Это была более новая копия, на лейбле переиздания, но все равно не та, которую Флойд видел раньше. Конверт был сделан из странного скользкого материала, похожего на мокрое стекло. — Это сделали вы? — спросил он, растирая странную бумагу между пальцами.
— Это было достаточно просто, учитывая имеющуюся информацию.
Флойд приподнял конверт, позволив диску выкатиться ему в руки. Он был очень легким, как будто спрессованным из кости каракатицы. Казалось, что он должен был разлететься на тысячу кусочков при малейшем прикосновении.
— Я даже не был уверен, что вы, люди, все еще слушаете музыку. Оже, похоже, это не очень понравилось. Как и Сьюзен Уайт.
— Оже вообще говорила об этом?
— Я все собирался спросить ее, но помешали события. В чем дело, Тунгуска? Рассматривается ли здесь музыка как примитивный вид искусства, подобный наскальной живописи или резьбе по кости?
— Не совсем, — сказал Тунгуска. — Мы по-прежнему слушаем музыку в Политиях, хотя это несколько иной вид музыки, чем та, с которой вы, вероятно, сталкивались. Но у Оже и ее соотечественников просто нет возможности слушать музыку вообще. Видите ли, это была наша вина. Мы украли у них музыку.
— Как вы можете украсть музыку, Тунгуска?
— Вы создаете вирусное оружие. От вашего внимания не могло ускользнуть, какую центральную роль музыка играет в моральном состоянии нации, находящейся в состоянии войны. Теперь представьте, что вы убираете это одним махом. Мы уже разработали вирусное оружие, которое могло бы убить их всех, если бы ему позволили заразить достаточное количество хозяев. Но мы не хотели их убивать: мы хотели обратить их в нашу собственную идеологию, чтобы усилить нашу собственную численность. Кроме того, смертельный вирус довольно сложно распространить на широкую сферу боевых действий. Как только люди начинают умирать, вводится карантин, для пресечения распространения принимаются жестокие меры. Поэтому наши мыслители ушли и заново отточили свое оружие, чтобы атаковать ту часть разума, которая связана с языком, думая, что у такого вируса будет больше шансов распространиться до того, как его последствия будут замечены.
— Отвратительно, — сказал Флойд.
— Но все равно неудовлетворительно, — продолжил Тунгуска, его голос был таким же размеренным и невозмутимым, как всегда. — Наши прогнозы показали, что конечным результатом по-прежнему будут десятки миллионов смертей, поскольку общество, основанное на среде обитания, распалось бы из-за отсутствия связи между ключевыми работниками. Итак, наши мыслители снова переработали оружие. То, что они придумали, было Амузыка: вирус, подключенный к определенным областям правого полушария мозга, аналогичным тем очагам левого полушария мозга, которые связаны с восприятием и порождением языка. Это сработало прекрасно. Жертвы Амузыки теряют всякое чувство музыки. Они не могут этого сделать, не могут это спеть, не могут это насвистеть, не могут на этом сыграть. Они не могут даже слушать это. Для них это больше ничего не значит: просто какофония звуков. Для некоторых это очень болезненно.
— Тогда Оже... а Сьюзен Уайт?
— Амузыка очень быстро распространилась по обществу трешеров. К тому времени, когда кто-нибудь заметил, что происходит, было уже слишком поздно что-либо с этим делать. Даже сейчас в обращении находятся мутантные штаммы вируса. И из-за того, как было разработано оружие, как только оно у вас появится, вы передадите его своим детям... и детям ваших детей. Это будущее, Флойд: мир без музыки для большинства из них.
— Большинство из них?
— Это коснулось не всех. Один из тысячи избежал его последствий, хотя мы до сих пор не знаем почему. Они считают себя очень удачливыми. Их ненавидят и им завидуют в равной мере.
— Но если вы можете убрать музыку... разве не можете вложить ее обратно?
