И вот что я получаю за то, что доверяю чужой информации о чем-то подобном. Даже если предположить, что этот ублюдок сказал мне правду, насколько он ее знал, в любом случае я должен был планировать с точки зрения того, что он может просто ошибаться.
Он заскрежетал зубами, обдумывая цифры Селмара. Неудивительно, что даже твердолобый сержант казался наполовину ошеломленным. Если у них было всего семьдесят три действующих, то он потерял более ста семидесяти в этом убийственном обмене.
И я готов поспорить, что эти чертовы всадники ветра сами уничтожили половину из них.
Он сердито посмотрел на окровавленную повязку на своем левом предплечье. Ему повезло, что стрела с острым наконечником проделала аккуратное круглое отверстие в мясе и мышцах, не задев кости. Стрела с широким наконечником разорвала бы конечность, но его хирург перерезал древко той, которая на самом деле попала в него, и провел ее до конца через рану. Это было больно, как у Фробуса, но вряд ли могло искалечить его, и, по крайней мере, он был правшой. Он все еще мог сражаться... в отличие от слишком многих людей, которых он привел с собой на север.
— Хорошо, Гуран, — прорычал он наконец. — Организуйте их в два взвода.
Сержант мгновение молча смотрел на него, затем глубоко вздохнул, расправил плечи и кивнул.
— Есть, сэр, — сказал он, и Трарам повернулся к Сомару Ларарку, который был уже не просто его старшим лейтенантом, а единственным, кто у него еще был.
— Ну?
— Лучшее, что я могу вам дать, это предположение, сэр, — сказал лейтенант. Он пожал плечами. — Оценка Марсама, вероятно, самая лучшая.
Трарам кивнул. Капрал Фархан Марсам был таким же закаленным и опытным, как и они. Его никогда не повышали выше капрала, потому что ему было трудно оставаться трезвым в гарнизоне, но он никогда не пил в полевых условиях. Действительно, он, казалось, становился все более уравновешенным и сосредоточенным по мере того, как дерьмо становилось все глубже и глубже.
— Он говорит, что лично видел, как по меньшей мере двадцать, а возможно, и двадцать пять оруженосцев Мархоса были убиты, и, возможно, целых полдюжины его проклятых "гостей" и их слуг. Это довольно хорошо согласуется с тем, что я получаю от других, хотя я сам склонен думать, что это может быть немного чересчур оптимистично. И это не включает проклятых Фробусом всадников ветра.
Трарам снова кивнул. Если предположить, что оценка капрала была верна, там оставалось не более десятка стрелков, а у него было пятнадцать выживших арбалетчиков, лежащих в лесу в пятидесяти ярдах от ворот. Они не пощадили еще двух оруженосцев сотойи, которых те потеряли, обнаружив, что он не собирался позволять им закрывать эти ворота. Они отказались больше терять в этом усилии, что, по крайней мере, означало, что ему не придется перебираться через стену, если он попытается атаковать во второй раз.
Если бы не всадники ветра, он бы не колебался и начал бы преследование как можно быстрее, в то время как защитники должны были быть по крайней мере такими же дезорганизованными, как и он. Конечно, если бы не проклятые всадники ветра, ему бы тоже не понадобилось начинать вторую атаку. С другой стороны, теперь он знал о них. Во второй раз у них не было бы преимущества внезапности, и он все еще превосходил стражников Мархоса численностью по крайней мере в три раза к одному. И если уж на то пошло, присутствие всадников ветра делало еще более настоятельным то, что он должен был проникнуть туда и прикончить их вместе с остальными обитателями охотничьего домика.
