— Узнаешь? — спросил Кабзал.
Узор казался знакомым.
— Мне кажется, я это где-то видела.
— Это Холинар, — сказал он. — Столица Алеткара, вид сверху. Видишь вершины здесь и гребни здесь? Она построена на каменном основании, которое уже было. — Он перевернул страницу. А это Веденар, столица Джа Кеведа. — Узор из шестиугольников. — Акинах. — Круги. — Тайлен Сити. — Узор из четырехконечных звезд.
— И что это означает?
— Доказательство того, что за всем стоит Всемогущий. Ты можешь видеть его здесь, в этих городах. Ты видишь симметрию?
— Города построены людьми, Кабзал. Они добивались симметрии, потому что она священна.
— Да, но в каждом случае они строили на существующем каменном основании.
— Это ничего не значит, — сказала Шаллан. — Я верю во Всемогущего, но не уверена, является ли это доказательством. Ветер и вода могут сотворить симметрию; ты можешь увидеть ее повсюду. Люди выбрали области, которые уже были грубо симметричны, потом так спроектировали города, чтобы компенсировать любые ошибки природы.
Он повернулся к своей корзине и начал копаться в ней. И — из всех вещей — выбрал металлическую тарелку. Она открыла рот, чтобы спросить, но он опять поднял палец вверх и поставил тарелку на маленькое деревянное основание, на несколько дюймов возвышавшееся над столом.
Кабзал посыпал белым рассыпчатым песком металлическое дно тарелки, полностью покрыв его. Потом достал смычок, похожий на те, которыми водят по струнам скрипки.
— Ты хорошо подготовился к демонстрации, — заметила Шаллан. — Ты действительно хотел показать это Джаснах.
Он улыбнулся, потом провел смычком по краю металлической тарелки, заставив ее задрожать. Песчинки запрыгали, как крошечные насекомые, опущенные на что-то горячее.
— Это, — сказал он, — называется киматика. Изучение узоров, которые получаются при взаимодействии звука с физической средой.
Он снова провел смычком, и блюдо стало издавать почти чистую ноту. Этого оказалось достаточно, чтобы привлечь один спрен музыки, который на мгновение покрутился в воздухе над ним и исчез. Кабзал закончил и жестом указал на блюдо, которое расцвело.
— Что..? — спросила Шаллан.
— Холинар, — сказал он, открыв книгу на нужном рисунке для сравнения.
Шаллан вздернула голову. Узор из песка выглядел в точности как Холинар.
Он насыпал на тарелку еще песка и провел смычком в другой точке; песок перестроился.
— Веденар, — сказал он.
Она опять сравнила. Точное совпадение.
— Тайлен Сити, — сказал он, повторив процесс в новой точке. — Он тщательно выбрал еще одну точку и провел смычком в последний раз. — Акинах. Шаллан, доказательство существования Всемогущего — города, в которых мы живем. Посмотри на совершенную симметрию!
Ей пришлось согласиться, что в этих узорах есть что-то неотразимое.
— Это может быть ложная взаимосвязь. Два процесса вызывают одинаковые результаты.
— Да, по одной причине. Всемогущий, — сказал он, садясь. — Наш язык очень симметричен. Посмотри на глифы — каждый идеально складывается посредине. И алфавит. Сложи текст вдоль любой линии, и ты обнаружишь полную симметрию. Конечно, ты знаешь рассказ о том, что все глифы и буквы пришли от Певцов Зари?
— Да.
— Посмотри на имена, Шаллан. Поправь одну букву, и получишь идеальное имя для светлоглазой женщины. Не слишком священно, но очень близко. А возьми первоначальные имена для Серебряных Королевств. Алетела. Валав. Син Как Нис. Совершенно. Симметрично.
Он потянулся вперед и взял ее руку.
— Он здесь, среди нас. Не забывай это, Шаллан, и неважно, что она говорит.
— Не забуду, — сказала она, только сейчас сообразив, куда он привел разговор. Он сказал, что верит ей, но все равно пришел со своими доказательствами. Трогательно и неприятно одновременно. Она не любила высокомерие. Но можно ли обвинять ардента за проповедь?
