Наконец, построили стартовый тор, я облазил и обтыкал эфиром (за один раз натурально получил по шее от демиурга — мог нарушить чувствительную решётку) спутник и ракету. Мероприятие предполагалось закрытое, но тут уж Лавр расстарался, не знаю, сколь для себя. В общем, в лекционной аудитории шестой лаборатории собрались глава академии, его замы, несколько незнакомых мне дядек вида мудрильного. Но кроме этого, главы аж четырёх управ, причём не одни. Помимо незнакомых физиономий, был и Даросил Карлович, и Остромир Потапович, ну и Его Злонравие явилось, с носом греческим, в потолок воздетым. Кивнула мне небрежно тварь эфирная и уселась с видом, что одолжение окружающим делает.
Собственно, аэростат уже стартовал, присутствующими осмотренный (бес знает, на кой — не видно ничего, а на эфирные воздействия запрет положен был). Стояло четыре лютых шкафа — на время выданные мне вычислители, коробка радиопередатчика, эфирофона. В общем, заставлена была кафедра душевно. А поверх ещё и экран трансляционный был. Впрочем, пока он был пуст, а до выхода на орбиту и не покажет ничего.
Сам бы я бес с потоком информации выводимый на экраны справился бы: писать корректную программу руками не вышло, так что присутствовали и обе мои ассистентки. Даже повоевать за допуск слегка пришлось, впрочем, Зелёного мои аргументы убедили. И Остромир секретаря отпустил, славный дед.
Ну а пока тор поднимался ввысь, пилот, парень двадцати пяти из лаборантов, Севеслав Юрьевич, был на связи, так что мне оставалось провести “презентацию”.
— Приветствую вас, уважаемые. Я — Ормонд Володимирович Терн, слушатель Академии Вильно, имею честь представить вам свой проект. Ныне виденный вами ранее аэростат поднимает летательный аппарат доставки зонда на высоту десяти вёрст. Собственно, дело сие абсолютно новое, прежде в Мире не проводившееся, с чем и связана секретность — ряд разработок имеют неприятные варианты применения. Милитантные, прямо скажем, а адекватной защиты от них мы не имеем.
— Например? — ожидаемо подал голос новый Легат, Валериан Антиохович.
— Например, принцип движения. Как известно, плотность атмосферы земной падает с высотой, а на высоте в тридцать три тысячи верст, нам потребные, атмосферы нет, как факта.
— Погодите, Ормонд Володимирович, тридцать три тысячи? — осведомился Карлыч. — Это ж сколько нам ожидать, сутками?
— Отнюдь, Даросил Карлович, время выхода нашего спутника-зонда на заданную высоту займёт после воздушного, с аэростата осуществлённого, старта пять часов с минутами, — ответствовал я, что вызвало гул и явные сомнения.
— Опытный образец показал характеристики движения, позволяющими в речь докладчика верить, — подал голос Всеслав Изяборыч, глава Академии.
С последним я, кроме представления на экспериментальном запуске, не общался, но дядька тогда явно был впечатлён. Высказывание сие гул усилило, но сомневаться в словах не стали. А Легат явно задумался.
— Кроме того, есть ряд разработок, связанный с электрическими выпрямителями, — продолжил я, — новым форматом связи, с эфиром не связанным. Впрочем, нужность последней выявит полёт.
— Нужно, в любом разе, — ответствовал Легат, да и ряд прочих поддержали. — Связь эфирная ряд недостатков имеет, главный из которых — закрытые и искажённые области. Как искусственные, так и естественные. Ежели есть вариант, позволяющий связь осуществлять, невзирая на эфирные колебания — однозначно нужна, — подытожил он.
— А с чем связана столь большая высота? — заинтересовался один из учёных.
На что мне пришлось извлекать доску, модели и объяснять причину позиционирования на геостационарной орбите.
— Признаться, у меня были надежды, — после описания деталей, признался я. — Что спутник на подобной высоте будет иметь и практическое значение, кроме исследовательского. Он оборудован оптическим и температурными визорами. Но, подозреваю, практическая ценность такого наблюдения будет нулевой. Слишком высоко, — развёл я руками, под кивки Лавра. — Впрочем, увидеть это сможем мы и сами, — потыкал я лапой в экран.
— В успехе вашего эксперимента вы уверены? — уточнил глава Академии.
— Скажем так: спутник-зонд выйдет на заданную орбиту. В этом я уверен, — в завуалированной форме принял я обязательства. — А далее, признаться, всё зависит не от меня, будет ли эфир в высях таков же, как на Земле? А ежели атмосфера Земли нашей ему препятствие? Да и булыжник какой пустотный попасться может. Но это эксперимент и исследование, дающее нам массу важных данных.
— С последним и спорить грешно, Ормонд Володимирович, — выдал Всеслав Изяборович. — Впрочем, надеюсь, разработки ваши будут ограничены не только вашими пустотными прожектами?
— Безусловно, нет, — ответствовал я с кивком.