Тунгуска снисходительно улыбнулся. — Мы пытались, в духе наведения мостов. Но добровольцы, естественно, неохотно соглашаются на еще большее нейронное вмешательство. Большинство трешеров не доверили бы нам вправлять сломанную ногу, не говоря уже о том, чтобы перестроить свой разум. И те немногие, кто делает это добровольно... что ж, результаты не были поразительно успешными. Если они вспоминают, как когда-то звучала музыка, они жалуются, что сейчас она звучит бледно и неэмоционально. Возможно, они правы.
— Или, возможно, они просто чувствуют то же, что и все мы, — сказал Флойд. — Никто никогда не отнимал у меня музыку, но будь я проклят, если она когда-нибудь будет звучать так же хорошо, как раньше, когда мне было двадцать.
— Признаюсь, у меня тоже было такое подозрение. Но, учитывая тот вред, который мы причинили, самое меньшее, что мы можем сделать, — это дать этим людям возможность усомниться. Возможно, все-таки чего-то не хватает.
— А как насчет ваших людей? Если этот вирус повсюду, разве вы не должны были подхватить его к настоящему времени?
— Так бы и случилось, если бы машины, кишащие в наших телах и разумах, не давали вирусу распространяться. — Тунгуска колебался. — Теперь, когда мы затронули эту тему, Флойд, я должен предупредить вас, что, поскольку у вас самого нет этих машин...
— Этот вирус может проникнуть на борт в любой момент, когда ему заблагорассудится.
— Вероятно, в данный момент вы в безопасности, — сказал Тунгуска. — Вам нужно будет подвергнуться воздействию более чем одного носителя, прежде чем у вируса появится шанс утвердиться. Но если бы вы остались в системе — свободно перемещаясь в обществе трешеров, — тогда вирус в конечном итоге нашел бы вас.
Флойд посмотрел на диск, его собственное отражение сияло ему в ответ. — Тогда я бы утратил музыку, точно так же, как это случилось с Оже?
— Если только вам не посчастливилось быть единственным из тысячи, кто может противостоять вирусу... тогда да, я бы сказал, что это было более или менее гарантировано.
— Спасибо, — сказал Флойд. — Я рад, что вы мне сказали.
Тунгуска выглядел немного озадаченным. — "Спасибо" было не совсем той реакцией, которую я ожидал. Ненависть и осуждение, возможно, но не благодарность.
— Поздновато для осуждения, вам не кажется? Что сделано, то сделано. У меня не складывается впечатления, что вы особенно гордитесь тем, что сделано.
— Нет, — сказал Тунгуска с искренним облегчением в голосе. — Мы, безусловно, не гордимся этим. И если бы мы могли что-нибудь сделать, чтобы загладить свою вину...
— Может быть, как только вы покончите с этой маленькой войной, — предположил Флойд, — тогда вы сможете подумать о том, чтобы снова восстановить некоторые из этих мостов. Но сначала мы должны остановить Найагару.
— В грузе было что-то, что ему было нужно, — сказал Тунгуска. — И он знал, что искал. Мы — нет. Было бы достаточно сложно попытаться найти его, даже если бы груз все еще был у нас или если бы у Кассандры было достаточно времени, чтобы просканировать содержимое с более высоким уровнем разрешения.
— Подождите, — сказал Флойд, снова переворачивая пластинку. — Если у нее не было времени детально осмотреть груз, откуда взялась эта копия?
— Кассандра сделала все, что могла, а это значит, что книги, журналы и другие журналы не были подвергнуты той проверке, которой она, возможно, желала. Но записи? На самом деле сделать голографическое сканирование канавки было довольно просто. Это намного проще, чем сканировать бумажный документ с микроскопическим разрешением в поисках какого-то скрытого сообщения.
Флойд наклонил конверт в одну и в другую сторону. — Но если бы здесь было скрытое сообщение, вы бы тоже его пропустили.
— Скрытое сообщение, вроде координат АКС? Да. Но вы уже знаете, что для указания этой позиции потребуется лишь небольшое количество данных. Несколько цифр... их легко спрятать где угодно.
