В Элеоноре Авраамовне умерла великая актриса. Это факт. Не отличавшаяся особым человеколюбием и простой вежливостью, бабулька сыграла такую всепоглощающую любовь к собственной единственной и любимой внучке, что даже я почти поверила в этот спектакль. Она посадила меня рядышком и на протяжении всего ужина то по голове меня гладила, то в щеку целовала, то глядела с такой безграничной любовью, что заставляла ерзать на стуле.
— Я очень привязана к Алечке, — понизив голос, поведала старушенция. — Хорошая девочка, очень добрая. Я так рада, что ей встретился ваш сын. Они прекрасная пара, вы не находите?
Наталья Дмитриевна сглотнула, встретившись с ней взглядом, и торопливо закивала:
— Да-да.
— Вот и я говорю. Прекрасная девочка. Моя единственная внучка. Отрада для моих глаз. У меня ведь кроме нее да этого барахла, — мы все с опаской уставились на музейные экспонаты, расставленные по полкам, — нет ничего.
— Бабушка, — с любовью и мягким укором протянула я и погладила старушку по руке. — Ну что ты!
Она смахнула несуществующую слезинку.
— Вот умру скоро, и все ей оставлю. Хоть что-то меня в этой жизни радовало.
Эти ее слова, в общем-то, и решили исход дела. Герлингеры-старшие обалдело переглянулись, закашлялись и торопливо засобирались домой, напоследок кинув взгляд на сонм дорогих вещей и безделушек. Наталья Дмитриевна — со страху, наверное, — меня в щеку чмокнула и выскочила за двери как ошпаренные. Рома поплелся следом.
— Подождешь меня в машине, милый? — воркующим голосом попросила его. — Я только бабушке помогу.
— Да-да, Аль. Ты это...не спеши.
Закрыв за гостями дверь, я издала торжествующий клич и захлопала в ладоши.
— Ну вы и горазды, бабушка!
— Я еще и не так умею. Бусы мне верни.
— Держите-держите. Все. Я ваша должница.
— Уж об этом я не забуду, — хмыкнула она и властным жестом указала на дверь. — Выметайся. Завтра приедешь.
— А стол?
— Завтра. Я устала. Все завтра.
Негласное добро было получено, и дело оставалось лишь за Романом.
Глава 59
Люблю ли я тебя?
Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, любил,
люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая.
Все равно люблю.
Владимир Маяковский
При всей доверчивости и любви Романа ко мне, я не могу сказать, что все складывалось гладко и просто. Это оказалось сложнее, чем я думала. Может быть, имей я дело с одним Ромкой, который уже по уши в меня влюбился и чуть ли на руках не носил, наша свадьба состоялась бы быстрее. Возможно, не мешайся под ногами Антон и мать Герлингера, мне не пришлось бы разгребать столько проблем. Вполне вероятно, имей я чуть больше наличных, тычки и молчаливые ссоры с Натальей Дмитриевной уменьшились бы в несколько раз.
Но как бы то ни было, а выше перечисленного я не имела или имела с лихвой.
Антон никуда не делся, и он...смущал меня. У нас были странные и непонятные отношения, согласна, но они были. Существовала определенная привязка в виде общего неофициального прошлого, о котором не знали другие, к тому же никто не отменял общие интересы, которые худо-бедно у нас с Тошей находились всегда.
Он встал на ноги. Или начал вставать, но суть от этого не менялась. Я не сомневалась в Антоне, у него имелась голова на плечах, а также начальный капитал, доставшийся от благодарной и довольной Илоны, и отсутствие каких-либо моральных преград. Он подкупал, мухлевал и не щадил конкурентов, жестко обращался с рабочими и персоналом, которого в его клинике на первых порах насчитывалось около десятка. Он был хозяином, чувствовал себя хозяином, и ему определенно нравилось это ощущение. И нравилось то, чем он занимается. Исчезли внутренние противоречия, терзания и какая-то стыдливость, теперь Антон ходил с гордо поднятой головой, уверенно глядя по сторонам и пользуясь привилегиями, которые давала власть. Он стал увереннее и привлекательнее. Без сомнения.
