Кеира, в свою очередь, вновь интересовало, как я умудрилась обчистить герцога Стиньеде. Пресветлые Небеса, я же все ему уже рассказывала! Что, неужто все по-новой повторять? Никуда не денешься, придется...
К концу моего долгого повествования, которое я специально делала как можно более скучным, в коридоре послышался шум. Судя по тому, как чуть удивленно посмотрел на дверь дознаватель, к тому, что их во время допроса могут отвлекать, здесь не привыкли. Кто-то в коридоре шумел, причем кричал все сильнее, и не думал понижать свой пронзительный голос, который чуть ли не ввинчивался в уши. Еще через миг дверь распахнулась, и в комнату вбежал невысокий человечек, почти карлик. Ростом он не дотягивал мне даже до плеча, но шумел за троих, причем и не думал успокаиваться, а заводился все сильнее. Правда, я не понимала ни слова из его пронзительных воплей: судя по всему, он не знал языка нашей страны, и кричал на своем, которого я, увы, не знала. Страшненькое смуглое лицо с выпученными черными глазами, кожа, изрытая оспинами, непропорционально короткие ноги, но очень длинные руки... Не полный урод, конечно, но красотой обделен весьма заметно. Судя по внешности — уроженец одной из южных стран, и возраст его трудно определить. Бывает же у людей такое лицо: ему можно дать и двадцать пять лет, и шестьдесят пять. Но почему он так кричит, и отчего ему это позволяют? Странно: отчего ему можно кричать в присутствии начальника тайной стражи, отчего ему разрешили войти в кабинет во время допроса?.. Странно. Вон, оба дознавателя помалкивают, хотя, кажется, без разговоров должны были выставить человечка из комнаты. Или стражу позвать, чтоб она вмешалась и выставила этого расшумевшегося буяна. Вояр так и сидит с отсутствующим видом. Кеир, правда, открыл было рот, но тут же снова благоразумно закрыл его, не произнеся ни слова. Да кто же это, интересно, такой, раз в его присутствии предпочитает помалкивать даже могущественный глава тайной стражи?
Человечек о чем-то визгливо спросил у Кеира, и тот в ответ согласно кивнул головой, покосившись при этом в мою сторону. Этого хватило для того, чтоб вошедший затопал ногами, и, то и дело срываясь на пронзительный визг, стал орать на меня. Вошедший вместе с ним человек с такой же смуглой кожей, как у коротышки, равнодушно переводил его слова. Однако голос вошедшего достиг таких высот, что у дословно переводящего его переводчика я улавливала лишь отдельные слова:
— Ты, корова тупая...да как у тебя хватило ума... в твоей безмозглой башке... да ясно, что там никогда ничего и не было.... руки бы тебе поотрывать... идиотка... ворона бестолковая... да ты... куда смотрела... только в навозе копаться... своими косыми граблями... сам бы пришиб...да кто тебе позволил... тупой баран бы сообразил... в тухлом арбузе ума больше... ты бы еще им гвозди заколачивать стала... хоть бы что-нибудь понимала...
Оторопев от подобного натиска, я растерянно посмотрела на дознавателей. Но те благоразумно помалкивали, не произнося ни звука, лишь у Кеира при взгляде на меня в улыбке появилось легкое ехидство. Посмотрю, мол, как выкрутишься!
— Да кто вы такой? И по какому праву кричите? — я перебила на полуслове вопли коротышки. — Я никак не понимаю — в чем дело?
От моего простого вопроса человечек ненадолго потерял дар речи. Пока он на глазах наливался краской, от злости хватая ртом воздух, заговорил Кеир.
— Думаю, вам стоит познакомиться. Это Тайсс — Лен, придворный ювелир принца Харнлонгра. Именно он изготовил те восхитительные ожерелья для дочери Правителя, которые нам пришлось разыскивать. А эту женщину звать Лиана и она...
