Детей оставляем на попечение Йоны. Женщина пребывает, словно в состоянии сна, у неё ежеминутно происходит процесс регенерации, культя руки вытягивается, с груди уже убрала накладную подушечку, но она с трогательной заботой опекает Свету и Игоря. Отмечаю, хотя обычаи этих людей достаточно жестокие и непредсказуемые, к детям проявляют трогательную заботу. Может от того, что эта раса их много не имеет, жизнь у них долгая, малыши появляются редко.

Я, Семён и Грайя, вновь стоим на площадке у люка. Он открыт, неподалёку расположились воины Гроз Гура, из шахты раздаются отрывистые голоса. Идут последние приготовления, вытягивают толстую трубу, убирают откачивающие насосы. Верховный властитель, как и положено его чину, наблюдает за нами из изготовленной для этой цели, пёстрой палатки. Лицо темнее грозовой тучи, у меня ощущение, он борется над какой-то тягостной для себя проблемой. Его глаза то разгораются, то блекнут, губы плотно сжаты, вижу, как сжимаются кулаки. Мне не нравится его состояние, мне всегда не нравится то, что плохо понимаю. В любом случае стараюсь быстрее покинуть этот гостеприимный город.

Грайя повизгивает от нетерпения, закусывает влажную губу, прикрикивает на работников. Семён задумчиво опирается на топор, он недавно правил лезвие и поэтому случаю чисто побрился топором. От него пахнет одеколоном — странный аромат мускатного ореха и мяты, одна из дочерей Гроз Гура ему подарила флакончик, чем привела в бешенство жрицу Огня, но жаркий поцелуй Семёна в губы погасил вспыхнувшую ярость, а другой, долгий и нежный совсем успокоил Грайю, но по шее она его всё же дала и заставила выбросить одеколон. В последствие я узнал, что подарки такого рода от местных женщин, приглашение к интимной связи.

Наконец из люка вытягивают последние шланги, и из него показывается голова Зирда. Он видит меня, улыбается, выбирается наверх: "Я прозондировал тоннели, химер нет, вагонетка на рельсах, можно ехать"

Смотрю на Гроз Гура, вроде он хотел сопровождать нас. Зирд замечает мой взгляд: "Он не поедет, вместо него, с вами буду я"

Идём к шахте, перед спуском смотрю на Верховного властителя, посылаю ему мысль, в ней благодарность, но словно упираюсь в бетонную плиту. Ладно, думаю, скоренько уходим, незачем провоцировать хорошего человека. Я догадываюсь, всё дело в артефакте, Гроз Гур борется с собой, чтобы не отнять его у меня.

Вновь на станции, не могу её узнать: во-первых, зловоние всё ещё не до конца выветрилось, дух смерти витает в каждом сантиметре пространства, во-вторых, всюду оплавленные лужи из камня и металла, груды пепла устилают перекорёженные рельсы и оплывший от сильного жара состав.

Зирд ведёт нас в один из тоннелей. Здесь чисто, на рельсах гудит вагонетка, она работает от аккумуляторов. В ней находятся несколько человек — это худощавые люди в серебристых накидках и хотя они явно не воины, я догадываюсь, они имеют большую силу, определенно, они экстрасенсы, или, как они сами себя называют, маги.

"Большой отряд воинов взять нет возможности, поэтому с нами поедут они" — Зирд глубокомысленно молчит, а я не требую разъяснений, и так понятно.

Словно налетает порыв ветра, вагонетка срывается с места и стремительно несётся во тьму.