Пошли несколько вопросов, Даросил Карлович полюбопытствовал о “над Землёй приглядом”, на что я описал низкую орбиту, где можно разместить цепочку сменяющих себя спутников. Но в прожектерство не ударялся, цифры не приводил: нужно дождаться успешного выхода на орбиту.
Тем временем эфирофон в куче оборудования ожил:
— Ормонд Володимирович, приём, — это я научил пилота “плохому”, бросив взгляд на поморщившегося Лешего.
— Севяслав Юрьевич, Ормонд на связи, — выдал я.
— Высота девять вёрст и четыре сотни саженей, довольно тяжко набирается, — отозвался пилот. — Возможно, не выйдет подняться на заданную высоту.
— Некритично, но постарайтесь выйти на заданную высоту, — поморщился я.
Пробные запуски проблем не давали, видимо, атмосферное что-то. Вот, тоже не учёл, посетовал я, надиктовывая Миле вопрос с атмосферой. Переговаривающиеся вполголоса наблюдатели подобрались, вслушиваясь.
Через десяток минут эфирофон передал: “Отметка, стабильность удерживаю”. А посмотрел через левое плечо на Лешего. Понял, что не доплюну, убедился в отсутствии иных кандидатур на плевок на удачу, да и послал сигнал на старт, бухаясь к одному из экранов.
Ракета успешно отделилась, набирая скорость и высоту. Но объём информации был чрезмерен: скорость, ускорение, температура, угловое положение, гравитация… В общем, как я и говорил, данные, пока передаваемые эфирно, были непосильны для одного человека, будучи разделены на три потока.
— На данный момент, — через плечо, не отрываясь от экрана произнёс я. — Ракета набирает высоту, преодолевая земную атмосферу. На экране вы видите данные с датчиков, впрочем, подозреваю, зрелище не самое занимательное.
— Ну почему же, довольно занятное зрелище. Но на ближайшие пять часов это будет перебор, — отозвался незнакомый голос.
— Рост температуры выше расчётов, — подала голос Мила, на что я подкорректировал подачу топлива. — Норма, — раздалось через минуту.
Тем временем, Лавр вещал о банкете, где можно побеседовать, ну и подождать. На что некто, вроде бы глава Управы Полисного довольствия, ответил:
— Я бы предпочёл, ежели возможно, остаться тут. Не сказать, что я многое понимаю, но у меня есть ощущение причастности к чему-то интересному. А, возможно, и более того, — выдал он, под одобрительный гул. — Так что ежели мы молодым людям не мешаем разговорами… — выдержал паузу голос.
— Не мешаете, если негромко, — ответил я.
— …то я бы понаблюдал, — завершил говорящий.
В итоге все остались, да и, судя по запахам, стали хамски жрать при нас. А я вот не подумал, да и не завтракал на нервах, ловил я носом ароматы. И ведь не оторвёшься от этого экрана бесовского, только глаз отведи — сразу всё пойдёт, куда не надо.
Впрочем, как выяснилось, гости позаботились о хозяевах: сбоку от моей морды лица нарисовалась тарель с закуской, голосом Лешего осведомившись:
— Куда поместить вам пропитание, Ормонд Володимирович?
— А… — начал было я.
— О подругах ваших позаботились, — хоть и хамски перебил, но правильно ответил Леший.
— Тогда вот сюда, — похлопал я лапой по свободному месту. — Благодарю, Добродум Аполлонович.
— Пустое, Ормонд Володимирович, — уместив тарель, ответствовал Добродум. — И, признаться, удивили вы меня… Впрочем, не буду отвлекать, — и ретировался, тварь эфирная, с этими словами.
Я на всякий случай, похрустывая питанием, в экран стал пристальнее вглядываться: ну мало ли, сглазил, путь заплёл. Лешие всяческие такие, они могут. Впрочем, пока всё было в рамках нормы, отклонения в полёте своевременно корректировались.
И, что немаловажно, эфирной связью, что давало мгновенный отклик и надежду на эфирную связь и в пустоте. Потому как, хоть радиосвязь и имеет ряд преимуществ, но, в отличие от эфирной, не мгновенна. Особенно, на подобных расстояниях.
Хотя, признаться, к четвёртому часу усталость стала накапливаться. Впрочем, я неодарённых девчонок отпустил, запаралелив их телеметрию на себя — пока ракета была в относительно плотной атмосфере, параметров было намного больше, а сейчас и сам справился. Но подруги никуда не ушли, а прихватив стулья, уселись рядом со мной.
— Итак, барышни, что уже с уверенностью можно сказать: эфирная связь работает вне атмосферы планеты, — затеял я разговор, не прерывая наблюдений. — И это прекрасно.
— А твои электромагнитные волны, которые ты лучами называешь? — полюбопытствовала Мила.
— Так же работает, но с запозданием относительно эфирной. И не во всех диапазонах, то есть атмосфера Земли препятствие скорее радио, а не эфиру. Вообще, уже можно сказать, что разницы нет, почти со стопроцентной уверенностью, — довольно покивал я.
