Он несколько секунд сидел, обдумывая ситуацию, затем вздохнул и вывел своего короля из-под шаха. В этот момент ее конь налетел и вывел его ферзя из игры.
— Знаешь, — сказал он, откидываясь на спинку стула и обдумывая свой следующий ход, — к настоящему времени я должен был бы понять, что всякий раз, когда ты предлагаешь мне такой приятный, сочный приз, как этот, где-то внутри приманки всегда есть крючок.
— О, нет, — скромно ответила она. — Иногда я оставляю их там вообще без крючка. Просто чтобы подбодрить тебя укусить в следующий раз.
Нарман рассмеялся и покачал головой, затем оглядел библиотеку.
Княжна Мария склонилась над учебником истории на одном из сидений у окна. В свои почти восемнадцать лет она приближалась к брачному возрасту, хотя на горизонте не было никаких ближайших перспектив. К счастью, как показал изящный профиль, вырисовывающийся на фоне лампы у ее плеча, она больше походила на свою миниатюрную привлекательную мать, чем на отца. У нее также был озорной характер ее матери.
Княжич Нарман, ее младший брат, в четырнадцать лет выглядел гораздо более молодой и стройной версией своего отца и тезки. Его, однако, не интересовал текст по истории. Он был погружен в роман, и, судя по его напряженному выражению лица, в нем должно было быть немало храбрости. Не говоря уже о мечах, хаосе и убийствах.
Их младшие дети, княжич Травис и княжна Филейз, находились в детской на попечении нянек. Пройдет еще несколько лет, прежде чем им доверят место среди дорогостоящих томов библиотеки.
Бывали моменты, подобные этому, когда Нарман почти жалел, что так глубоко вовлечен в великую игру. К сожалению, так оно и было, и он намеревался оставить Нарману-младшему гораздо более крупное и могущественное княжество, чем унаследовал он сам. Кроме того, какими бы ни были ее недостатки, это была единственная игра, в которую действительно стоило играть.
Его улыбка стала немного кривой при этой мысли. Затем он встряхнулся и вернул свое внимание к жене.
Оливия нежно улыбнулась ему, привыкши к тому, как иногда блуждали его мысли. Их брак не был основан на возвышенной, страстной любви. Оливия была дочерью побочной ветви предыдущего правящего дома, и ее брак с Нарманом, — заключенный, когда ей было всего четыре года, — был частью связующего звена, связывающего приверженцев старого режима с новой династией. Она была воспитана так, чтобы ожидать именно этого, но Нарман знал, что она искренне любила его, и он часто удивлялся тому, как глубоко он заботился о ней. Он не был, как он понял давным-давно, тем человеком, который подпускал людей близко к себе, но каким-то образом Оливия проникла в его защиту, и он был рад, что она это сделала. Совместное воспитание четверых детей во многих отношениях помогло им стать еще ближе, и он с большим уважением относился к ее уму. Действительно, он часто жалел, что не смог включить ее в свой тайный совет, но это было бы немыслимо.
— Ты собираешься когда-нибудь пойти сегодня вечером, дорогой? — ласково спросила она, и он рассмеялся.
— Как только оправлюсь от шока, вызванного твоей вероломной засадой, — сказал он ей. — На самом деле, думаю, что я только что...
Кто-то резко постучал в дверь библиотеки. Нарман повернул голову на звук, опустив брови. Все дворцовые слуги знали, что в его вечера с Оливией и детьми никогда нельзя было беспокоить его.
Дверь открылась, и один из дворцовых лакеев встал в проеме, низко кланяясь.
— Прошу прощения, ваше высочество, — сказал он немного нервно. — Глубоко сожалею, что побеспокоил вас, но только что во дворец прибыл епископ-исполнитель Уиллис. Он говорит, что ему очень срочно нужно поговорить с вами.
Опущенные брови Нармана взлетели вверх, и он услышал легкий вздох удивления Оливии. Мария оторвала взгляд от своего учебника по истории, на ее собственном лице было написано удивление и немалая опаска. Младший Нарман был слишком глубоко погружен в свой роман, чтобы даже заметить это.