Внезапно Кабзал посмотрел вверх и отпустил ее руку.
— Я слышу шаги.
Кабзал встал, и Шаллан повернулась к Джаснах, вошедшей в альков; идущий следом паршмен тащил корзину с книгами. Джаснах не выказала удивления, увидев ардента.
— Прощу прощения, Ваша Светлость, — сказала Шаллан, вставая. — Он...
— Ты не в тюрьме, дитя, — резко прервала ее Джаснах. — Ты можешь принимать посетителей. Но тщательно проверяй свою кожу — нет ли на ней отметин от зубов. Эти типы имеют привычку затаскивать свои жертвы в море.
Кабзал покраснел. Потом стал собирать свои вещи.
Джаснах махнула рукой паршмену, тот поставил ее книги на стол.
— Может ли твоя тарелка воспроизвести киматический узор Уритиру, священник? Или только узоры четырех основных городов?
Кабзал поглядел на нее, очевидно пораженный тем, что она в точности знает, для чего он использовал блюдо. Он взял свою книгу.
— Уритиру — только легенда.
— Странно. Обычно считают, что ваш брат ардент привык верить в легенды.
Он покраснел еще больше. Быстро собрал вещи, коротко кивнул Шаллан и вылетел из комнаты.
— Прошу прощения, Ваша Светлость, — сказала Шаллан, — это было очень грубо.
— Я горжусь таким взрывом неучтивости, — сказала Джаснах. — Я уверена, что он слышал, какова я собою. Я хотела, чтобы он получил то, что заслужил.
— Вы не ведете себя так с другими ардентами Паланиума.
— Другие арденты не пытаются настроить мою подопечную против меня.
— Он не... — Шаллан умолкла. — Он заботится о моей душе.
— Он еще не просил тебя украсть мой Преобразователь?
Шаллан как обухом по голове хватили. Рука метнулась к мешочку на поясе. Неужели Джаснах знает?
Нет, сказала она себе. Нет, слушай вопрос.
— Нет, не просил.
— В конце концов попросит, — сказала Джаснах, открывая книгу. — Я уже имела дела с такими людьми. — Она посмотрела на Шаллан, выражение ее лица смягчилось. — Ты ему не интересна. С любой стороны. И речь идет не о твоей душе. О моей.
— Вам не кажется, Ваша Светлость, — сказала Шаллан, — что в вас есть что-то самонадеянное?
— Только если я ошибаюсь, дитя, — рассеянно сказала Джаснах, поворачиваясь к своей книге. — А это бывает крайне редко.
Глава тридцать четвертая
Стена Шторма
Я шел из Абамабара в Уритиру.
Эта цитата из Восьмой Притчи "Пути Королей" противоречит Варале и Симбиану, которые оба утверждают, что в город нельзя дойти пешком. Возможно, дорога была все-таки построена, или Нохадон выразился метафорически.
Мостовики не обязаны выживать...
В голове один туман. Он знал только, что ему плохо; больше ничего. Как если бы голову отделили от тела и долго били ею по стенам и потолку.
— Каладин, — прошептал озабоченный голос. — Каладин, пожалуйста. Пожалуйста, не умирай.
Мостовики не обязаны выживать... Почему эти слова его так волнуют? Он вспомнил, что, используя мост как щит, сорвал атаку армии.
Отец Штормов, подумал он. Я — идиот.
— Каладин?
Голос Сил. Он рискнул открыть глаза и увидел перевернутый вверх тормашками мир — небо простиралось под ним, знакомый склад леса висел над головой.
Нет. Это он вверх ногами. Висит на стене барака Четвертого Моста, здания, созданного Преобразователями, — пятнадцать футов в высоту, слегка скошенная крыша. Щиколотки Каладина были связаны веревкой, которую — в свою очередь — привязали к кольцу, вделанному в покатую крышу. Он уже видел, как такое делали с другими мостовиками. Один убил кого-то в лагере; другой пытался бежать в пятый раз.
Он висел лицом на восток, спина упиралась в стену. Руки свободны, он почти касался ими земли. Он опять застонал, болело везде.
