— Сука ты, мразь ты, — тяжело выдохнул Шелест, когда с последним противником было покончено. Остальные его бойцы тяжело повалились на землю, отдыхая.
Ага, вот именно так меня встретили, когда я пришёл к ним на помощь. Даже я удивился такой реакции.
— Чтобы тебя разорвало, выродок, нахрена вы орёте по всем частотам? — с багровеющим лицом заорал он на меня, пока последний враг катался по земле, завывая от боли в переломанных руках. — А ты вообще заткнись нахер или я отрублю тебе эти сраные культяпки!
Нет, я всё ещё решительно не понимаю, что его так взбесило.
— А ты не, — я даже пощёлкал пальцами, снова испачканными кровью, — охре... кхм, ошалел? — Если честно, то у меня и слов-то, тех, которые цензурные, не нашлось ответить на такой спич. — Война, я понимаю, но... — обвёл я рукой заваленную телами лесную поляну, — это было слишком.
— Сопля! Да я тебя порежу! — с диким визгом вырвал он из ножен свою катану. Кажется, что психов вокруг меня становится излишне много. Это было бы страшно, если бы я не знал, что он не способен меня даже поцарапать своей железякой. — Из-за тебя, всё из-за тебя! — продолжал он накачивать себя. — Я всех, сука ты, потерял, пока к вам прорывался.
Он не был шиноби, чакрой пользовался, но её было в разы меньше, потому я был способен более детально разобраться в его ненависти. О-о, этой ненависти в нём было полно, вот только при всём этом, выплёскивая таким образом свой гнев наружу, он мне... лгал. Нет, такое спускать просто так было нельзя. Значит так, наш мелкий поварёнок был в его отряде, осталось лишь вспомнить его рассказы о службе, выцепить знакомые лица тех, кого я помнил сам лично и провести сравнительный анализ.
— А я положил на этой горе уже больше сотни человек, — схватившись за элемент брони, я подтащил его к себе, вырывая клинок из резко ослабевших рук. — И ты врё-ё-ёшь, — прошипел я ему прямо в лицо, давя чакрой, — ты врёшь, вы все врёте, постоянно врёте и врёте. Вы словно не можете жить без своей лжи, скрываете за ней настоящих себя, до ужаса страшась любого, кто желает помочь. Кого ты положил, если тебя самого отправили сюда как смертника за оставление стены без приказа? Вас было всего десять человек, четверо полегли на стене, Нобу тут, рядом со мной на рации всё это время сидит и ещё трое людей у тебя за спиной. Так кого ты потерять успел, пока к нам поднимался? Ты думаешь, что я ничего не знаю? Ты самурай, которого я помню, или обыкновенная сволочь?
— Ну ты и гнида. Всё равно, — осклабился он в ответ ничуть не смутившись, что его ложь так быстро раскрыли. Кажется, что он не обратил на это внимания, забыв обо всём. — Добреньким прикинулся... да вот только таких в этом мире просто нет. Ты знаешь, что из-за тебя под откос пошла вся моя жизнь после того, как ты свалил? Сначала от нас, а потом от Анбу? Я не знаю, какого хрена ты им был нужен, но они тебя не взяли. А потом они не вернулись! Ты, блядь, понимаешь? Отделение Анбу не может пропасть просто так! Ты что с ними сделал? Что? Ты знаешь, через что я потом прошёл? Ты знаешь, как меня после этого имели? Ты знаешь, что теперь мы все сражаемся на переднем крае только из-за тебя?
Конечно, Анбу не могут пропасть просто так, всех их я выбил, когда заметил хвост за собой. Значит после этого его наказали, списав собственные ошибки и найдя козла отпущения.
Мерзости сейчас в нём было настолько много, что я даже выпустил самурая из хватки. Мерзость в словах, мерзость в эмоциях — было брезгливо даже быть рядом с этим клубком гнева. Похоже, что я стал для него виновным во все его бедах человеком.
