Начальникам каким-то чудом все же удавалось справляться с терзавшей их жаждой и отчаянием. Диего Мендес сидел, глядя на горизонт, который постепенно озарялся тусклым светом восходящей луны. И тут ему показалось, что луна поднимается из-за какого-то темного бугорка на поверхности океана. Не долго думая, он издал ободряющий крик:
— Земля! Земля!
И крик этот вернул к жизни его полумертвых товарищей. На горизонте действительно виднелся остров Наваса, но он находился так далеко и был такой крошечный и плоский, что если бы не луна, путешественники его никогда бы не заметили. А ошиблись они, определяя местоположение острова, потому, что неправильно исчислили скорость каноэ и не сделали достаточной поправки на усталость гребцов и противодействие течения.
Команда налегла на весла с новыми силами. Гребцы работали с лихорадочным нетерпением, не щадя сил; к рассвету лодки достигли берега, и испанцы, высадившись на сушу, вознесли хвалу Господу за свое чудесное избавление. Остров представлял собой нагромождение скал и имел в окружности около половины лиги. На нем не оказалось ни деревьев, ни кустарника, ни даже травы, рек или ручьев путешественники тоже не обнаружили. Обшарив скалы, они, однако, увидели в расселинах большое количество дождевой воды. Усердно вычерпывая ее сосудами из тыквы, они принялись пить огромными глотками, надеясь быстро утолить жгучую жажду. Тщетно их более осмотрительные товарищи объясняли, сколь велика опасность подобного поведения. Испанцы еще могли до некоторой степени сдержаться, но бедные индейцы, которым от тяжелого физического труда хотелось пить сильнее, чем остальным, безрассудно потакали своей слабости. Несколько человек скончалось на месте, другие серьезно заболели.
Утолив жажду, путешественники принялись разыскивать, что бы поесть. На пляже водились крабы; Диего Мендес велел собрать плававшие у берега сучья и ветки, высек огонь, сварил крабов и устроил роскошное пиршество. Путешественники целый день отдыхали в тени скал, приходя в чувство после невыносимых страданий, и любовались на Эспаньолу, чьи горы возвышались над горизонтом в восьми лигах от Навасы.
Под вечер, когда стало прохладней, они, отдохнув и набравшись сил, вновь сели в лодки и наутро благополучно причалили к мысу Тибурон; шел четвертый день со времени их отплытия с Ямайки. Путешественники высадились на берегах красивой реки и были доброжелательно встречены туземцами. Вот каковы собранные из различных источников сведения о сем интересном и рискованном предприятии, от успеха которого — весьма поначалу сомнительного — зависело спасение Колумба и его моряков. Два дня испанцы пробыли среди гостеприимных туземцев, восстанавливая силы на берегу реки. Выполняя обещание, данное Адмиралу, Фиеско должен был возвратиться на Ямайку, чтобы сообщить Колумбу и его спутникам о благополучном прибытии гонца, но испанцы и индейцы столько страдали во время плавания, что ни в какую не соглашались еще раз пуститься в опасный обратный путь.
Расставшись с товарищем, Диего Мендес взял с собой шестерых островитян и решительно направился в своем каноэ в Санто-Доминго, до которого оттуда было сто тридцать лиг. С превеликим трудом, двигаясь почти все время против течения и подвергаясь опасности со стороны туземных племен, он проплыл восемьдесят лиг и узнал, что губернатор отбыл в провинцию Сарагуа, находившуюся еще на пятьдесят лиг дальше. Не отступая, однако, перед трудностями и не поддаваясь усталости, Диего Мендес покинул каноэ и двинулся в одиночку пешком через леса и горы, пока не добрался до Сарагуа, совершив один из самых опасных переходов, на которые когда-либо решался верный солдат во имя спасения своего командира.
Овандо принял его очень милостиво и крайне опечалился, узнав о бедственном положении Колумба. Он дал тысячу обещаний немедленно послать к Адмиралу на выручку своих людей, но шли дни, недели и даже месяцы, а обещания не выполнялись. Овандо в тот момент был целиком поглощен войной с туземцами и уклонялся от помощи Колумбу, заявляя, что в Санто-Доминго нет судна, которое обладало бы достаточной грузоподъемностью, чтобы перевезти Колумба и всю его команду на Эспаньолу. Однако если бы Овандо действительно пекся о безопасности такого человека, как Колумб, он без особого труда за восемь месяцев нашел бы выход и если бы даже не вызволил Адмирала из беды, то, по крайней мере, прислал бы достаточно провизии и солдат.
Верный Мендес оставался в Сарагуа семь месяцев; Овандо удерживал его под различными предлогами, не давая уехать в Санто-Доминго. Как говорят, он делал это отчасти потому, что ему не нравилось тайное посредничество Мендеса в делах Адмирала, а отчасти из-за того, что ему хотелось воспрепятствовать спасению Колумба. Однако Мендес каждый день докучал Овандо просьбами отпустить его и наконец добился разрешения отправиться в Санто-Доминго, где он намеревался подождать прибытия кораблей, надеясь послать один из них на помощь Адмиралу. Мендес немедленно двинулся в путь и прошел семьдесят лиг, причем частично эта изнурительная дорога проходила через леса и горы, кишевшие враждебно настроенными, рассерженными индейцами. А Овандо уже после его отъезда снарядил каравеллу под предводительством прощенного им мятежника Эскобара, чей странный, двусмысленный визит показался Колумбу не чем иным, как шпионской вылазкой в стан врага.
