Ой, испугался! — рассмеялась Канси. — Давай, угадаю: что, если ты во время записи подумаешь о чём-то не очень приличном. Так?
— Примерно. — Приличном или нет, главное — о чём-то неуместном.
— Там есть всегда такая синяя кнопка. Можешь сразу нажать — и никто ничего не увидит из «синего», пока сам не откроешь. Что, было такое, да? Думал о чём-то неприличном?
— Нет. — Артём и не думал, что говорить правду действительно легко и приятно. — Но мало ли что в голову придёт. Что-нибудь постороннее.
Канси рассмеялась и прижала его к себе.
— Всё-таки думал. Всё, не буду больше дразнить. Это нормально, мы же люди. Многие сразу включают синий режим — иногда о чём-то очень личном думаешь. О чём-то таком, что не всем захочешь рассказать. А потом уже, когда монтируешь, можешь отключить — или стереть, сам решишь.
— Фантастика, — заключил Артём. — Представляю, что подобное сделало бы там, в том времени, которое я помню.
...Да, действительно. Если студия позволяет сколь угодно точно воссоздавать то, что человек непосредственно представляет — это очень сильно повлияло бы на некоторые виды индустрии развлечений. Ведь здесь можно сохранять — например, образы персонажей, чтобы потом использовать повторно. Можно писать композиции вместе — затейливо, по словам Канси, требует опыта совместной работы, чтобы получалось нечто единое — но можно. Вот это действительно прорыв, подумал Артём. Не синтезаторы одних веществ из других, не космические технологии, не оружие. Вот это. Писателям это тоже очень удобно, заметила Канси. Можно писать с той скоростью, с которой способен думать, не тратить время на то, чтобы руки восприняли эти команды и как-то напечатали или записали мысли. Впрочем, каждый творит, как желает. Есть такие, кто по-прежнему пишут гусиным пером.
— Что такое «Акатуй»? — поинтересовалась Канси после того, как Артём немного пришёл в себя после «сеансов записи» — у неё дома, вдали от новых поклонников. — Во второй композиции есть слова «Долго скитался в горах Акатуя».
— Видимо, место каторги, — пришлось тут же пояснить, что такое каторга. Ну да, откуда пятнадцать или сколько там прошло столетий спустя помнить, что было такое явление — каторга.
— Минутку! — Канси убежала в другую комнату, и закрыла за собой дверь. Давай договоримся, сказала она в первую их ночь знакомства. Если я ушла, и дверь за собой закрыла — стучишься, прежде чем войти, и ждёшь ответа. Если я не захочу открывать, я скажу. Или сама выйду. Так и сейчас: если закрыла за собой дверь — значит, хочет что-то сделать без свидетелей. Простая и удобная договорённость.
Через три примерно минуты Канси вернулась, и прочитала краткую лекцию о том, что такое Акатуй — река близ Байкала. Артём слушал, ему становилось не по себе — откуда она узнала?! Хотя глупый вопрос, у каждого жителя Плутонии есть доступ к информаторию. Простой и удобный интерфейс ко всему, что успел привезти с Земли их Создатель — и то, что они сами туда добавили.
Обалдеть!
— С ума сойти, — искренне признал Артём, и Канси долю секунды недоумённо смотрела на него, потом рассмеялась.
— Я забыла, на каком языке ты говоришь. Я прочитала, что это было местом каторги. Но мне это мало что говорит. Можешь подробнее рассказать, своими словами, что такое каторга?
Артём рассказал. С поправкой на то, что и сам он лет на двести минимум вперёд того момента, когда каторга была обычным наказанием за многие преступления.
— — -
Марина покачала головой. Видеоролик про каторжника-беглеца, переплывающего огромное озеро в бочке, произвёл на неё большое впечатление.
— Подумать только, мы столько не знаем про Землю! Расскажи ещё!
И Артём вновь начал рассказ. Примерно тот же, что услышали несколько дней назад старейшины Плутонии. «Администрация», как сказала Канси. У нас нет власти в привычном тебе понимании. У нас каждый может оказать первую помощь, помочь, если вдруг что случится. Каждый поможет, если кто-то вдруг будет нарушать общепринятые законы. Каждый возьмёт оружие и будет защищать свою — нашу — землю, если потребуется. Каждый придёт на помощь любому другому. Нам такие вещи объяснять не нужно: мы помним, почему мы выжили тогда, в войне с нечистью. Выжили только потому, что держались вместе. А для тех, кто родился позже, есть множество записанных свидетельств, и рассказы тех, кто застал войну. Поверь, если ты человек, по-настоящему, тебе не потребуется никаких больше причин вести себя именно так. Конечно, ты можешь думать по-другому, и я уважаю твоё мнение, даже если никогда с ним не соглашусь...
Вот и скажи, что ей двадцать четыре. Иной раз Артёму казалось, что он говорит с человеком мудрым и обременённым многими годами — при том, что, по словам её матери, до встречи с Артёмом Канси была вспыльчивой, обидчивой и скорой на расправу, чуть что не по ней. Только с детьми и вела себя так, как ожидается от учителя. Что вы с ней сделали, Ортем? Когда мужчина и женщина находят друг друга, они, конечно же, меняются — приручение действует в обе стороны — но никогда я не видела, чтобы в одну ночь человек мог так измениться. И я очень этому рада...
— Ты думаешь о ней, — заключила Марина и приложила кончики пальцев к губам Артёма. — Не спорь. И не пытайся обманывать. Я думала, что скажу ей всяких гадостей, прикажу поселиться в другом конце города, и приходить только, когда у меня будет хорошее настроение. Но мы с ней теперь — настоящие подруги. Я это чувствую. Она помогает мне по хозяйству, сама сразу же предложила. И ничего взамен не просит, даже не намекает. У нас все, ты заметил, хотя бы намекают — пусть даже вежливо и в рамках приличий. Принято. Если на их планете все такие, это чудесное место, ничуть не хуже Рима...
Оглянуться не успел, как подкрался вечер. Вроде бы и провёл почти весь день с Мариной, а смотри-ка — она точно без дела не сидела. Видимо, звонила, это можно делать не открывая рта — внизу, в доме, дела исправно делались, хозяйство не брошено, пусть даже в надёжные руки Миранды. У Марины и впрямь хорошее чутьё на то, что пользуется спросом — собрала в доме Артёма мастеров и мастериц, обеспечила им возможность работы... замечательно!
Звонок сэра Арчибальда Ливси застал Артёма врасплох.
— Сэр Ортем? Не отвлёк? Если возможно, приезжайте на Капитолийскую площадь, третий дом.
— Уже собираюсь. Что случилось?
— Неприятности с Канси. Нет-нет, с ней самой ничего не случилось. Поторопитесь, пожалуйста.
— Езжай, — Марина обняла его. — Не рассказывай мне сейчас. Потом, когда со всем разберёшься, расскажешь.