— Я решил, что тут нужна будет моя помощь... — со склона спустился бывший джонин Кровавого Тумана. Даже несмотря на болезнь он постоянно сопровождал меня, помогая в общении с пленными. Один раз ему даже пришлось вступить в бой, когда враги всё же добрались до храма из-за чего он теперь ходил с веткой-тростью. — Это ваши союз...
— Да пошёл ты... — огрызнулся было самурай, но не успел даже продолжить. — А-а-а!.. — мгновенно завопил он от боли, когда джонин за долю секунды приблизился к нам и с силой пнул его по голени.
Джонин Кровавого Тумана в отличие от меня особо не церемонился с окружающими его людьми. Там, где я пытался говорить, он тяжело зыркал глазами, а, если это не помогало, прибегал к прямому воздействию. Кажется, теперь я понял, каким точно образом он договорился с нашими пленными. А ещё я краем уха слышал, как он рассказывал мини-лекцию о том, как правильно ломать пальцы нашим монахам. Их настоятель даже записывать успевал.
— Он ведёт себя просто отвратительно для того, кто сегодня едва не встретился с богами, — слегка поклонился он мне, — разрешите организовать их встречу?
— Я и тебя тоже... — договорить бывший самурай снова не успел, получив от него новый тычок, но уже под рёбра. Беззвучно глотая воздух и пуча глаза от боли, он снова скорчился на земле.
— Вежливость, простая вежливость, — потыкал бывший туманник его своей веткой-костылём. — Вежливость, уважение к старшим, уважение к сильным — вот основа для воспитания нормального человека. Возможно, что у тебя в прошлом были проблемы и тяжелые времена, но к людям, которые спасли тебя от смерти нужно относиться с благодарностью, а не бросаться оскорблениями. Именно этих принципах и стоит наш мир. Понабирают всякую шваль, а потом... — тут джонин заметил и ножны с катаной, и общее облачение Шелеста. — Даже не шиноби... Самурай, ясно. Эти ронины... — разочарованно махнув рукой шиноби отвернулся от воющего и изрыгающего маты мужчины. — Может я его всё же прирежу? — даже с некоторой надеждой снова спросил он у меня. — Самураи просто так от своих слов не отказываются, даже бывшие.
— Нет, к сожалению, он нам пока что нужен, — помассировал я переносицу, усталость и уже вторая ночь без сна брали своё. У меня были проблемы и личность командира повстанцев как раз подходила для их решения. Понятно, что это создаёт новые трудности, но это будут проблемы уже будущего меня. — У него есть какой-никакой опыт, я знаю, он способен организовать людей, если будет надо. А ещё он один из их командиров и его команды они будут выполнять без лишних принуждений или уговоров. Шелест, — нагнулся я к всё ещё стонущего от боли мужчине, — мне плевать на тебя, твою карьеру и тем более на твою судьбу. Мне плевать даже на твоих людей. Мне вообще все вы здесь безразличны. Но, как бы я к вам не относился, я не хочу, чтобы погиб кто-то ещё. Особенно так глупо. У меня за спиной стоит храм, — указал я на возвышающееся над нами древнее сооружение. — Там, прямо во дворе сейчас разбит лагерь, в котором десятки людей, нуждающихся в медицинской помощи. Врачей тут нет, вокруг только враги, всего несколько человек следит за окружением и способны сражаться. Отправить кого-то из них для помощи я не могу, иначе мы не сможем дальше вести оборону, а раненых всё равно добьют. Сейчас ты поднимешься, возьмёшь своих людей и организуешь там хоть что-то похожее на нормальный госпиталь. За главного там один чунин, у которого даже опыта в руководстве нет совсем. Ода?
— Я ещё одного отправил, толку от него в разведке ноль, а так хоть бинты поменяет, — отозвался шиноби.
— А ещё, там лежат все: и твои, и... другие. Я вас не разделяю, для меня вы просто люди. Ты меня понял, самурай? — встряхнул я поникшего мужика. — А теперь встал и пошёл, если понял.
На моё удивление он действительно просто встал и пошёл. Ну почти.
— Другие? — скривил он напоследок губы.
— Да, я не делаю различий.