Если бы он сейчас отказался от этой операции как от плохой идеи, он скорее сомневался, что они просто решили бы его отпустить. Нет, они сделают все, что в их силах, чтобы настигнуть его и его людей, и вполне возможно, что они смогут выяснить, куда он направляется. Если они это сделали и решили не ехать сразу за ним, было слишком вероятно, что что-то со скоростью и выносливостью скакуна могло достичь реки Спиар в одном из прибрежных городов ниже по течению от его встречи с баржами задолго до того, как он сможет проплыть вниз по реке мимо них. И если бы им это удалось, властям не составило бы труда отправить лодки в Нэхфэйлас, на его единственный путь отсюда вниз по Откосу, чтобы дождаться его прибытия. Предполагая, конечно, что у них не было под рукой достаточного количества лодок, чтобы просто самим отправиться за ним по середине реки.
До тех пор, пока эти проклятые скакуны были в состоянии сделать это, он не мог рассчитывать на то, что разорвет контакт и выйдет сухим из воды. Даже если бы он мог, его работодатель вряд ли был бы доволен. Убийство короля было серьезным делом, и если миссия провалится, он может решить, что пришло время обрубить все концы, которые могли привести к нему. У Трарама не было ни малейшего желания тратить остаток своей жизни, оглядываясь через плечо в ожидании, когда братья-псы догонят его.
Их всего двое, Эркан, напомнил он себе. Конечно, нужно было беспокоиться о третьем скакуне. Но теперь, когда он знал, что они там, и теперь, когда его арбалетчики могли пустить в ход свое собственное метательное оружие через открытые ворота, огромная гнедая была просто еще одной небронированной лошадью. Опасными были два других скакуна и их тяжелая защита. Если бы он только мог придумать способ вывести их из строя или, по крайней мере, найти способ подобраться достаточно близко, чтобы подколоть им сухожилия, не будучи сначала втоптанным в красную грязь...
Он сделал паузу, внезапно сузив глаза, затем наклонился и поднял пригоршню густой лесной плесени. Он мгновение смотрел на него, затем сжал кулак и прислушался к хрусту сухих листьев, когда он их раздавливал, и улыбнулся.
* * *
Лиана подняла глаза, когда Датгар и Гейрфресса почти одновременно подошли к перилам веранды, в то время как сэр Джерхас Мэйсбирер перевязывал ее порезанные ребра.
Порез был не особенно глубоким, хотя из него обильно текла кровь, но она была благодарна за перевязку. Она также была более чем немного удивлена, что главный советник настоял на том, чтобы лично помочь ей с этим.
Не то чтобы раненых было недостаточно, чтобы занять всех остальных, обладающих каким-либо навыком исцеления, мрачно размышляла она, прислушиваясь к стонам раненых и умирающих мужчин, разбросанных по двору. Она смотрела на этот ковер из корчащихся тел и тех, которые больше никогда не будут корчиться, и знала, что ее детские воспоминания о Чергоре никогда не будут прежними.
— Лиана? — Ее отец поднял забрало своего шлема, и его голос был резким, с той же озабоченностью, которую она чувствовала, исходящей от Гейрфрессы.
Мэйсбирер оглянулся через плечо.
— С твоей дочерью все будет в порядке, Теллиан, — сказал он, и брови Лианы поднялись, когда он назвал ее так.
— Это больше, чем царапина, но она также неглубокая и чистая, — продолжил главный советник, опуская окровавленную рубашку, которую она подняла, чтобы позволить ему добраться до раны. — Во всяком случае, мы оба видели, как люди гораздо хуже переносят свой первый бой. — Его губы скривились в чем-то среднем между улыбкой и гримасой. — И нам повезло, что она была здесь, чтобы защищать веранду; без нее они бы прошли бы ее и в конце концов добрались до короля. Моей гордости больно это признавать, но она не просто лучше владеет клинком, чем я сейчас. Боюсь, она лучше, чем был я когда-либо. И, — мимолетная почти улыбка исчезла, и его голос стал тверже, — количество этих ублюдков, которых вы двое убили вместе, должно убедить практически любого, что вы не стояли за нападением.
— Надеюсь, ты не ожидаешь, что некоторые из них признают это, — сказал Теллиан, не отводя взгляда от Лианы.