Но больше Кеир ничего не успел сказать. Человечек взвыл так, что у меня на секунду заложило уши, а затем затарахтел с такой скоростью, что переводчик не успевал переводить за ним все, что тот желал мне высказать
— Дурная башка... меня знают на всех королевских дворах... мое имя... мои работы... неудивительно, что... ты, гусыня без мозгов... как могла... я не для того сижу над работой день и ночь, чтоб... столько трудов... какая — то приблудная дура, ничего не понимающая в искусстве... кто тебе позволил... своими корявыми лапами... не способна отличить пустую стекляшку от того, что вываливается из — под хвоста мартышки... да не лиана это, а веревка, на которой мне от всего произошедшего впору удавиться... сам бы убил... одни бездари кругом... последняя дура — и та в состоянии понять своим скудным умишком... до тупой ослицы дошло бы куда быстрей... у каменного изваяния башка куда умней...
Но я его не слушала. Так этот нелепый визгливый человечек и есть тот дивный мастер, который творит волшебные, неповторимые в своей красоте изделия?! Я, если честно, представляла его красивым старцем с вдохновленным взглядом и убеленного благородными сединами. Да-а, никакого сходства с мысленно нарисованным портретом... Но, Великие Небеса, разве это имеет хоть какое-то значение? Передо мной был великий мастер, человек, наделенный потрясающим талантом, а он имеет право вести себя так, как сочтет нужным, и никто ему в том не указ. Такому человеку можно и нужно прощать все. Понимаю теперь, почему дознаватели помалкивают. Впрочем, у них в этом может быть свой интерес...
— Господин Тайсс — Лен, — срывающимся от волнения голосом заговорила я, — даже находится рядом с вами для меня — великая честь, память о которой о которой я навек сохраню в своем сердце! Не знаю, когда и кому из счастливцев в будущем Высокое Небо подарит хоть крохотную часть вашего таланта, но и при той полученной малости этот человек будет недосягаем доставшемся ему мастерством для любого из своих товарищей по цеху. Я видела ожерелья, изготовленные вашими руками. Поверьте: вряд ли кто из ныне живущих ювелиров, или из тех, кто овладеет этим мастерством в будущем, сумеет хоть отдаленно приблизиться к этому совершенству! Они — неповторимы и потрясающи в своей небесной красоте!..
Не знаю, слушал ли мастер, что я ему сказала, но после моих слов он зашумел еще громче:
— Одни пустые слова... глупые оправдания... ты что... сломала... за такое... убить мало...
— Что? — ахнула я. — Вы хотите сказать, что я повредила одно из ваших ожерелий?!
— Наконец-то дошло до пустой башки.... так и есть... все мимо ушей пропускает... я тебе, безголовой, талдычу об этом битый час... слон меньше бед причинит, если на том ожерелье потопчется... веточка справа... жемчуг... руки бы тебе выдрать... впервые в моей жизни... такое оскорбление... неуважение к моему труду... немыслимое хамство... все равно что меня убить... макака пустоголовая...
Веточка... Значит, речь идет о жемчужном ожерелье, предназначенном для помолвки... Высокие Небеса, не допусти того, чтоб по моей вине был нанесен ущерб этой красоте! Такого я себе никогда не прощу! Оно было не сделано, а именно сотворено в виде цветущей ветви жасмина. Не знаю, как мастер сумел этого добиться, но ветка была как живая, а некоторые крохотные нераскрытые жемчужные бутончики и листья даже чуть подрагивали, будто под легким ветерком, если ожерелье брали в руки. А какой изумительный жемчуг был пущен на изготовление этого сказочного видения! Одни жемчужины были удивительного матово — белоснежного цвета, а другие — с едва заметным восхитительным, чуть необычным, зеленоватым отливом... То простое ожерелье из речного жемчуга, что в свое время подарил мне Вольгастр, в сравнении с этим изумительными морскими жемчужинами, выглядело как грубый булыжник... Да пропади ты пропадом, Вольгастр, вечно вспоминаешься не ко времени! Не до тебя сейчас...
— О, Великие Небеса! — от моего лица отхлынула кровь. — Нет! Неужели я сделала что-то такое, отчего...