Он был моей проблемой. Проблемой, которая следовала за мной по пятам, следила за мной, и тем не менее я не хотела от нее отказываться. Антон стал моим воздухом, не самым лучшим, но на безрыбье, как говорится... Мне и с ним приходилось сдерживаться, но все-таки не так сильно, как дома с Ромой. Как оказалось, жить под одной крышей с идеальностью и быть этой самой чертовой идеальностью — весьма выматывающее занятие. Каждый твой жест, взгляд, слово...да господи, банальные бытовые мелочи становились проверкой на прочность. Рома был таким хорошим, таким...прямо весь из себя правильным, что становилось тошно. И на его фоне нервный, отнюдь не идеальный Антон казался раем. С ним я расслаблялась и восстанавливала душевное равновесие.
Антон это чувствовал. Знал, что в какой-то степени я в нем нуждаюсь, и без зазрения совести этим пользовался.
Мужчина постоянно мне звонил. Как бы просто так, в перерыве между важными встречами и часами сна, но на деле он хвастался и пытался меня контролировать. Первое смешило. Он с такой патетикой рассказывал, как строится здание для элитной частной ветклиники, замалчивая, что стройку оплачивает Илона, он спешил поведать, сколько денег заработал и что купил.
Второе неимоверно злило. Он почти в подробностях рассказывал о своей девушке, расписывая ее мыслимые и немыслимые достоинства. Про девушку он говорил, чтобы я взревновала. А я смеялась и желала ему удачи. Антон выходил из себя и сам начинал ревновать меня.
Где ты была? С кем ты была? Куда собираешься завтра? Почему я не мог до тебя дозвониться? Его вопросы сыпались на меня как из рога изобилия, при этом Антон выжидал и не спешил появляться в моей жизни. Все наше общение сводилось к телефонным разговорам. И конечно, Антон не мог пропустить момент, когда я перебралась к Ромке.
— Твой звонил, — такими словами встретила меня Элеонора Авраамовна, когда я приехала за второй партией вещей.
— Мой кто?
— Танцор.
— Чего хотел?
— Тебя хотел.
— А поподробней?
— Александра, в моем возрасте неприлично спрашивать про анатомические подробности. Пожалей старушку — не заставляй ее завидовать.
— Вообще-то я серьезно.
— И я серьезно, — кивнула бабулька и присела на стульчик. — Тебя хотел. Спрашивал, почему не отвечаешь.
— А вы что ответили? — с опаской и обреченностью уточнила я, заранее зная ответ.
— Правду, — невозмутимо отозвалась она. — Ты переехала к своему жениху.
Я готовилась к длительной осаде, и уповала на то, что Антону хватит ума не доводить до греха и не лезть в мои отношения. Он позвонил вечером. Рома был как раз на дежурстве, поэтому нам никто не мешал.
— Ничего не хочешь мне рассказать? — обманчиво мягким тоном растягивал слова Антон.
Спрашивал с претензией, завуалированным и спрятанным неудовольствием, которое все равно сильными волнами прорывалось наружу. Я даже порадовалась, что нахожусь дома, а не рядом с ним. — Что ты молчишь?
— Что я должна ответить, Тош?
— Не называй меня так.
— Ладно, не буду. Как тебя называть? По имени-отчеству?
— Не переводи тему.
— Я ничего не перевожу.
— Ты уехала от своей бабки.
— Вообще-то ее Элеонора Авраамовна зовут, — с тенью неудовольствия в голосе поправила его. — Мог бы и запомнить.
— Аля!
— Не кричи, будь добр.
— Что происходит? Где ты?
— Моя бабка тебе, кажется, ответила. Что ты еще хочешь услышать?
— Мужика себе нашла, значит, — мрачно усмехнулся мужчина и чем-то зашуршал, передвигая предметы. — Оперативно.
— Не мужика, Антон. А будущего мужа.