Перестук колёс успокаивает, смотрю по сторонам, стараюсь разглядеть, что там, в темноте. Незаметно сую руку под рубашку, ощупываю медальон, мне доставляет невероятное удовольствие его гладить, перебирать пальцами алмазные камушки. Семён пыхтит и недовольно ворчит, не нравится ему кромешная тьма. Зирд совещается с Грайей, она каким-то чутьём выбирает дорогу, и он умело переводит вагонетку на другие пути, которая, после торможения и несильной тряски, вновь несётся в темноте как ракета. Маги хранят молчание, но я ощущаю их напряжение, воздух впереди, словно пропитан электричеством. Меня не покидает чувство, они каждую секунду ожидают определённых событий, а мне кажется, в лабиринте тоннелей, жизни нет. Именно жизни, думаю я. А вот как насчёт смерти? Где-то в подсознании кольнуло, словно иголочкой, шрам на руке теплеет, на лицо, предвестники приближающихся неких событий. Странно, но я вижу в кромешной тьме, вероятно, это некий дар, полученный свыше, а вот Семён таращится во все глаза, словно слепой щёнок, беспомощно моргая, силясь, что-либо рассмотреть. Не повезло ему, хотя как сказать. Мимо проносятся гладкие стены, иногда мелькают непонятные углубления, где вспыхивают глаза каких-то существ. В одном из ответвлений навстречу выдвинулась некая тяжёлая масса, но была смята лихорадочными пассами наших доблестных экстрасенсов-магов. К моему облегчению вагонетка вылетает в широкий тоннель, где нет выходов в природные пещеры. Несёмся в хорошем темпе, маги, сидящие впереди, водят руками, едва заметные искорки срываются с их пальцев.

"Они что-то чувствуют?" — спрашиваю Зирда.

"Эти всегда, что-то чувствуют" — с едва скрываемым напряжением говорит он.

"Что-то впереди?"

"Здесь всегда, что-то впереди" — загадочно отвечает он и продолжает: "Эти тоннели сильно насыщенны Силой, от неё буквально зашкаливает, трудно анализировать"

"Но это не химеры?" — осторожно спрашиваю я.

"Нет! Хотя ... сложно сказать, в последнее время, всё так быстро меняется"

На огромной скорости влетаем в подземную полость, впереди над чёрной бездной узкий мост. Без торможения влетаем на него и, в нарастающем темпе несёмся по кривой дуге вниз. Стучат колёса, ветер с неистовой силой врывается в лёгкие, от страха захватывает дух. Везёт Семёну, ничего не видит, ворчит себе под нос и курткой прикрывает лицо, видите ли, сквозняк, простудиться боится.

Рельсы словно зависли в воздухе, на такой скорости не видны поддерживающие их металлические балки, с опаской смотрю вниз, лучше б этого не делал, взгляд уходит на такие немыслимые глубины, что даже кажется, различаю подземный огонь ядра планеты — откидываюсь на спинку сидения, утираю со лба холодный пот.

— Сейчас остановиться бы, спрыгнуть с этой дрезины, размять ноги, — вздыхает Семён.

— Не советую, — ухмыляюсь я.

— У меня ощущение, что едем по полю, где куча холмов. Мы уже не в тоннеле?

— В космическом пространстве, — шучу я, а сам думаю, когда же эта пропасть закончится.

— Словно на русских горках катаемся, Игорю и Светочке понравилось бы, — задумчиво произносит мой друг, думая, что его не видят, с хрустом зевает. Неожиданно он отцепляет ладони от поручней, вновь зевает во весь рот, разводит руки в стороны, пытаясь размяться. В этот момент вагонетка заходит на очередной вираж и опасно наклоняется. Семёна откидывает в сторону, он едва не вываливается за борт, но топор цепляется лезвием за скобу сидения. — Чуть не свалился! — под звенящее молчание Грайи, хохотнул мой друг. Но вот она взвизгивает и на хорошем русском языке материт его на все лады. Интересно, где она их слышала? Наверное, выудила из потаённых уголков моей памяти, какой ужас, неужели этот багаж я ношу в себе(!), надо бы прятать его, подальше, со стыдом думаю я. Семён в смущении пожал плечами, попытался поймать её за руку, но она прошипела: — Держись за поручни, — и вновь звучат крепкие слова.

Грайя продолжая шипеть и плеваться, чтобы как-то успокоиться, осторожно пересаживается вперёд к магам. Семён оборачивается ко мне, подслеповато моргая, шёпотом спрашивает: — Чего она так взъелась? Ну, вывалился, борта у вагонетки низкие, сильно б не ушибся.

Я глянул вниз, где-то в бездне вижу всполохи света, стараюсь прикинуть глубину, так и не понял истинных размеров пропасти, только хотел сплюнуть, как слышу тихую мысль Зирда: "Это не самый крупный провал, не более десяти километров, есть и до сотни"

Интуитивно отшатываюсь, даже сплюнуть забываю, между лопаток пробежал холодок, непроизвольно срывается смешок: — Это точно, сильно б не ушибся, кости в труху превратились и всего делов! Зирд говорит, под нами пропасть глубиной в десять километров.