— Вероятно, нет, — ответил главный советник, отступая назад и прислоняясь к одной из опор веранды, наблюдая, как Лиана заправляет рубашку обратно. — Однако я намерен подчеркнуть это, поскольку предупреждение твоей дочери не упоминать о ее навыках владения мечом означает, что я буду рядом, чтобы сделать это.
— Ты второй раз называешь ее моей дочерью, — заметил Теллиан, и Мэйсбирер пожал плечами.
— Ты считал, будто я думал, что ты разлюбил ее только потому, что она стала девой войны? Я уверен, что это шокировало бы любого из наших лордов-правителей, услышь они это, но в данный момент меня это не очень волнует. — Он фыркнул внезапным смешком. — Без сомнения, я переживу это со временем, но, по крайней мере, на данный момент, я думаю, что для нее важнее быть той, кем вы двое ее считаете, чем той, кем она является по закону.
Теллиан смотрел на него долгое, неподвижное мгновение, затем кивнул и снова посмотрел на свою дочь. Она видела беспокойство в его глазах, темноту глубоко в них, когда он пытался удержать их от крови на ее рубашке и пятну там, где она стекала по бриджам.
— С тобой действительно все в порядке, любимая? — спросил он гораздо более мягким тоном, и она поняла, что он спрашивает о гораздо большем, чем просто порез.
— Настолько близка к этому, насколько кто-либо может быть, — честно сказала она ему.
Она посмотрела на свою правую руку, удивляясь, почему она не дрожит так, как, по ее ощущениям, должна была дрожать, думая о том, сколько из тех мертвых и умирающих людей во дворе были убиты этой самой рукой, и попыталась понять свои собственные чувства. На самом деле она не понимала, и если она сама их не понимала, как она должна была объяснить их ему? Она на мгновение задумалась об этом, затем снова посмотрела на него.
— В любом случае, со мной все будет в порядке, — сказала она. — Это, наверное, лучшее, что кто-либо может сказать после своего первого боя, не так ли?
— Так и есть.
Она никогда не слышала, чтобы ее отец говорил совсем так, и глубокая, растопляющая сердце волна любви прошла через нее, когда их глаза встретились. Она была его дочерью, а дочерей знати сотойи полагалось защищать, лелеять и оберегать. Он даже в самом страшном сне не ожидал увидеть свою дочь, сокровище его сердца, кружащуюся в котле крови, криков и режущей стали. И все же, несмотря на ужас, который он, должно быть, испытывал, несмотря на глубокую подготовку, которая твердила в глубине его сердца, что бы ни говорил ему разум, что женщины, и особенно его дочь, не имеют права проливать свою кровь или чью-либо еще, он так упорно боролся, чтобы сохранить этот страх, этот страх, от показа. Он терпел неудачу, но это только заставляло ее любить его еще больше за то, что он пытался.
— Сэр Джерхас прав, — продолжил Теллиан, глядя на тела, распростертые на веранде и вокруг нее. — Без твоего предупреждения они бы захватили нас еще до того, как мы узнали, что они здесь, даже не считая этих. — Он коротко указал на тела. — Если тебе все равно, я не думаю, что мы будем обсуждать это в деталях с твоей матерью, и в данный момент я ловлю себя на том, что действительно хочу, чтобы ты никогда не становилась девой войны, но, — он посмотрел прямо ей в глаза, — я горжусь тобой.
— У меня были хорошие учителя, — сказала Лиана.
— Уверен, что ты неплохо училась. Но я только что решил, что подарить тебе и Базелу на свадьбу. — Лиана склонила голову набок, и он резко фыркнул. — Если ты собираешься стать всадником ветра, тебе нужны свои доспехи, и так случилось, что у меня есть друзья в Дварвенхейме. Я уверен, что они могут помочь нам с этим.