— Тогда это бесполезно.
— Я просто подумал, что записи помогут скоротать время. Учитывая, как сильно вы любите музыку...
— Да, — сказал Флойд. — Очень даже. И этот жест оценен по достоинству. Но без чего-то, на чем можно было бы их воспроизвести...
— Ну же, — сказал Тунгуска с игривым блеском в глазах. — Вы же не думаете, что я бы забыл об этом, не так ли?
Он смотрел на что-то позади Флойда, на прикроватном столике рядом с радиоприемником Санрайз. Флойд обернулся. Там стоял граммофон, хороший, там, где минуту назад его определенно не было.
— Это довольно хороший трюк, Тунгуска, — сказал он, улыбаясь.
— Наслаждайтесь музыкой, Флойд. Я вернусь, когда у меня будут какие-нибудь новости.
После того, как он ушел, Флойд вставил диск в проигрыватель граммофона и опустил в канавку иглу с алмазным наконечником. Она с хрустом встала на свою дорожку, а затем стало тихо, если не считать случайного щелчка статических помех. Затем заиграла музыка, труба Армстронга без усилий заполнила комнату, пианино Лил Хардин было ярким, чистым и прохладным, как дождь в жаркий день. Флойд улыбнулся — всегда было приятно слушать Сачмо, независимо от времени и места, — но в музыке было что-то такое, что не могло поднять ему настроение. Возможно, он был слишком обеспокоен Оже и всем остальным, чтобы позволить музыке произвести желаемый эффект. Но даже в его старой поцарапанной копии Дженнетт была жизнь, которой не хватало в этой версии. Где-то между Парижем и кораблем Кассандры из музыки вырвалась какая-то существенная искра. Флойд снял пластинку с проигрывателя и вернул ее в конверт. Он порылся в коробке, нашел другие джазовые записи и попробовал некоторые из них, прежде чем отказаться от упражнения. Возможно, дело было не столько в записях, сколько в проигрывателе или акустике комнаты, но что-то было не так. Это было все равно что слушать, как кто-то почти насвистывает мелодию.
Хорошая попытка, Тунгуска, — подумал он.
Флойд откинулся на спинку кровати, скрестив руки за головой. Он снова включил радио, но новости были все те же.
— Вы можете поговорить с ней сейчас, — сказал Тунгуска. — Но, пожалуйста, отнеситесь ко всему спокойно. Она через многое прошла за последние пару дней.
— Я буду обращаться с ней в лайковых перчатках.
— Конечно. Кстати, Флойд, как у вас продвигаются дела с этими записями?
— Это действительно хорошая мысль, — сказал Флойд.
— Как в том смысле, что "важна мысль"?
— Извините, Тунгуска, но с ними что-то не так. Может быть, этому граммофону нужна новая игла. Или, может быть, это только мне кажется.
— Я просто хотел, чтобы вы чувствовали себя как дома.
— И я ценю этот жест. Но не беспокойтесь обо мне, ладно? Я справлюсь.
— Вы храбро смотрите на вещи, Флойд. Я восхищаюсь этим.
Тунгуска провел его в ярко-белую палату послеоперационной палаты.
— Я оставлю вас с ней наедине, — сказал Тунгуска. — Машины дадут мне знать, если у нее возникнут какие-либо трудности.
Он отступил назад сквозь белую стену, которая плотно сомкнулась за ним, как бланманже.
Оже находилась в состоянии полусонного бодрствования, сидя в постели, а вокруг ее головы и верхней части тела мерцал туман из серебристых машин. Она увидела, как он направляется к кровати, и, несмотря на свою очевидную усталость, выдавила улыбку.
— Флойд! Я думала, они никогда не позволят тебе увидеть меня. Я начала сомневаться, действительно ли с тобой все в порядке.