— Нет!!! Ты еще наберись наглости и скажи, что всюду носила ожерелье на пуховой подушке!!! Я подозреваю, что по нему пробежалось стадо орангутангов в брачный период!!! Ты его что, среди кучи гвоздей держала?!
— Я... я... в общем, я положила ожерелья вместе со всеми драгоценностями... В общую кучу...
Мастер в бешенстве затопал ногами, и ударил по столу Кеира кулаком с такой силой, что едва его не проломил.
— Да кто тебе... это же произведение искусства... гусыня тупоумная... общеизвестно, что все бабы дуры, но ты из них самая.... да я... а ты... для каждой из своих работ... уникальные футляры... специально подбираю особую ткань, подчеркивающую красоту и не ранящую камни, а ты... похоже, мне радоваться надо уже тому, что ты их в свинарник не засунула... впервые встречаюсь с такой законченной идиоткой... да за что мне Великий Ниомор послал такое испытание... чем я его так оскорбил... одни ослы вокруг... встретить такую глупую индюшку... так обращаться с... тебя за одно это убить мало...
— Мастер, простите меня — совсем по-детски вырвалось у меня. — Я, право, не хотела ничего дурного... Тем более я не могла даже помыслить о том, чтоб повредить эти изделия сказочной красоты! Просто так сложились обстоятельства... А поправить то, что я повредила, можно?
От моих слов Тайсс — Лен подскочил на месте, затем подбежал ко мне:
— У меня... от бабского кретинизма... глупость неимоверная... это тебе что, две жерди связать между собой... клуша тупоумная... ничего не понимаешь... все больше поражаюсь людскому идиотизму... худший день в моей жизни... последний золотарь в искусстве понимает больше, чем эта...
Видимо, не будучи сдерживаться, мастер схватил меня за плечи и затряс с такой силой, что у меня клацнули зубы. Нужно сказать, сил у него хватало на троих... Его лицо оказалось совсем близко от моего.... Злые черные глаза в сеточках мелких морщин... В этих глазах было обида человека, которому нанесли удар по самому больному. А кожа у него, хотя и смуглая, но с нездоровым светлым оттенком. Такая бывает у человека, который очень мало бывает на солнце, и почти все время проводит если не взаперти, то в закрытом помещении. И вдобавок он немного горбится — это мне знакомо. Подобное происходит, если постоянно сидишь, согнувшись за столом. Да еще и глаза немного прищуривает — тоже, видно, зрение над работой посадил... Бедный, понимаю его... Я невольно скосила свои глаза на кисти рук мастера, грубо сжавшие мои плечи. Очень длинные тонкие пальцы, чем-то похожие на паучьи лапы, покрытые многочисленными следами ожогов, порезов, ссадин... Руки человека, который очень много и тяжело работает, не щадя сил и здоровья. Помнится, Дан мне пояснил, отчего в жемчужном ожерелье подрагивают некоторые листья и лепестки цветов. Оказывается, многие из них сидят на крохотных, почти незаметных глазу золотых пружинках. Я тогда была потрясена как кропотливостью труда, так и тем, сколько же времени мастеру надо было затратить, создавая все это чудо! Но конечный результат — жемчужное ожерелье, потрясал своей неземной красотой! И все это сделали эти руки, на первый взгляд смешные и нелепые...
И еще одно я поняла: этот человек вовсе не злой. Просто он относится к тем изделиям, вышедшим из-под его рук, как к своим детям, и принимает как свою боль любые, даже самые мелкие изъяны, нанесенные им чьей-то грубой рукой.
Не в силах сдержаться, я прижалась своей щекой к его пальцам, по-прежнему цепко державшим меня за плечо. Тонкие косточки, обтянутые кожей...