<И чем скорее, тем лучше>, — едко согласилась Гейрфресса. Окровавленная кобыла уставилась на свою избранницу. <Двуногая! И ты беспокоилась обо мне?!>
<Конечно, беспокоилась>, — тихо ответила Лиана, протягивая руку, чтобы погладить скакуна по шее, когда Гейрфресса наклонилась ближе, коснувшись носом ее груди и сильно дунув. — <Ты большая мишень, чем я.>
<О, правда? И кто из нас прошел через это без единой царапины?>
Лиана рассмеялась немного неуверенно и повернулась обратно к Мэйсбиреру.
— Я ценю повязку, сэр Джерхас. Я только надеюсь, что вы не слишком сильно шокировали остальных джентльменов короля.
— Я уверен, что некоторые из них позже придут в надлежащий ужас, — сухо сказал первый советник. — На данный момент сомневаюсь, что кто-то может сделать какие-либо... неуместные замечания. А что касается приличий, — его голубые глаза внезапно блеснули, когда они на мгновение остановились на лице Теллиан, — моя младшая дочь по крайней мере на десять лет старше тебя, юная леди. Я верю, что смогу наложить повязку на твои ребра, не будучи охваченным похотью.
Лиана моргнула, глядя на него. На мгновение она была уверена, что ей померещилась его последняя фраза, но эти голубые глаза заблестели, и она услышала что-то шокирующе похожее на взрыв смеха со стороны ее отца, когда первый советник погладил свои роскошные усы и ответил на ее выпученный взгляд мягкой улыбкой.
— Я вижу, у вас есть скрытые глубины, милорд, — сказала она ему наконец, и он усмехнулся. Но потом он посерьезнел и покачал головой.
— Не буду притворяться, что внезапно одобряю всю идею "дев войны", — сказал он, — потому что я этого не делаю. Но без тебя мой король был бы мертв. Что бы я ни думал о выборе, который ты сделала, ничто не может стереть этот долг.
— Да, это невозможно, — сказал другой голос, и Лиана быстро обернулась, когда король Мархос вышел на веранду.
Король оглядел усеянный телами двор, выражение его лица было жестким, а в глазах дымился гнев. Гнев стал еще хуже, поняла Лиана, потому что ему было отказано в праве нанести хоть один удар в свою защиту.
Она сомневалась, что Суордшэнк смог бы привести в исполнение этот приказ, если бы Мархос захватил с собой свои собственные доспехи. Это и так было достаточно трудно, но король был вынужден признать главенствующую логику аргументов своего личного оруженосца. Если он падет, их нападавшие победят, каковы бы ни были их потери; если он выживет, то его стражники победят, даже если ни один из них не выживет. Он был в долгу перед этими стражниками и особенно перед теми, кто наверняка пал, защищая его, чтобы он остался в живых. Чтобы их жертва имела значение. И поэтому, хотя каждый инстинкт взывал присоединиться к битве, он заставил себя принять гораздо более трудную задачу — ждать в центре кольца мечей своих защитников, пока они умрут, защищая его.
— Я могу вспомнить очень немногих мужчин, благородных или простых, которые когда-либо служили короне так же хорошо, как ты сегодня, — сказал он теперь, поворачиваясь обратно к Лиане. Он взглянул на ее отца, но его глаза снова смотрели на нее, и его голос был ровным. — И я не могу вспомнить никого, кто когда-либо служил лучше. Я у тебя в долгу, а мой дом помнит о своих долгах.
Лиана вспыхнула и быстро покачала головой.
— Ваше величество, я едва ли единственная.
— Конечно, это не так, — прервал он ее, еще раз оглядывая двор, наблюдая, как полдюжины уцелевших оруженосцев Суордшэнка вытаскивают раненых убийц из кучи мертвых и умирающих. Выражения лиц его телохранителей предполагали, что эти пленные скоро расскажут им все, что они знали, и его глаза посуровели от мрачного удовлетворения, когда он продолжил говорить с Лианой.