Без излишних матов и возражений, только зло посмотрев на меня и людей вокруг, он поднял своих людей и отправился прямиком в храм. Спустя всего полчаса его человек спустился с просьбой провести его к погибшим вражеским шиноби, чтобы поискать хоть какие-то оставшиеся медикаменты и набрать материала для перевязки. Да, этот самурай всё же умел работать и брать на себя ответственность, когда это было необходимо. Жаль, что для этого пришлось силой указывать ему его место.
— Различий нет? — тихо спросил у меня туманник, когда группа самурая начала подниматься по склону.
— Откуда бы им взяться? — вопросом на вопрос ответил ему я. — Все люди одинаковы.
Посыльный от самурая злобно посмотрел на нас и отправился обратно.
— И вот так с каждым, — тяжело вздохнул я, провожая спешно удаляющегося парня, нагруженного под завязку одеждой под бинты и полевыми аптечками.
— Это спасёт некоторых, — отозвался туманник, видимо не расслышав что я там пробормотал.
— Я о помощи. Вы совершенно не цените помощь, видя в окружающих лишь зло.
— А-а-а... — протянул он. — Мы — Туман, иначе на островах не выжить.
— Культурные особенности...
— Культурные особенности, — послушно повторил он за мной. — Я пойду тогда, дела ждут.
* * *
— Ну и что это всё значит? — спросил я, когда увидел у входа в храм едва заметную тень того, кто должен был быть сейчас совершенно в другом месте.
Джонин Кровавого Тумана уже пару дней как куда-то сплавил двух предавших его подчинённых и всё это время словно готовился к чему-то. Это чувствовалось в его поступках, его разговорах, он был похож на человека, который хочет закончить все свои дела перед тем, как отправиться дальше. Каждое утро я ловил себя на мысли, что, проснувшись, не увижу эту сгорбленную спину снова. А теперь вот он стоит, стоит, смотрит, ждёт моего пробуждения и даже не обращает внимания на замершего рядом Кролика.
— Я решил, что хочу увидеть это. Я хочу участвовать даже если я слишком слаб. Если будет надо, я и мои люди станем сильнее или погибнем. Это лучше, чем сдохнуть во имя цели, которую ненавидишь, — отставив в сторону ветку-трость, он медленно опустился передо мной на колени.
Да твою же ж... А хотя... да, это имело определённый смысл. Теперь ясно, какое он решил принять решение.
— И тебя всё устраивает? Ты ведь даже не знаешь, кто я.
— Дела говорят за человека лучше слов, — не поднимая головы отозвался он. — Я устал быть во тьме.
— И даже не зная моих целей... — закинул я последнюю удочку.
— Это не будет хуже того, чем я занимался до этого. Я смотрел на дела и поступки, а не на слова, — слегка ударил он сжатым до побелевших костяшек кулаком в землю. — Я думал, что они хотели этого...
— Их больше нет? — уточнил я судьбу тех двух идиотов, которые, решив, что они попали в плен, а всё вокруг искусная иллюзия, наговорили себе на смертный приговор. Проникшись до глубины души формирующейся прямо перед их лицами Бомбой биджу (пусть они наверняка и не знали, что это такое, шибающей от неё и меня чакры хватило за глаза, чтобы их пробрало до печёнок), они сменили своё мнение, но было уже слишком поздно.
— Я отпустил их, — выдохнул он. — Сломал себя, сломал свой разум и не стал их наказывать. Они — это я прошлый, моё бремя, к которому я не хочу возвращаться.
— И я, значит, должен согласиться...
— Я... — ломая себя, перешагивая через себя, через прошлую жизнь, наконец произнёс он. — Я ведь сам хочу этого. Никто не принуждал, только я сам. Хочу увидеть что-то ещё, кроме вечной крови, боли и страданий. Я знаю, что вы ожидаете здесь нашего Каге и я согласен, что он... он должен оставить свой пост. Я хочу сделать хоть что-то. Изменить хоть что-то, оборвать эту бесконечную петлю ненависти, когда клан идёт на клан, дети мстят за отцов. Я видел слишком много...