— Ё-ёх! — Семён шарахается от борта и съёживается, словно испуганная гора.

— То-то и оно, Грайя не просто так тебя чихвостила, до сих пор бухтит по этому поводу, всё успокоиться не может, — очень тихо произношу я.

— Откуда она научилась так материться, — в смущении произносит Семён, — я не держу в своей памяти таких слов, — и мне становится нестерпимо стыдно от его проницательного взгляда.

— Мало ли откуда ... может, это первые слова придуманные человечеством, — пытаюсь я оправдаться.

— Ой, не думаю, — качает головой Семён.

— Не думает он ... ты лучше крепче держись! — прикрикиваю я на друга.

— Ей надо объяснить, что эти слова нехорошие, — вздыхает Семён.

— Ты думаешь, она не знает об этом? С каким вкусом она их выговаривала, любого боцмана за пояс заткнёт! Но интересно то, что это у неё получается совсем не пошло.

— Потому что по делу, — сознаётся Семён.

— Далеко пойдёт ... эта жрица Огня, какая продвинутая женщина! — неожиданно вырывается у меня, я не в силах сдержать восхищение, краем уха до меня донеслась её крепкая фраза, но предназначенная уже кому-то из сидящих впереди магов. И я увидел, с каким усердием тот начал манипулировать своими кистями рук, срывающиеся с пальцев искры стали более жгучими и злыми. Вот что значит, сила слова!

— И всё же я с ней поговорю, — Семён бросает на меня осуждающий взгляд.

Вагонетка резво бежит по рельсам, перестук колёс отражается от нависших стен, на которых едва угадываются крутые каменные лестницы, силуэты обвалившихся башен с тёмными провалами окон и теряется в бездне под нами. Когда-то здесь был город, но сейчас он мёртв, тоска сжимает сердце, неприятное чувство, словно мы в гигантском склепе.

Наконец вырываемся из пропасти. Железная дорога извивается между молчаливых домов, замков, кругом камень и холод — ни одной живой души, но шевеление в одном из завалов вижу, стараюсь рассмотреть, но мы уже далеко.

"Здесь нет живых" — странно говорит Зирд.

"Я кого-то видел"

"Это не живое, я не ощущаю присутствие души" — звучит печальная мысль.

— А вон ещё!— вскрикиваю я. — Их много! Это люди! — я вижу, как из развалин выползает народ — тёмные силуэты, лиц разобрать невозможно.

"Здесь нет людей, здесь нет жизни, здесь отсутствует душа" — скрипит зубами Зирд. Маги шевелят губами, водят впереди руками, с их пальцев срываются уже не искорки, а длинные ветвистые молнии. В атмосфере стремительно растёт странное напряжение, словно натянулось полотно и вот-вот лопнет. Мой шрам наливается болью, я чувствую, как нагревается артефакт, появляется желание его достать, но я пока сдерживаюсь.

Семён видит фиолетовые разряды, нешуточно беспокоится: — У нас всё в порядке? -он пытается что-то рассмотреть в кромешной тьме. Счастливый. Мне же приходится лицезреть, как целые толпы, сползаются к железной дороге, но не могут переступить её. Маги сдерживают их натиск, у меня волосы становятся дыбом, я рассмотрел их лица, они цвета грязного полотна, а в глазницах нет света глаз, кожа изъедена язвами. Люди, потерявшие разум, скалят редкие зубы, взмахивают обезображенными конечностями и упорно пытаются заползти на железнодорожный путь.

Внезапно, как взрыв в душе, возникает жалость, слёзы жгут глаза. Сколько же их! Как ужасно, целый народ зомби. Где сейчас обитают их души? Я решительно достаю артефакт, лихорадочно перебираю алмазы на медальоне, слёзы капают на грудь.

"Останови вагонетку" — требую я у Зирда.

"Ты уверен, что правильно делаешь?" — без тени удивления спрашивает он.

"Уверен!"