— Мне жаль, моя дорогая, — сказал Нарман Оливии через пару ударов сердца. — Похоже, нам придется закончить эту игру позже. Возможно, завтра вечером.
— Конечно. — Ее голос был спокоен, почти безмятежен, но он видел вопросы, горящие в ее глазах. Он знал, что эти вопросы она задавать не будет.
— Прости меня за то, что мне придется уйти, — продолжил он, вставая и наклоняясь, чтобы поцеловать ее в лоб. — Я лягу спать, как только смогу.
— Понимаю, дорогой, — сказала она и смотрела, как он быстрыми шагами выходит из библиотеки.
* * *
— Ваше высочество, приношу извинения за то, что прибыл в такой неподобающей спешке в такой час, — сказал епископ-исполнитель Уиллис Грейсин, когда его ввели в небольшую комнату для личных аудиенций.
Лакей удалился, и епископ-исполнитель остался наедине с князем и только одним телохранителем.
— Ваше высокопреосвященство, уверен, что никаких извинений не требуется, — сказал Нарман, вежливо потянув время. — Очень сомневаюсь, что вы пришли бы с визитом в такой час, официально не сообщив мне о своем приезде, за исключением неотложных обстоятельств. Пожалуйста, скажите мне, что могу для вас сделать.
— На самом деле, ваше высочество, это несколько неловко, — сказал Грейсин. Его тон был одновременно извиняющимся, смущенным и взволнованным, и собственное любопытство и опасения Нармана разгорелись еще сильнее.
— Церковный курьерский корабль прибыл сюда, в Эрейстор, менее трех часов назад, ваше высочество, — продолжил священнослужитель. — На нем, конечно, были депеши. Но когда я открыл их, то обнаружил, что, по-видимому, ко мне было отправлено предыдущее курьерское судно. Это судно так и не прибыло, и я могу только предположить, что оно затонуло где-то в Чисхолмском море во время шторма в прошлом месяце.
Епископ-исполнитель сделал паузу, и спина Нармана напряглась. Он выпрямился в своем кресле, и его лицо, как он прекрасно понимал, было слишком точным показателем его внезапно возникшего опасения. Что бы ни содержалось в сообщениях потерянного курьерского катера, должно быть, это было жизненно важно для последующей отправки, чтобы вынудить Грейсина явиться во дворец в такой поздний час. Особенно, если само последующее сообщение прибыло менее чем за три часа до этого.
— Как я уверен, вы, должно быть, догадались, ваше высочество, предыдущее курьерское судно везло критически важные сообщения. Послания, адресованные как вам, так и мне от канцлера Тринейра и архиепископа Лайэма. К счастью, когда курьерское судно не смогло вернуться по расписанию в Трейлис, были отправлены дублирующие депеши. Теперь они прибыли.
— Понимаю, — сказал Нарман. Затем он склонил голову набок. — На самом деле, ваше преосвященство, я не понимаю. Пока нет.
— Простите меня, ваше высочество. — Грейсин улыбнулся почти нервно. — Боюсь, это довольно сильно отличается от тех дел, которые я обычно выполняю для Матери-Церкви. Хотя, на самом деле, насколько я понимаю свои инструкции, я здесь не от имени Матери-Церкви. Я здесь от имени канцлера Тринейра в его роли канцлера рыцарей земель Храма.
Нарман почувствовал, что его дыхание сбилось.
— Ваше высочество, — начал Грейсин, — канцлер становится все более обеспокоенным очевидными амбициями Хааралда из Чариса. Соответственно, выступая от имени рыцарей земель Храма, он поручил мне сказать вам, что...
* * *
Луна стояла высоко в безоблачном небе, проливая великолепный серебристый свет на дворцовые сады. Небольшая группа тщательно выведенных ночных виверн, которыми по праву славился Эмерэлд, сладко пела и посвистывала в ветвях деревьев, и прохладный ветерок проникал в открытое окно зала совета.