Как и учил его отец, он потыкал пальцем в бок, проверяя, нет ли сломанных ребер. И поморщился, когда обнаружил несколько чувствительных, по меньшей мере треснувших. А скорее всего, сломанных. И плечо тоже болело, так что, похоже, ключица сломана. Один глаз заплыл. Время покажет, не получил ли он серьезные внутренние повреждения.
Он потер лицо, на землю полетели хлопья засохшей крови. Рана на лбу, окровавленный нос, раздробленные губы. Сил приземлилась на его груди, поставила ноги на грудную кость, сцепила руки перед собой.
— Каладин?
— Я жив, — пробормотал он, слова с трудом вышли из распухших губ. — Что случилось?
— Тебя избили эти солдаты, — сказала она, на глазах став меньше. — Я им отомстила. Заставила одного из них три раза споткнуться. — Она выглядела озабоченной.
Он обнаружил, что улыбается. Сколько времени человек может провисеть вот так, когда вся кровь течет к голове?
— Было много крика, — тихо сказала Сил. — Я думаю, нескольких человек наказали. Этого солдата, Ламарила, его...
— Что?
— Его убили, — еще тише сказала Сил. — Кронпринц Садеас сделал это лично, когда армия возвращалась с плато. Он что-то сказал об огромной ответственности, которая падает на светлоглазых. А Ламарил кричал, что ни в чем не виноват и это дело рук Газа.
Каладин ухмыльнулся.
— Он не должен был избивать меня до потери сознания. А Газ?
— Его оставили в прежней должности. Не знаю почему.
— Ответственность. В случае катастрофы вроде этой ответственность должны брать на себя светлоглазые. Если им выгодно, они любят делать вид, что подчиняются старым заповедям вроде этой. Почему я еще жив?
— Он говорил что-то о примере, — сказала Сил, охватывая себя полупрозрачными руками. — Каладин, мне холодно.
— Ты можешь чувствовать температуру? — сказал Каладин сквозь кашель.
— Обычно нет. Но сейчас да. Я не понимаю. Я... мне это не нравится.
— Все будет в порядке.
— Ты не должен врать.
— Иногда нужно соврать, Сил.
— Сейчас один из таких случаев?
Каладин поморщился, пытаясь заставить себя сосредоточиться и позабыть о ранах и давлении на голову. Не получилось.
— Да, — прошептал он.
— Мне кажется, я поняла.
— Значит, — сказал Каладин, откидывая голову назад и темечком касаясь стены, — меня осудили на сверхшторм. Они разрешили убить меня шторму.
Сейчас Каладин открыт ветрам и всему, что они несут с собой. Если быть осторожным и делать то, что нужно, можно выжить в сверхшторм даже находясь снаружи, но это тяжелое испытание. Несколько раз Каладину удалось пережить его, скорчившись за подветренной стороной каменной скалы. Но висеть на стене головой вниз, лицом к сверхшторму? Его разрежет на куски и разобьет об камни.
— Я сейчас вернусь, — сказала Сил и спрыгнула с его груди, превратившись в падающий камень. Около земли она превратилась в несомые ветром листья, изогнулась и улетела. Склад был пуст. Каладин мог чувствовать свежий холодный воздух, земля оживала перед сверхштормом. Затишье, так его называли: ветра еще нет, холодный воздух, давление упало, влажность поднимается.
Через несколько секунд из-за стены высунулась голова Камня, на его плече сидела Сил. Он осторожно подошел к Каладину, за ним нервничающий Тефт. Потом появился Моаш; несмотря на все его недоверие к Каладину, он выглядел не менее озабоченным, чем остальные двое.
— Лордишка, — сказал он. — Ты очнулся?
— Оклемался, — каркнул Каладин. — Как люди? Все вернулись после сражения?
— Все наши в порядке, — сказал Тефт, почесывая бороду. — Но сражение проиграно. Катастрофа. Погибло больше двухсот мостовиков. Тех, кто выжил, едва хватило, чтобы принести обратно одиннадцать мостов.
Двести человек, подумал Каладин. Моя вина. Я защитил своих за счет других. Поторопился.