Он не верил. Смеялся в телефон, говорил, что я слишком высокого мнения о себе, что зазналась и забыла свое место. После тех слов всегда смеялась я, потому что Антон не мог знать, кто я и где мое место, просто потому, что имя Лилева Саша, у которой всегда было все самое лучшее, ему ничего не говорило.
Но Тоша не оставлял меня в покое, да и не всегда он злился, если честно. Иногда он звонил в приподнятом или умиротворенном настроении, и мы общались, как добрые и хорошие приятели, только не о добрых и хороших вещах. И тогда я вела себя жадно, впитывала каждое его слово, а потом начинала тараторить сама, хотя никогда не была особо говорливой. Он давал мне выговориться, слушал меня и искал лазейку в моей броне.
— Давай встретимся, — предложил он, когда маленькая стрелка часов приближалась к цифре три. Я уже отчаянно зевала и с минуты на минуту планировала положить трубку. — Кофе выпьем. Посидим.
— Кофе я могу и дома выпить.
— Аля.
— Антон, — в тон ему ответила я и хмыкнула, когда он недовольно заворчал. — Пусть тебе кофе твоя ангелоподобная девушка делает.
— Прекрати ревновать.
— Ты опять?
— Что я?
— Антон, я не ревную, поверь. Просто ты мне все уши прожужжал, какая она красавица и умница. Слушать об одном и том же человеке сто пятый раз весьма выматывающее занятие.
— Ладно, я понял, — отступил Антон, хотя понятно, что мои слова его отнюдь не убедили. — Только ты не ответила.
— Ответила. Смысла нет нам с тобой видеться.
— Тебе этот твой...жених не разрешает?
— Перестань. Он не деспот. Я сама не хочу.
— Боишься?
Несмотря на усталость и сонливость, я звонко рассмеялась, взбесив Тошу окончательно.
— Кого? Тебя? Не выдумывай.
Мне вполне хватало обезличенного и бестелесного общения по телефону, всего лишь мужского голоса, который произносил понятные и привычные для меня вещи, но личные встречи предполагали более глубокий и телесный контакт. Я не хотела. Антон привлекательный, очень красивый и сексуальный, а я нормальная здоровая девушка со здоровыми желаниями, и именно в этом все дело. Если мне нужен был от мужчины просто секс, то ему — я вся. Дай ему возможность, и Антон перемешает все мои карты, выкинет козыри и в конечном итоге все испортит.
Но он выманил меня, причем нашел совершенно неожиданный повод для встречи. Как оказалось, я мало отличаюсь от женщин, подсаживающихся на крючок под названием любопытство. Антон поймал меня и потащил к себе.
— Ты занята? — без предисловий начал он. Ни привет, ни здравствуйте.
— Что такое? Я домой собираюсь.
— Ты на учебе?
— Ну да. А что случилось-то?
— Угадай, кого я встретил сегодня?
— Мать Терезу?
— Почти. Ритку.
— Да ладно? — я действительно была удивлена. С ее всепоглощающей любовью ко всему миру, включая сволочей и выродков, всепрощением и неспособностью говорить нет, мое удивление было вполне оправданным. — С которой мы жили?
— Ну.
— Ты ничего не путаешь?
— Аль, — с укоризной произнес Антон, недовольный моим недоверием. — Я пока на память не жалуюсь. В общем, она очень обрадовалась, узнав, что мы с тобой общаемся, и захотела встретиться. Через час. Ты поедешь? Я заеду за тобой.
И любопытство пересилило. Я согласилась, так что через полчаса Антон стоял у корпуса и, прислонившись к машине, терпеливо ждал меня. Мы не видели друг друга достаточно долгое время, поэтому изменения сразу бросились в глаза. Мы оба не смогли скрыть восхищения.
— Отлично выглядишь, — признал Антон и жадно пробежался взглядом по моей фигуре, задерживаясь на груди, тонкой талии, подчеркнутой тонким кожаным ремешком, и бедрах.
— Взаимно. Ты тоже ничего. Дорогие костюмы идут тебе куда больше, чем ковбойские шляпы.