Спокойствие садов резко контрастировало с обитателями этой комнаты.
— Я не могу в это поверить, — сказал граф Пайн-Холлоу. — Я просто не могу в это поверить!
— Это, к сожалению, не меняет ситуацию, Травис, — довольно едко сказал Нарман.
— Знаю, — первый советник заметно встряхнулся и криво улыбнулся своему кузену. — Мне жаль. Просто без всякого предупреждения это просто свалилось на нас посреди ночи...
— Если ты думаешь, что это стало для тебя неожиданностью, ты должен был быть там, когда Грейсин обрушил это на меня.
— Я бы предпочел даже не представлять этого, если тебе все равно, — сказал Пайн-Холлоу более естественным тоном.
— Что приходит мне в голову, мой князь, — сказал Хал Шэндир, — так это задаться вопросом, что могло вызвать это. Никто из наших контактов в Зионе или Храме даже не предположил, что храмовая четверка может обдумывать что-то подобное. Могу я спросить, оставил ли епископ-исполнитель какие-либо указания на то, что за этим мог стоять Гектор?
— Думаю, что он сам не имеет об этом ни малейшего представления, — откровенно сказал Нарман. — Лично я был бы склонен сомневаться, что все это подстроил Гектор. Имейте в виду, это звучит так, как будто это предназначено для того, чтобы дать ему все, что он когда-либо хотел — или, по крайней мере, заставить его думать, что это то, что ему собираются дать — но он никак не мог бы иметь такое большое влияние на храмовую четверку. Нет, — князь покачал головой, — предполагаю, что это Клинтан. Хааралд, должно быть, наконец-то сделал что-то, что подтолкнуло его к краю, и это должно, по крайней мере, казаться достаточно угрожающим, чтобы позволить ему увлечь за собой остальных троих.
— Мой князь, — сказал Шэндир необычно тихим голосом, — я прошу прощения.
Нарман пристально посмотрел на него, на его лице был вопрос, и его начальник разведки глубоко вздохнул.
— Я должен был бы восстановить хотя бы горстку агентов в Чарисе, ваше высочество, — сказал он. — Если бы я это сделал, мы могли бы, по крайней мере, знать, что послужило причиной этого. И, — он сделал еще один, более глубокий вдох, — мы могли бы вовремя догадаться, что это произойдет.
— Не буду притворяться, что доволен ситуацией в Чарисе, — сказал ему Нарман. — Но, судя по тону сообщений Тринейра, даже если бы у нас были агенты на месте, они, возможно, не поняли бы, что это висело в воздухе. На самом деле, сомневаюсь, что кто-либо в Чарисе имеет хоть малейшее представление о том, что должно произойти.
— Уверен, что это часть их мышления, мой князь, — сказал Гарт Ралстан, граф Мандир. Мандир был старшим адмиралом Нармана, и выражение его лица было мрачным.
— Уверен, что это часть их мышления, — повторил он, как только убедился, что привлек внимание Нармана. — Но это ставит нас в затруднительное положение. Было бы достаточно плохо, если бы до нас дошли первоначальные депеши, но мы потеряли почти целый месяц.
— Честно говоря, — сказал Пайн-Холлоу, — весь характер этой переписки, если это можно так назвать, беспокоит меня. Нам не предлагают помощь, ваше высочество; нам приказывают делать то, что хотят от нас Тринейр и Клинтан. И, судя по тому, как я читаю эти послания, — он постучал по искусно подсвеченному письму, о котором идет речь, лежащему перед ним на столе совета, — Гектор является старшим партнером, насколько это касается храмовой четверки. Это не союз равных. Мы обязаны поддержать Гектора — и передать наш флот под командование его адмиралов.
— Уверяю вас, это больше, чем просто "беспокоит" меня, — ответил Нарман.
Он начал говорить что-то еще, затем остановился и проглотил невысказанные слова. Даже здесь, среди своих ближайших советников, он не осмеливался выразить всю ту ярость, которую испытал, когда понял, что храмовая четверка рассматривает все его княжество как разбойника, которому можно свистнуть по прихоти и приказать перерезать горло тому, кто ее раздражал.