Глава 6
Переговоры Колумба с мятежниками. Сражение аделантадо с Поррасом и его сторонниками
(1503)
Успокоив команду, разочарованную кратким и весьма малообещающим визитом Эскобара, а также его внезапным отъездом, Колумб постарался получить преимущество в борьбе с мятежниками. Он знал, что они сникли, столкнувшись с невзгодами, которые неизбежно встречаются на пути у тех, кто ведет беспутную, беспорядочную жизнь; многие уже мечтали вернуться на безопасную мирную стезю и выполнять свой долг, а самые злонамеренные, видя, как Колумбу удалось договориться с индейцами, коих заговорщики подбивали устроить голод в стане Адмирала, начали опасаться его грядущей победы и мести, которая неизбежно за ней последует. Колумб решил, что ему представляется прекрасная возможность сыграть на всех этих чувствах и лаской вернуть былую преданность своих людей. А посему он послал двух испанцев, пользовавшихся особым доверием у повстанцев, и велел сообщить о том, что приплывал Эскобар с письмом от губернатора Эспаньолы, который пообещал скоро вызволить испанцев с острова. Колумб предлагал мятежникам прощение и обещал обращаться с ними милостиво и даже взять с собой на долгожданные корабли, ежели бунтовщики немедленно согласятся ему повиноваться. А чтобы они поверили рассказу о кораблях, послал мятежникам кусок бекона, привезенного Эскобаром.
Завидев послов, Франсиско де Поррас вышел им навстречу, его сопровождали только главные зачинщики заговора. Поррас догадался, что Адмирал намерен сделать какие-то предложения, и опасался, как бы их не услышали простые моряки, которые были разочарованы, раскаивались в содеянном и охотно дезертировали бы при малейшем намеке на прощение. Выслушав известия послов, Франсиско де Поррас и его доверенные лица какое-то время совещались. Сами коварные от природы, они сомневались в искренности Колумба, сознавая, сколько зла причинили ему, и не верили, что у Адмирала хватит великодушия простить их. А посему они решили не доверять предложению об амнистии и ответили, что не желают возвращаться на адмиральский корабль, а предпочитают остаться на острове. Однако они пообещали вести себя мирно и дружелюбно, если Колумб скажет, что в случае прибытия двух спасательных каравелл он отдаст им одну, а если придет всего одна, то половину мест на ней выделит бунтовщикам; более того, они потребовали, чтобы Адмирал дал им часть съестных припасов и индейских товаров, хранившихся на кораблях, поскольку свое добро они потеряли в море. Их требования были сочтены непомерными и неприемлемыми; тогда мятежники заявили, что если они не будут выполнены по-хорошему, они заставят сделать это силой и, осыпая послов угрозами, отправили их обратно.
Однако встречу не удалось сохранить в тайне. Остальные бунтовщики прослышали о миссии послов, и обещание Колумба вывезти заговорщиков с острова, даровав им прощение, вызвало большое волнение и сумятицу. Перепугавшись, что бунтовщики оставят его, Поррас принялся убеждать их в лживости адмиральских посулов: дескать, Колумб жесток и мстителен, он просто добивается, чтобы они оказались в его власти, а уж тогда натешится вволю. Поррас призывал мятежников не прекращать борьбу с тираном, он напомнил, что те, кто некогда с ним боролись на Эспаньоле, победили и отправили врага на родину в кандалах. Поррас уверял, что и они в состоянии сделать то же самое, и сулил им поддержку в Испании, похваляясь своими влиятельными родственниками. Однако самые дерзкие выпады Порраса касались приезда Эскобара. Это показывает, насколько невежествен был тот век и с каким суеверным трепетом простые люди относились к Колумбу и его знаниям. Поррас уверял моряков, что никакая каравелла не приплывала, а просто Адмирал, большой знаток черной магии, вызвал призрак. Доказательством Поррас считал то обстоятельство, что Эскобар прибыл на каравелле в сумерках, ни с кем, кроме Адмирала, не разговаривал, а затем внезапно скрылся в ночи. Если бы это был настоящий корабль, моряки наверняка захотели бы поболтать со своими соотечественниками, да и сам Колумб с сыном и братом с радостью взошли бы на его борт, и судно пробыло бы какое-то время в порту, а не исчезло бы так внезапно и таинственно.
Прибегая к подобным уловкам, Поррасу удалось сыграть на чувствах своих простодушных соратников. Опасаясь, однако, что они, по зрелом размышлении, отвергнут его доводы, и боясь дальнейших предложений Адмирала, он решил вовлечь их в кровавое столкновение, которое лишило бы их всяческих надежд на прощение. А посему Поррас направился со своим отрядом к индейскому селению Майма, находящемуся примерно в четверти лиги от кораблей, с намерением разграбить запасы продовольствия, остававшиеся на потерпевших крушение каравеллах; Адмирала же он хотел захватить в плен.