— А сейчас у тебя… — попробовала понять Люц, вглядываясь в экран.
— Сбрасываю скорость и меняю траекторию, — ответил я. — Наша ракета слишком разогналась, хотя это нормально и было в расчётах. А за счёт эфирной связи мы сможем спозиционировать спутник идеально точно.
— Любопытно, Ормонд Влодимирович, — послышался голос Главы Академии, а быстро обернувшись, я обнаружил, что большинство гостей стоят неподалёку и греют… и внимают нашим речам. — То есть ваша ракета уже могла достигнуть потребной высоты?
— Именно так, — ответствовал я. — Но нам нужна не только высота, но и скорость и траектория. Соответственно, ракета движется не по прямой и по сути, обогнула Землю. На данный момент я приближаю скорость к потребной.
— Любопытно, — подал голос Легат. — И сколько груза может нести по вашим мыслям сия ракета?
— До нескольких тонн, Валериан Антиохович, в теории. Но, признаться, использование её в милитантских целях видится мне неверной, — ответил я.
— Вам, да и, пожалуй, мне, возможно и так, — произнёс Легат. — А вот за многих иных не поручусь.
— Система спутников обнаружения, описанная в брошюре, — отметил я. — Не только позволит отслеживать старты авиации, против которой, кстати, ракеты будут прекрасной защитой, — отметил я. — Но и старты самих ракет, ежели и появится таковой зложелатель.
— Ну и появится таковой, и что мы сделаем? — резонно вопросил милитант.
— Та же ракета-перехватчик, с взрывчатым веществом и кучей поражающих элементов. Либо термическим излучателем. Возможности атаки и защиты выйдут уравновешены, так что мне видится верным не тратить ресурсы на разработку оружия, — отпарировал я.
— Возможно и так, возможно, — спустя несколько секунд ответил собеседник. — Но на разработке защитных ракет я категорически настаиваю! — выдал он в общем-то логичное требование.
— Да и спутники, — подал голос Глава Академии. — У вас приведены высоты, варианты их орбит, Ормонд Володимирович. Но не указано их потребное количество. Я точно сказать не могу, но их потребно тысячи, для наблюдения за поверхностью планеты.
— Примерно так, — не стал спорить я, хотя внутренне поморщился от несвоевременного вопроса. — Но у меня есть предложение, которое сможет решить этот вопрос. Впрочем, я озвучу его после успешного вывода нашего первопроходца на орбиту.
— Первопроходец, — проскрипел Остромир. — Прекрасное название, — на что наблюдатели одобрительно загудели.
Ну, вполне сносное название, отметил я, пощёлкивая переключателями. Через несколько десятков минут ракета двигалась вместе со спутником, судя по телеметрии с нужной скоростью и на нужной высоте. Девчонки радостно приветствовали сей момент попискиванием, чмоками в щёки и прочим, но я пока не радовался. Было еще одно дело.
— А сейчас чем вы заняты? — последовал вопрос. — Судя по поведению ваших помощниц, всё удалось?
— Всё да не всё, — ответил я, дождавшись остановки тяги и подав команду на отстыковку. — На данный момент на орбите и спутник, и ракета. Последнюю я отсоединил, но на орбите ей делать нечего. Так что я её направляю к Земле.
— А где она окажется? — последовал заинтересованный вопрос. — И не найдут ли её… — тут вопрошающий не договорил, но смысл был понятен.
— Окажется она в атмосфере. В самом буквальном смысле этого слова. Сгорит от трения, — ответил я, увеличивая тягу. — Войдёт в атмосферу под острым углом, оболочку мы рассчитывали с учётом этого, и она просто сгорит, как астероид. Так, уважаемые, внимание на экран! — громко озвучил я, щёлкнув переключателем.
Впрочем, чуть не опозорился — экран демонстрировал пустоту, с голубой дымкой по одному краю. Вот бесовская фигулина, посетовал я, а вот ориентиров относительно земли я не ввёл. И щаз вращал бы как дурак, “ища Землю”. Хорошо хоть часть атмосферы видна, да и звёзды стали проступать, то ли конденсат с объектива испарился, то ли ещё что.
— Голубе свечение — атмосфера, — выдал я громко и, прикидывая, “куды вращать”, обратился к Миле. — Отметь, пожалуйста, в следующих спутниках блок наблюдения должен свободно вращаться по поверхности и иметь свой гироскоп, — на что Мила зашуршала стилом.
А через пару минут экран занимала голубовато-белая картинка. Довольно известная Олегу, но в первый раз наблюдаемая тут.
— Наша Земля, уважаемые, — отметил я, с хрустом приподнимаясь и приобнимая девчонок. — У нас получилось…
Впрочем, пару сумбурных минут спустя, надо было вновь возвращаться к делам. Я деловито уселся, подключил новый блок переключателей и защёлкал ими, наблюдая за экраном.