— Но, — продолжил он в следующую минуту, — как бы я ни относился к этому, тут мы влипли. Если только кто-нибудь здесь не считает, что отказ от "помощи" канцлера Тринейра в этом вопросе был бы целесообразным?
Никто не произнес ни слова, да им и не нужно было этого делать, и в кислой улыбке Нармана была, по крайней мере, доля искреннего веселья.
— В таком случае, — сказал он, — действительно важный вопрос задан тебе, Гарт. Возможно ли для нас уложиться в этот график?
— Не знаю, ваше высочество, — откровенно сказал Мандир. — Я не узнаю, пока у меня не будет возможности разбудить некоторых из моих сотрудников и заставить их начать задавать правильные вопросы на верфи. Однако, с моей точки зрения, маловероятно, что мы сможем активировать резерв вовремя. Предполагалось, что весь наш флот будет готов к бою к началу ноября, но никто не предупредил нас об этом. Одно полное укомплектование наших галер, находящихся на действительной службе, исчерпает нашу нынешнюю численность до предела. Нам придется разослать бригады вербовщиков, чтобы укомплектовать резерв, и каждый моряк торгового флота, который может видеть молнию или слышать гром, поймет, что вербовщики прибудут, как только мы начнем переоборудование резерва. Так что они собираются сделать так, чтобы их не было видно. Что даже не учитывает, где мы находимся с точки зрения необходимых нам поставок.
Он покачал головой.
— Ваше высочество, я сделаю все, что в моих силах, но не уверен, что мы смогли бы укомплектовать весь резерв в соответствии с первоначальным графиком. Учитывая время, которое мы потеряли, просто узнав об этом...
Он снова покачал головой.
— Не могу сказать, что удивлен этим, — сказал Нарман. — И, если быть до конца честным, я не уверен, что мне неприятно это слышать.
На лице Мандира отразилось удивление, и принц резко усмехнулся.
— Гектор знает об этом дольше, чем мы, — сказал он. — Это очевидно из характера отправлений Тринейра. Так что он собирается уже начать приводить свой флот в боевую готовность. Что ж, если мы будем вынуждены следовать его приказам, то я бы предпочел, чтобы его адмиралы были вынуждены взять инициативу в свои руки. Он будет думать в терминах своей собственной выгоды от этого. Ладно, пусть он заплатит за это цену. Это не наша вина, что никто не сказал нам об этом достаточно быстро. Конечно, мы сделаем все, что в наших силах, — он тонко улыбнулся, — но, конечно, никто не сможет обвинить нас, если мы не сможем укомплектовать большую часть резерва за то, к сожалению, короткое время, которое у нас есть.
НОЯБРЬ, Год Божий 891
.I.
Якорная стоянка королевского чарисийского флота, остров Лок
Весенняя ночь была теплой и влажной, и сполохи молний мерцали далеко на западе, над заливом Хауэлл, когда флот снимался с якоря.
Мерлин стоял рядом с Кэйлебом на юте корабля его величества "Дреднот", а Арналд Фэлхан сразу за ними. Резкие команды прорезали темноту, но они были каким-то образом приглушены, как будто люди, отдававшие их, верили, что если они все будут вести себя очень тихо, никто не заметит, что они делают.
Мерлин слегка улыбнулся при этой мысли, несмотря на напряжение, скручивавшееся внутри. Вокруг него в общей сложности стартовали тридцать два галеона. Тридцать из них были военными кораблями королевского чарисийского флота; два других явно были торговцами, привлеченными в качестве судов снабжения. В отличие от кого-либо другого, его искусственные глаза могли четко различать каждое из них, и отчасти его напряжение было вызвано вполне реальной возможностью столкновений, когда один за другим неуклюжие такелажники поднимали якоря и разворачивали паруса. К счастью, ветер был с ними, дул устойчиво, если не слишком сильно, с запада.
