Вновь газую, скрываясь за углом здания, оставляя за спиной расстроенных сицилийцев и их запоздавшую бессмысленную стрельбу в никуда. Принимаюсь петлять по городу, заметая следы. Минут через тридцать бессистемных передвижений решаю, что хватит фигней страдать и начинаю продвигаться к мирно ожидающей меня машине. По Портовому району, между тем, начиналась нездоровая суета, пару раз за время блужданий по улицам я видел проносящиеся куда-то автомобили, полные вооруженных смуглых людей. Но куда и с какой целью они летели, не понял, во всяком случае, в мою сторону никто стволами не тыкал и с расспросами не лез, что не могло не радовать.
За квартал до места назначения замечаю цветастые куртки с японскими флагами и хризантемами, такие же, как сейчас на мне. С визгом тормозов остановившись у группы парней и девчонок, среди которых вижу пострадавшую от меня троицу. Спрыгиваю с отлично послужившего мне железного коня, под настороженными и недоумевающими взглядами банды хлопаю его пару раз по бензобаку в благодарность за службу, снимаю шлем. Пусть смотрят, все равно лица под балаклавой не видно.
— Это она, клянусь, братья, это та тварь, что нас избила! — Заорал до сих пор слегка перекособоченный здоровяк, огребший за свои понты по яйцам. — Даже искать не пришлось, сама приехала. Ну все, коза, конец тебе. "Белые Хризантемы" такого хамства не прощают!
— "Белые Хризантемы" — это вы, как я понимаю? Хотя, мне сейчас похрен на ботанику. — Шлем летит в руки его хозяину, следом кидаю куртку и начинаю торопливо стягивать разноцветные кожаные штаны. — И вам, цветочки, сейчас тоже станет не до икебаны. Короче, так. Минут сорок назад кто-то из вашей компании особо цинично грохнул одного из главарей Коза Ностры. Советую тикать с города, иначе вам пипец. Я сейчас серьезно говорю, на неделю лучше свалите куда-нибудь, все равно ничего не сможете доказать, про меня говорить бесполезно, я уже вечером буду пить мохито в Сингапуре. Если поторопитесь и успеете сдриснуть из города в течение часа — останетесь целы, потому что уже завтра итальяшкам станет не до вас.
Повесив штаны на руль мотоцикла, в полной тишине, пока босодзоку пытаются переварить новости и осознают масштаб нависшей над ними жопы, склоняюсь в традиционном вежливом поклоне.
— Прошу простить меня за доставленные неудобства. — Подхватываю сбрую с пистолетами и с места выдаю спринт на максимальной скорости в сторону дожидающейся меня машины.
Секунд через десять сзади доносится разноголосый мат, неразборчивые вопли, обещания потом найти и порвать наглую суку, лязг какого-то железа... Но заглушивший все крики рев механизированного стада быстро удаляется в противоположную от меня сторону. Молодцы, ребята, инстинкт самосохранения присутствует, и мозги быстро соображают. Надо будет, когда все закончится, узнать, где расположена база "Белых Хризантем" и заслать пару ящиков вискаря в качестве извинения. Все же подставил я их неслабо, но, с другой стороны, будет потом чем прихвастнуть перед другими мотобандосами. Что-то мне подсказывает, что сегодняшний день обязательно войдет в городские легенды Роанапура.
— Стрела Нэкомате. Прием. — Первым делом после того, как запрыгнул на сиденье, схватился за рацию, надо же узнать, как дела у напарницы.
В динамике раздается какой-то треск, такое ощущение, что что-то падает, слышится полувздох-полувсхлип, но наконец-то донесшийся до меня голос Ингрид лучится оптимизмом.
— Здесь я, здесь! Стрела на связи, прием!
— Стрела Нэкомате. Третий все. — Ну понятно, опять все правила радиообмена из блондинистой головы вылетели, наверное, она уже извелась от волнения. Да и номер раз с номером два не будут вечно сидеть в своих ресторанах, пора и их того, посылать вдогонку за номером три. — Что у тебя? Прием.