Колумб узнал о планах мятежников и об их приближении. Прикованный недугом к постели, он послал на переговоры брата, дабы тот, обратившись к ним с ласковыми речами, убедил их отказаться от преступных замыслов и подчиниться власти; однако велел брату пойти не одному, а с большим отрядом, способным отразить любое нападение. Аделантадо, бывший человеком дела и не любивший лишних слов, взял с собой пятьдесят человек, настроенных весьма решительно и готовых сражаться невзирая ни на что. Они были хорошо вооружены и преисполнены отваги, хотя у многих на лицах и недоставало румянца, поскольку их изнурили недавние болезни и долгое заточение на кораблях. Дойдя до склона холма и остановившись на расстоянии полета стрелы от деревни, аделантадо обнаружил лагерь мятежников и послал к ним тех же двух послов, которые уже предлагали бунтовщикам прощение. Однако Поррас и другие главари не позволили им приблизиться. Они полагали, что, во-первых, на их стороне численный перевес, а во-вторых (и этому они придавали большое значение), что люди их, в основном отличавшиеся воинственностью, гораздо крепче и сильнее противников, поскольку они ведут кочевой образ жизни в лесах, на свежем воздухе. Поррас и его сторонники прекрасно знали, что многие спутники аделантадо были гораздо более изнежены. Их бледность давала заговорщикам повод утверждать, что люди аделантадо — плохие вояки, на которых совсем нельзя положиться, и они, конечно же, не устоят перед отрядом Порраса. Им не приходило в голову, что таким людям, как соратники аделантадо, гордость и возвышенный образ мыслей нередко заменяют физическую силу. Вдобавок Поррас с товарищами забывали, что на стороне их врагов неоспоримое преимущество: сознание своей правоты и законности их поступков.
И вот, введенные в заблуждение речами Порраса, его сторонники в минутном приливе воодушевления забряцали оружием и отказались выслушать послов аделантадо. Шестеро самых могучих заговорщиков договорились совместными усилиями атаковать аделантадо, считая, что после его гибели разгромить остальных не составит труда. Остальные построились эскадроном, обнажили шпаги и принялись потрясать копьями. Они решили не дожидаться, пока их атакуют, а сами ринулись на врага, громко крича и изрыгая угрозы. Однако им оказали столь достойный отпор, что в первой же схватке четверо или пятеро мятежников были убиты (в основном, те, кто собирался напасть на аделантадо). Причем аделантадо собственноручно прикончил Хуана Санчеса (силача, который похитил касика Кибиана) и Хуана Барбера — того, кто первым обнажил шпагу против Адмирала в этом восстании. Аделантадо, как всегда, проявил отвагу и рубил направо и налево, находясь в самой гуще схватки. Несколько человек уже было убито или ранено, когда на аделантадо вдруг напал сам Франсиско де Поррас. Мятежник проткнул шпагой щит дона Бартоломео и поранил ему руку. Но шпага застряла, и аделантадо, не дожидаясь, пока Поррас ее вытащит, бросился на него, схватил и, сломив яростное сопротивление мятежника (в чем ему помогало несколько других воинов), взял в плен.
Бунтовщики увидели, что их главарь лишился свободы, моментально струсили и в смятении бежали. Аделантадо хотел было кинуться за ними вдогонку, но его убедили оставить их в покое, сказав, что он их уже достаточно проучил, а теперь следует соблюдать осторожность и опасаться нападения индейцев.
Туземцы с оружием в руках стояли в боевом порядке и с удивлением взирали на битву белых людей, однако никому не оказывали поддержки. Когда схватка закончилась, они вступили на поле боя, с интересом разглядывая трупы тех, кого до сей поры считали бессмертными. Индейцам было любопытно поглазеть на раны, нанесенные оружием христиан. Среди раненых мятежников оказался Педро Ледесма, тот самый лоцман, что отважно переплыл реку Верагуа, пытаясь получить хоть какую-то весточку о поселенцах. Он отличался богатырской силой и говорил низким звучным голосом. Индейцы решили, что он мертв, и осматривали раны, буквально испещрившие все его тело. И тут он издал какое-то восклицание. При звуке его громоподобного голоса дикари в панике пустились наутек. Этот человек упал в расселину скалы, европейцы обнаружили его лишь на рассвете следующего дня, и за все это время он не выпил ни капли воды. Кажется невероятным, что человек смог выжить, получив столько серьезных ранений, однако об этом свидетельствуют Фернандо Колумб, который видел его раны собственными глазами, и Лас Касас, знавший о происшествии из рассказа самого Ледесмы. За неимением нужных снадобий раны обработали кое-как, но могучий организм Ледесмы выдержал, и солдат полностью поправился. Лас Касас беседовал с ним через несколько лет в Севилье, ему хотелось выяснить кое-какие подробности этого путешествия Колумба. А через несколько дней после разговора Лас Касасу стало известно, что Ледесма пал от ножа убийцы.