Скрипнули тормоза, из-под колёс брызнули искры, вагонетка пролетает с десяток метров и замирает. От резкого толчка у меня из рук вылетает артефакт и падает за борт.

Толпы безумцев всколыхнулись, всюду слышится невнятное бормотание и шарканье ног. Они быстро окружили вагонетку, но близко подойти не могут, маги от усилия скрипят зубами, пока сдерживают их натиск, но силы на исходе, скоро толпа обрушится на нас, а дальше ... я даже не хочу представлять, что будет.

"Ты этого хотел?" — без всякого ехидства спрашивает Зирд.

"Я выронил артефакт" — сознаюсь я.

"В нашем распоряжении не более пятнадцати секунд" — тяжёлая мысль мага заставляет меня быстро прыгать с вагонетки и заниматься его поисками.

Толпа лишенных души людей, придвигается ещё на несколько шагов. Я ощущаю зловонье давно немытых тел, смрад разложения и чужой зверский голод. Маги стонут, потоки энергий с их пальцев сильно бледнеют, раздирая колени и локти, я лихорадочно ползаю по камням. Где же этот артефакт! Наконец-то замечаю его, но он покоится прямо под ногами первой шеренги безумцев.

— Мой меч! — кричу я.

Грайя ловко кидает оружие, бросаюсь вперёд, не задумываясь, рублю лезвием по взметнувшимся в мою сторону конечностям, ныряю под ноги и хватаю артефакт. Впиваюсь пальцами в раскалённые камушки и швыряю неизвестно куда своё сознание.

Что это? Вспыхивают бесчисленные звёзды, мгновенно сворачиваются в ослепительные радуги. Неожиданно всё меркнет, перед глазами невообразимо огромная газовая субстанция. Открываю экран. Зарево из огня вздымается над мёртвым городом, Грайя, Зирд и маги с шипением прикрываю глаза, жмурится Семён. Нечто, как ветер, вырывается из огня, экран гаснет, тьма и тишина.

Вагонетка стоит как вкопанная. Ожидаю, нас разорвут толпы обречённых, но слышу удивлённые мысли тысяч людей, я смотрю на них — они преображаются, в глазах появляется осмысленное выражение, но, сколько в них ужаса! Души нашли свои несчастные тела и люди прозрели, но теперь видят, какой кошмар их окружает! Они стали чувствовать боль, увидели разруху и запустение.

"Большинство из них умрёт впервые часы" — угрюмо молвит Зирд.

"Но душа останется!" — парирует Грайя.

А в город тоже вливается душа! Пространство наливается светом. Я вздыхаю с облегчением, он будет спасать своих детей.

Семёна колотит крупная дрожь, я его понимаю, сложно обуздать нервы, увидев такое.

— Теперь можно ехать, — говорю я.

Вагонетка трогается с места и беспрепятственно набирает ход, никто не пытается задержать её.

"У нас была вражда с этим народом, но я бесконечно рад, что наши враги обрели душу" — тягостно звучит мысль Зирда

"Вы опять станете воевать с ними?" — с иронией спрашиваю я.

Зирд задумался: "Вероятно да, но они сейчас очень слабые, мы не будем нападать на них, пускай наберут силу, тогда схлестнёмся"

"А нужно ли это делать?"

"Так было всегда"

"Вот поэтому химеры начинают одерживать победы" — сухо говорю я.

"Меня посещали те же мысли" — Зирд грустно вздыхает.

Маги с удивлением и почтением поглядывают на меня. Мне неловко от их внимания, но ведь не объясню, же им, что всё произошло спонтанно, до сих пор не понимаю, как это сделал. Я слышу их мысли, они одобряют меня, напряжённость, которую они испытывали ко мне, исчезла. Они уже готовы не работать на меня, а трудится. С некоторых пор я понимаю, как отличаются два, вроде одинаковых, слова. Работа — удел рабов. То, во что не вкладываешь душу — работа. За неё можно получать деньги, но результат будет один, долго плоды работы служить не будут. Но только в труде — душа, изготовленные вещи, будут жить веками. Поэтому, для человека, счастье трудиться, но не работать. Меня постоянно коробит слово — работник, но всегда нравилось — труженик. Может, это на генетическом уровне?