На несколько мгновений мир замер. Я был занят делом — я думал, я готовился принять по-настоящему важное решение. Решали не обстоятельства, не судьба — я сам.
Где-то в глубине своей души мужчина смеялся. Хохотал до слёз, тех самых слёз, после которых любые люди, даже те, чьи нервы выкованы из стали, идут или убивать, или резать себе вены. Ага, та самая последняя стадия. Это уже перестало быть типичным психозом, вызванным достаточно тяжелым ранением и болезнью, нет — это было что-то другое, что-то, что просто было невозможно объяснить простыми словами. Он отдал своей деревне, своему дому всю свою жизнь. Почти тридцать лет он лил кровь подчиняясь приказам. Сначала это был простой ребёнок, жестокий ребёнок, который превратился в такого же жестокого взрослого. он жаждал крови, он жаждал быть таким же каким были герои его небольшого клана. У них даже не было кеккей-генкая, если не считать чуть более развитой чем у большинства шиноби первого поколения чакросистемы. Да и какой это клан, всего лишь семья из пяти человек, из которых сейчас остался жив он один. Жизнь его поколения была проста: убивать врагов, захватывать чужих женщин, завоёвывать богатства, а затем снова и снова, снова и снова повторять до тех пор, пока чужой клинок не прервёт эту жизнь. За честь и славу, во имя Кири. Молодые... умерли сотни и тысячи, но они выжгли клановых, остатки которых влились под их знамёна, ведь идти им было уже некуда. Так продолжалось годами. В какой-то момент его привычный и обычный мир изменился, когда он первый раз услышал о движении, что выступало против власти законного Мизукаге. Звезды, человека, который дал ему всё. Человека, который разрешил ему практически всё и таким образом поделился частичкой своей власти: власти решать, кто будет жить, а кто нет. Власти, той власти, когда, узнав из какого он подразделения окружающие менялись в лицах. Он помнил сладкий страх, когда они входили в клановые поселения, этот ужас, который охватывал этих чванливых клановых. Он дал ему гордость быть лучшим в своём деле. В тот момент Ода Таро уже давно был джонином и даже имел несколько десятков выполненных контрактов на устранение предателей Кири, тогда как эти несчастные идиоты решили выступить против традиций, против законов их общего дома, против их Каге, уравнявшего клановых с простыми людьми. Ещё одни мрази, которых они должны были выжечь огнём.
Как и его товарищи, он смеялся над теми целями и идеями, которые предложило новое движение.
— Наивные дети, — хмыкнул он, увидев грубо отпечатанную прокламацию, описывающую их цели. Никогда не будет свободы, всегда будет только право силы, а всего лишь жалкие остатки проигравших кланов. Говоря откровенно только один пункт из всего списка к выдвинутых реформ он мог бы поддержать — Кровавый экзамен на выпуск из Академии шиноби. Даже по его мнению уж слишком много потерь было во время данного экзамена, слишком много качественного материала терялось по совершенно надуманной причине. Десятки, даже сотни выпускников, которые могли бы стать пусть и не лучшими, но во всяком случае не такими уже и плохими шиноби в будущем, были просто и бездарно потеряны — такого было его мнение.
Время шло. Прошлые привычки уже не находили в нём такого отклика, как ещё несколько лет назад.
— А ты стареешь, — как-то вскользь подметил его сослуживец, когда они возвращались с очередного задания. — О семье бы подумал.
Это было странно, это было дико, ведь он был всё ещё молод. Его семьёй были боевые товарищи, а домом армия.
'Мне уже за сорок', — ударил в голове невидимый набат.
У него не было семьи, уйдя на войну в восемь лет он так и не нашел времени вернуться домой. Отца он не помнил, мать... Он был на задании, выслеживал нескольких Юки, что прятались в горной местности. Потом ещё работа и 'домой' он смог вернуться только спустя полгода. Женщины? Женщины были, иногда, чаще всего, когда они брали в плен очередную куноичи. Весёлое было времечко. Время, когда он был ещё так молод и глуп...