— Наконец-то, бляха-муха, не прошло и года! Ты где... А, да. Прием, блин. Нэкомата Стреле. Первый и второй уже минут пятнадцать, как умерли. — От огромного облегчения в голосе Бьорк можно было воспарить на месте. Не иначе, как она сама себя чуть не сгрызла от переживаний, а теперь выплескивала свое волнение в рацию, как в обычный телефон. Не удивительно, что с непривычки все правила переговоров в эфире позабыла. — Они задергались, стали собираться, пришлось стрелять. Оставаться на прежнем месте стало опасно, я спряталась через квартал в переулке, а ты все молчишь и молчишь. Я начала беспокоиться. Прием.
В секундной слабости откидываюсь на сиденье, закрыв глаза. Отлично, уже минус три, мы живы и не обнаружены. Тут же подхватываюсь, вновь жму вызов.
— Стрела Нэкомате. Отставить базар в канале. Ты молодец. — Непроизвольно улыбаюсь, не в силах сдержать счастья в себе. У нас получилось, блин, мы молодцы и вообще лучше всех. Про моральную сторону вопроса даже не думалось, не до того. — Через пять минут выходи к дороге, подберу тебя. Темно-красный седан. Конец связи.
Притормозив на десяток секунд около полутемного, даже на общем облезлом фоне нуждающихся в капитальном ремонте окрестных домов особенно грязного переулка, дождался, когда в правую переднюю дверь юркнет маленькая ловкая фигурка. Ингрид явно уходила со своей засидки не впопыхах, даже выданную "Отелем" винтовку умудрилась с собой захватить. Хозяйственная она у меня, экономная. А может, думает, что все оставшееся после операции имущество удастся отмести в свое нераздельное владение?
— Ну ты как? Чего так долго на связь не выходила? Как там все прошло-то? Ты не молчи, ты давай рассказывай, я ж от любопытства сейчас лопну! — Зачастила она, разворачиваясь в попытках уместить длинный ствол в салоне и только чудом не засветив мне по лбу прикладом ремингтона. — Оп-пачки, а что это за труба у нас на заднем сиденье? Рэн, ты чего, кусок канализации где-то сперла? Такаяма, блин, скажи уже что-нибудь, что там у тебя было-то?
— Мелкая, я слово вставить не могу, когда ты так трещишь. — Тыкаю большим пальцем себе за спину, аккуратно отъезжая от замусоренного тротуара на середину дороги. — Это не труба, а миномет, так-то. Прикинь, Балалайка решила, что слегка пережала, когда на нас давила в "Розе и лилии", но попросить прощенья словами ей гонор не позволяет. Через Бориса вот таким образом извинилась. Я сначала обрадовалась чуть не до мокрых трусов, а сейчас думаю, до чего же она хитрая баба. Никогда своего не упустит. Мин всего двенадцать, меньше чем на минуту боя, а потом к кому мы пойдем за новым боекомплектом? Поначалу только к ней, и снова окажемся слегка должны, потому что просто так фугасы никто нам не продаст.
Бьорк осторожно, кончиками пальцев погладила заслуженный механизм. Походу дела, вживую такую технику она видела впервые в жизни.
— Миномееет... Чем меньше народа знает про нашу артиллерию, тем нам же спокойней, ты права. Сюрприз всегда должен быть неожиданным, иначе какой же это сюрприз. — С хищным интересом присматриваясь к новой игрушке, задумчиво протянула шведка. — И в итоге придется нам еще больше дружить с "Отелем", ты снова права, Рэн. Да и наплевать, все равно мы их кидать не собирались, в амбицию лезть тоже. То, что Паленая резкая, будто подача молотом в башню и внезапная, словно удар серпом по яйцам, просто нужно принимать, как неизбежное зло. Зато про русскую никто не может сказать того, что она жмотится с оплатой, не держит слово или первая опрокидывает партнеров.
Она снова погладила трубу, нехотя отвернулась от нее и с мечтательным выражением лица уставилась в лобовое стекло.
— А ты, как я понимаю, умеешь этой штучкой пользоваться, да, Такаяма? — Спустя пять минут молчания прозвучал вопрос вроде бы ни о чем. — Ведь умеешь, да?