— Язва.
— Поехали, Тош.
Рита уже ждала нас за столиком, уютно устроившись у окошка. Потягивала апельсиновый сок, болтала ногами и смотрела на прохожих, улыбаясь чему-то своему. Ничуть не изменилась. Сколько лет прошло, вроде бы должна была жизнь чему-то научить, или, по крайней мере, активировать инстинкт самосохранения, но этого не случилось, и девушка осталась такой же открытой, доверчивой, наивной и доброй, что и раньше. Но ее добро и "хорошесть" не тяготили меня, как те, что принадлежали Ромке.
Я могла быть какой угодно рядом с ней. Шокировать ее, провоцировать, говорить вещи, которые ее пугают и возмущают, которые могли бы сломать ее мировоззрение, но все та же чертова человечность никогда не давала этому случиться. Я могла быть собой с Риткой, и пусть мы с ней абсолютно разные, как внешне, так и внутреннее, ощущение комфорта и умиротворенности не покидали никогда. Ее добро не носило навязчивый и избирательный характер.
Пусть внутренне Рита осталась прежней, внешне она поменялась. Она не выглядела бедной или нуждающейся, она выглядела ухоженной и дорогой. За столько лет муштры в доме Элеоноры Авраамовны я научилась разбираться в одежде — и мужской, и женской. Я научилась смотреть на качество, на стиль, строить продуманные образы и носить одежду правильно, не просто как что-то, защищающее тело от холода, ветра или снега, а как часть себя, продолжение личности и индивидуальности. И я могла на глаз определить качество одежды, фирму и приблизительную стоимость. Так вот, Рита одевалась жутко, на мой взгляд, в какие-то допотопные длинные юбки в пол, широкие кофты, да еще и нацепляла на руки множество браслетов и ниток, причем каждая деталь ее гардероба была странного цвета, но сами вещи без сомнения являлись дорогими, несмотря на их простоту и потрепанность. Ткань, швы, покрой... Рита явно закупалась не на рынке. Весьма интересная особенность человека, который готов последнюю нитку отдать всему миру.
Увидев нас, Рита радостно вскочила, ослепительно улыбнулась и кинулась мне на шею. Словно скучала безумно и теперь была до ужаса рада меня видеть. Я вопросительно покосилась на рядом стоявшего Антона, который, как ни в чем не бывало скалился, не собираясь мне помогать, а потом осторожно погладила девушку по спине, поспешно отстраняясь.
— Саша! Как я рада тебя видеть.
— Я тебя тоже, — сдержанно улыбнулась краешком губ и похлопала ее по руке. Ритка отпускать меня не спешила, цеплялась за меня и жадно рассматривала, как будто действительно скучала и вспоминала, что было сложно представить, учитывая, сколько прошло лет. Ее оптимизм меня пугал, и я поторопилась отступить поближе к Антону. — Отлично выглядишь, Рит.
— Ты тоже, Саша, — она приложила руки к груди и завертелась вокруг меня, осматривая со всех сторон. — Такая красавица стала! Не узнать просто! И поправилась. Ты очень красивая. И уверенная.
— Я знаю. Ну что, смотрины закончились и мы можем, наконец, сесть?
Она не обратила внимания на мой грубоватый тон.
— Да-да. Давайте.
Целый час мы рассказывали о себе. Каждый хвастался и давал понять, как многого он добился за прошедшие годы. Антон про стриптизерское прошлое умолчал, просто сказал, что открыл свою элитную ветеринарную клинику. Правда, Рите и в голову не пришло поинтересоваться, откуда у молодого парня без гроша в кармане такие деньги. Я многозначительно хмыкнула, за что получила по коленке, но промолчала, а про себя рассказала кратко и сжато, не испытывая желания открываться Тохе.
— А ты, Рит? — дождавшись, когда закончит хвалиться мужчина, я спросила то, что и послужило причиной приезда сюда. — Как живешь?
Она тряхнула яркой кудрявой головой.