— Я в порядке, — сказал он, садясь на подставку в форме поганки рядом с кроватью. Он взял одну из ее рук и погладил пальцы. Он ожидал, что она отстранится, но вместо этого она крепче прижалась к нему, как будто ей нужен был этот момент человеческого контакта. — Тунгуска хотел, чтобы у тебя было немного тишины и покоя, пока ты не соберешься с мыслями.
— Такое чувство, что я нахожусь здесь уже сто лет, и все это время у меня звенит в голове.
— Теперь тебе лучше?
— Немного. Однако у меня все еще такое чувство, будто в моем черепе находится небольшое дискуссионное общество, проводящее свое ежегодное собрание.
— Машины Кассандры, я полагаю. Ты помнишь, что произошло, не так ли?
— Не все. — Она откинула с глаз прядь влажных от пота волос. — Я помню смерть Кассандры... но больше ничего.
— Ты помнишь, как ее машины просили разрешения разбить лагерь в твоей голове?
— Помню, что была очень напугана чем-то, но знала, что должна сказать "да" и что у меня не было много времени, чтобы все обдумать.
— Ты совершила очень смелый поступок, — сказал Флойд. — Я горжусь тобой.
— Я надеюсь, это того стоило.
— Так оно и было. По крайней мере, на данный момент. Ты знаешь, где находишься?
— Да, — сказала она. — По крайней мере, как только я понимаю, что есть что-то, чего я не знаю, информация, кажется, всплывает у меня в голове. Мы вернулись на корабль Кассандры, за исключением того, что теперь шоу ведет Тунгуска.
— Ты думаешь, мы можем ему доверять?
— Да, безусловно, — твердо сказала она, как будто это должно было быть очевидно. Затем она нахмурилась, так же внезапно потеряв уверенность в себе. — Нет. Подожди. Откуда я могу так хорошо его знать? Должно быть, это одно из воспоминаний Кассандры... — Оже покачала головой, как будто только что откусила лимон. — Это странно. Я не уверена, что мне это нравится.
— Тунгуска сказал, что машины Кассандры, похоже, тебе понравились, — сказал Флойд.
— Только не говори мне, что я застряла в таком положении навсегда. — Она сказала это небрежно, но недостаточно убедительно.
— Вероятно, только до тех пор, пока кризис не закончится, — сказал Флойд, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал обнадеживающе. — Ты помнишь тот спасательный корабль, насчет которого Кассандра была уверена, что они собирались сбить его?
— Да, — сказала Оже через мгновение.
— Ну, это сошло ему с рук. Сработала встреча с большим и более быстрым кораблем. По словам Тунгуски, улики указывают на Найагару.
Это, наконец, казалось, подтолкнуло Оже к полной боевой готовности. Она выпрямилась на кровати, откинув волосы назад. — Мы должны остановить этот корабль до того, как он достигнет портала. Все остальное не имеет значения.
— Мы пытались, — сказал Флойд.
— И что?
— Никто не мог догнать Найагару. И он уже взял портал под свой контроль.
— Я думала, ты сказал, что мы все еще преследуем его.
— Тунгуска отправил подкрепление, чтобы восстановить контроль над порталом. Его ребята держали его открытым для нас. В этот самый момент мы находимся в гиперсети.
Она огляделась, возможно, сомневаясь в его словах. Флойду тоже было трудно поверить, что переход через портал может быть таким плавным, таким неинтересным. Это было похоже на поездку в хорошо смазанном катафалке.
— Так где же сейчас находится Найагара? — спросила она.
— Где-то впереди нас, дальше по туннелю.
— Я не думала, что они когда-либо запускали два корабля одновременно, — сказала Оже, нахмурившись.
— Не думаю, что это совсем обычная процедура.
— Неужели Тунгуска считает, что мы догоним корабль Найагары или, может быть, подойдем достаточно близко, чтобы сбить его?
— Не знаю. Я думаю, он больше беспокоится о том, что произойдет, когда Найагара выскочит с другого конца. Есть опасность, что мы потеряем след.