— Ну, умею. — Как всегда неожиданно в сезон дождей разверзлись хляби небесные и на медленно приближающийся к выезду из города автомобиль обрушилась натуральная Ниагара. Хорошо хоть в последний момент успели достать из тайника и закинуть прямо на миномет баул с разобранным на две части ПТРС, а то бы вымокли насквозь. Уже через минуту после того, как мы тронулись с места, находящиеся в пяти шагах от дороги стены зданий практически скрылись за струями воды. — Будет время, научу, я уже поняла, к чему ты клонишь. Лучше слушай прикол, как я третьего грохнула, ты сейчас со смеху умрешь.
Ливень прекратился минут через пятнадцать-двадцать, как отрезало. Было все так же пасмурно, солнышко выглянуло всего на минутку-другую, улыбнулось и опять скрылось за низкими свинцового цвета тучами. Дорога, виляя из стороны в сторону, уходила в сторону предгорий, со всех сторон простиралась равнина с сочной высокой травой и твердой, не раскисшей даже после прошедшего дождя почвой. Тут и там виднелись редкие невысокие каменные останцы, а впереди, на самом горизонте, мрачной туманной стеной угадывалась горная гряда. Но нам так далеко было не надо, наша очередная цель проживала в десяти минутах езды.
Пока ехали, трепались о своих недавних приключениях, смеялись, нервное напряжение растворялось в спокойствии расстилавшегося вокруг травяного моря. Ингрид забавно распахивала глаза, восторженно всплескивая руками, слушала, как я отбирал мотоцикл у банды японских байкеров и забрасывал гранаты в опущенное стекло бронированного мерседеса. Я, в свою очередь, удивленно крутил головой, поражаясь ее мастерству, когда она описывала, как засуетились ее клиенты после почти одновременных телефонных звонков и ей пришлось практически без раскачки двумя выстрелами вышибать им мозги на мельтешащих рядом телохранителей.
— И все же мы с тобой чудовища, подруга. — Чуть продышавшись от хохота после особенно едкого пассажа шведки, описывавшей отвисшие челюсти бодигардов внезапно умершего в шаге от них капо, отметил я очевидный факт. — Только что лишили жизни каких-никаких, но все же людей, и ни у одной нет ни угрызений совести, ни капельки сострадания, ни чувства вины. Еще и ржем над этим, как лошади, а скоро еще кучу народа перестреляем без всякого сожаления. Прямо как монстры какие-то.
— Ага, сестренка. Мы еще какие чудовища. И нет от совершенного ни печали, ни тоски, ни жалости. Мне пофиг на пришитых, если честно, как, впрочем, и тебе. — Беспечно махнула рукой Ингрид, зажмурившись и беззаботно отстукивая по приборной панели какой-то веселый ритм. — Если этому сраному миру было угодно сделать из нас с тобой монстров, так пусть теперь не жалуется, какими мы получились. Да, мы чудовища. Но мы очень симпатичные чудовища, а я так вовсе самое милое на свете чудище. Ня.
Ну вот как над ней не умиляться? Это невозможно. Голубыми глазищами хлоп-хлоп, фарфорово-бледная тонкая кожа будто светится изнутри, белокурые волосы тяжелой шикарной волной падают на плечи, розовые губки сложила капризным бантиком — ангел, да и только. Ага, карающий ангел, только что преспокойно актировавшая двух главарей-мафиози, обедавших в окружении преданных соратников.
Ангелочек, сумевшая не только замести следы и спрятаться от моментально развернувшихся поисков наглого убийцы, уйти от преследования, организованного вовсе не детсадовцами, а матерыми головорезами, но еще и умудрившаяся хладнокровно орудие преступления с собой уволочь. Если честно, не устаю благодарить всех богов этого мира за то, что подарили мне самую чудесную подружку, какую только можно было себе вообразить. Идеальная напарница, более понимающая и родная, чем любая сестра. Да, мы с ней настоящие чудовища, монстры в милой упаковке, но нам плевать.
— Примерно здесь. Хватай в охапку ту дуру, что нам русские подогнали, сейчас придется пробежаться вон до того холма. — Бьорк пальчиком показала, куда именно мне придется тащить двадцать килограммов бряцающего и лязгающего металлом неудобного груза. — Там оценишь позицию, посмотришь на проселок, по которому злодей помчится домой с пасеки, соберем эту гаубицу, ну и порешаем, что и как. Рэнге, активней, активней, подхватила — потащила, или как там у вас в армии говорят?