— Мастер, я не знаю, какими словами вымолить у вас прощение. Здесь бесполезны любые слова! Моя вина безмерна... Я и сама отныне буду жить с постоянным ощущением вины за то, что сделала с тем потрясающим произведением искусства, что вышло из этих рук, подаренных вам Пресветлыми Небесами. И я согласна со всем тем, что вы только что сказали обо мне. В мире существует нечто такое, чего нельзя простить. И то, что я повредила вещь сказочной красоты, выполненной вашими руками — это также не поддается никакому оправданию. На свете много мастеров, но такой, как вы, рождается раз в тысячу лет, и люди должны быть благодарны Высоким Небесам уже только за одну возможность увидеть вас воочию. Хотя я этого и не заслуживаю, но вы почтили меня своим присутствием, и я буду помнить об этом событии всю мою оставшуюся жизнь...
Внезапно покрасневший Тайсс — Лен несколько секунд молча смотрел на меня, не находя, очевидно, достойных слов для ответа. Затем он зло фыркнул, выдернул руку, резко отвернулся, и пошел к дверям. Уже стоя на пороге, мастер вновь повернулся ко мне, выпалил длинную тираду, после чего выскочил из допросной, оглушительно хлопнув дверью. Переводчик задержался чуть дольше, и то лишь для того, чтоб сказать мне с едва заметной ободряющей улыбкой:
— Господин сказал, что если он еще поговорит с вами хоть пару минут, то навсегда оглохнет и навек сдуреет от услышанных здесь бабских глупостей, а если в дальнейшем его вновь постигнет такое несчастье — вновь встретить вас, то это будет самый несчастливый день в его и без того нелегкой жизни. Он заранее сочувствует тем мужчинам, которым хоть когда-либо придется столкнуться с вами на жизненном пути. Ну, при этом господин добавил еще кое-что, о чем незамужней женщине знать не следует...
Когда же закрылась дверь и за переводчиком, Кеир сказал, обращаясь к главе тайной службы, который за все это время не издал ни звука:
— Ну, что-то он сегодня на удивление быстро утихомирился! Я, если честно, рассчитывал, что наш буян будет выпускать пар не менее часа! Даже прикидывал, что он сегодня сломает под горячую руку... Похоже что вы, Лия, его здорово смутили!
— Скажите, а вы видели это ожерелье? — ни о чем другом я сейчас думать не могла. — Я его действительно так сильно повредила?
— Не знаю, — пожал плечами Кеир, — лично я ничего страшного не заметил. Меня куда больше интересуют ответы на другие вопросы. На те, которые я вам задам. Например...
— Да не стал бы мастер так ругаться, если бы там все было в порядке! Значит, я сделала что-то страшное с этим украшением, такое, что произнести нельзя! Он сказал — веточка справа погнута...
— Я бы на вашем месте куда больше беспокоился не о погнутой веточке на чужом ожерелье, а о собственных делах, которые тоже далеко не блестящи.
— Да при чем здесь мои дела!? Вы его, это ожерелье, воочию видели? Я в этом сомневаюсь! Если бы вы своими глазами видели эту красоту, то не говорили так спокойно о том, что этому совершенству можно нанести хоть какой-то изъян!
— Я видел. Мое мнение: очень красивое и очень дорогое украшение. Но сейчас речь не о нем. Поговорим о вас...
— Да мне не до ваших вопросов! Неужели вы сами не понимаете? Если я действительно так сильно повредила ожерелье, как сказал мастер...
— Хватит кудахтать! — оборвал меня уже Вояр все тем же спокойным, но на этот раз властным голосом. — Если тебя интересует мое мнение, то ничего особенного там не случилось! Видел я это ожерелье, которое тебя так волнует. Второе, впрочем, тоже имел счастье увидеть. Так же, как и малую корону. И даже сам в руках держал все эти вещи. На мой взгляд, там все в порядке. Если что и погнуто, то я этого не заметил. Мастер, конечно, свою работу куда лучше меня знает, но, по моему мнению, если какое повреждение и есть, то оно очень незначительно. Там, в этом ожерелье, мастером сделаны такие интересные переплетения, что, думаю, не каждый ювелир обратит внимание на эту будто бы погнутую веточку. А уж тем более невероятно, чтоб это заметил сторонний человек. К тому же, уверен, Тайсс — Лен давно уже исправил то, что, по его мнению, было повреждено.