Мостовики не обязаны выживать. Что в этой фразе такого?
Ламарила уже не спросишь. Впрочем, он получил то, что заслужил. Если бы Каладину дали выбирать, все бы светлоглазые так кончили, включая короля.
— Мы пришли к тебе, — начал Камень. — От всех людей. Большинство не вышло. Сверхшторм идет и...
— Все в порядке, — прошептал Каладин.
Тефт ткнул Камня локтем.
— Давай, говори.
— Ну вот. Мы тебя будем помнить. Четвертый Мост, мы не вернемся к тому, что было. Может быть, мы все помрем, но покажем новеньким. Костер по вечерам. Смех. Жизнь. Сохраним традицию. Ради тебя. — Камень и Тефт знали о черном васильке. Они могли добывать дополнительные деньги для того, чтобы оплатить еду.
— Ты сделал это для нас, — вмешался Моаш. — Мы бы умерли на том поле. Как люди из других бригад. А так мы потеряем только одного.
— То, что они делают, неправильно, — сердито сказал Тефт. — Мы можем перерезать веревку...
— Нет, — прошептал Каладин. — Тогда они подвесят вас.
Три человека посмотрели друг на друга. Похоже, они пришли к тому же заключению.
— Что сказал Садеас? — спросил Каладин. — Обо мне?
— Дескать, он понимает, что мостовики хотят сохранить свою жизнь, — сказал Тефт, — даже за счет других. Он назвал тебя эгоистом и трусом, от которого можно было ожидать всего, чего угодно.
— Он сказал, что предоставит суд над тобой Отцу Штормов, — сказал Моаш. — Джезере, королю Герольдов. Он сказал, что если ты заслужил жизнь, ты ее получишь... — Он умолк. Он, как и другие, знает, что незащищенный человек не может пережить сверхшторм.
— Я хочу, чтобы вы трое сделали кое-что для меня, — сказал Каладин и закрыл глаза, заливаемые кровью, бежавшей из разбитых губ.
— Все, Каладин, — сказал Камень.
— Я хочу, чтобы вы все трое вернулись в барак и сказали людям выйти после шторма. Скажите им, чтобы они увидели меня, связанного. Скажите им, что я открою глаза и посмотрю на них. Скажите им, что я выживу.
Трое мостовиков молчали.
— Да, конечно, Каладин, — наконец сказал Тефт. — Мы скажем.
— Скажите им, — продолжал Каладин более твердым голосом, — что ничто не кончено. Скажите им, я выбрал жизнь, и — клянусь Бездной! — никакой Садеас ее у меня не заберет.
Камень улыбнулся одной из своих широких улыбок.
— Клянусь Ули'теканаки, Каладин. Я почти верю, что ты справишься.
— Вот, — сказал Тефт. — На счастье.
Каладин взял предмет слабой окровавленной рукой. Сфера, полная небесная марка. Тусклая, Штормсвет покинул ее.
В шторм носи с собой сферу, гласила старая мудрость, и по меньшей мере у тебя будет свет, радующий глаз.
— Это все, что мы смогли спасти из твоего мешочка, — сказал Тефт. — Газ и Ламарил забрали остальное. Мы жаловались, но что мы могли сделать?
— Спасибо, — сказал Каладин.
Моаш и Камень вернулись в барак, в безопасность. Сил слетела с плеча Камня и осталась с Каладином. Тефт медлил, как если бы собирался провести шторм с Каладином. Но, наконец, покачал головой и, что-то бормоча, присоединился к другим. Каладину показалось, что Тефт ругал себя за трусость.
Дверь барака захлопнулась. Каладин крепко охватил пальцами гладкую стеклянную сферу. Небо потемнело, и не потому что село солнце. Надвигалась тьма. Сверхшторм.
Сил подошла к краю стены, уселась на него и посмотрела на Каладина, ее крошечное личико помрачнело.
— Ты сказал, что выживешь. А что случится, если нет?
В голове Каладина пульсировала боль.
— Моя мать пришла бы в ужас, если бы узнала, как быстро другие солдаты научили меня играть. Первая ночь в лагере Амарама, и они уже играли со мной на сферы.