— У нас в армии по-разному говорят. Нашла, блин, себе лошадь, только и делаю, что твои манатки туда-сюда таскаю. — Ворчу ей вслед для порядка, и так понятно, что ПТРС мелкая скандинавка физически не утащит. Его бы и Такаяма особо далеко не утащила, учитывая вес остального носимого снаряжения, если бы у нас слияние не произошло и физические характеристики нашего общего тела не стартанули в заоблачную высь. — Никогда я вас, снайперов, не любила, мутные халявщики вы все и себе на уме. Постоянно придумываете какую-то херню, а нам, простым труженикам войны, от вас одни проблемы и геморрой, блин.
Проскакав в хорошем темпе по бездорожью с увесистой поклажей на горбу и взобравшись на невысокий холм, я взопрел, как будто только что выполз из бани и слегка подустал. С чувством шваркнув громыхнувшие трубы в травяные кущи, сладко потянулся, уперев руки в поясницу, оглядел пустынный пейзаж, после чего с немым вопросом уставился на приплясывающую от нетерпения блондинистую занозу. Она, к несказанному возмущению, выглядела на удивление свежо и приятно пахла легкими цветочными духами, в отличии того легкого амбре, что отчетливо доносился с моей стороны.
— Ну и? Чего стоим, кого ждем? Тебя же показывали в твоей учебке, как героически захваченное в неравном бою оружие вероятного противника собирать? — Поторопила Ингрид, поглядывая то на меня, то на тюк с разобранным ПТРС, то вправо, на далекий поворот дороги, уходящей в небольшую рощу. — Такаяма, не тормози, привинчивай там что надо к чему попало, я тебе быстренько покажу, как целиться и куда бахнуть из этой гаубицы, и побегу к себе на место. Время еще есть, но лежку лучше заранее обжить, без суеты, так что давай шустрее шевелись.
— В смысле, ты мне покажешь, куда бахнуть? Ее же пристреливать надо, прицел там настраивать, еще чего из ваших снайперских тонкостей чудить? Помнится, когда я норматив на снайперку сдавала, еле-еле прошла в зачет, не мое это от слова совсем. — В нешуточном удивлении вытаращиваюсь на явно сморозившую какую-то фигню мелкую и для достоверности даже открещиваюсь от ее предложения обеими руками. — Я из этой штуки в стену сарая с двухсот метров не попаду, а тут до дороги навскидку километра полтора. Ты что, сдурела?
Бьорк со вздохом глубокого разочарования в моих мыслительных способностях постучала себя ладошкой по лбу.
— Из этого ружья и я никуда не попаду. Оно не для того делалось, чтобы, просто установив на него оптику, попадать в человека с расстояния в километр. Оно для танков делалось, и стреляли в них со ста метров, причем тоже не всегда попадали. Его ведь даже пристрелять не получится, оно слишком громко бахает, переполошим всю округу. — Глядя, как мое лицо наливается дурной краснотой, а рот от возмущения начинает кривиться в жутковатой гримасе, почуявшая, что дело пахнет керосином мелкая предусмотрительно отскочила подальше и уже оттуда заблажила. — Эй, только без рук! Я все объясню! Рэнге, меня нельзя бить, если ты меня начнешь бить, то я испорчусь, а я тебе еще пригожусь, вот прям скоро пригожусь, погоди, дослушай меня!
Вдобавок к судороге, искривившей губы, у меня пару раз дернулось левое веко.
— Да не стану я тебя бить. Ты, главное, не убегай, постой на месте. Обещаю, я тебя пальцем не трону. — С легкой маньяческой улыбкой начинаю медленно расстегивать ремень, по шажку приближаясь к попятившейся еще дальше в край охреневшей лоли. — Я тебя просто выпорю, засранка белобрысая. Я чуть не родила, пока твою игрушку по всем местным чигирям протащила, а ты из нее даже стрелять не собиралась. Да ты вконец очешуела, мелочь? Стой, говорю! Поймаю — пришибу на месте!
