— Я могу дать тебе на такси эти деньги... — хмуро сказала я, мужественно протягивая их ему. — Но я не знаю, куда ты на них доедешь.
Он странно посмотрел на бумажку.
— Люба дала больше, — быстро затараторила я, — чтоб привезти тебя, но туда не ходили автобусы и мне пришлось ехать самой и часть растратить... — я смутилась.
— Спасибо! — странно сказал он с акцентом.
Я активно колебалась. С одной стороны, Люба сказала привезти его. Но с другой стороны, никто не говорил сделать это в связанном виде.
— Я купила Любе сумочку, — со слезами виновато сказала я, не зная, что делать, и потому чувствуя себя такой потерянной и несчастной. Глупо и нелепо держа левой рукой так понравившуюся мне злосчастную сумочку, которую я так хотела подарить ей, — но и ты нехороший, не мог доехать на мопеде! Я так хотела сделать ей подарок, так хотела, я не подумала!
Я залилась отчаянными, безнадежными и невыносимыми слезами. Мне всегда было чудовищно больно, когда я не понимала.
— Мы подарим ее ей вместе! — строго быстро сказал мой спутник, вытирая мои слезы и сурово обняв меня. — А она и не узнает, что мы приехали на такси не весь путь!
Мы все равно доехали на такси лишь до стоянки у магазина. Ибо к дому мне вести мотороллер не хотелось — туда могли поставить очередного Чипа, а я уже подозревала, сообразив из того, что со мной произошло месяц назад, что это, наверное, недобрый дух. Незачем приносить их домой, Люба говорит, что от них жуки.
Не знаю, что со мной творилось — я специально вела его к дому самой длинной тропинкой между домами, чтобы побыть с доктором наедине побольше. Ибо подозревала, что дома Принцесса и Люба, которые заберут доктора. Черт его знает, зачем я лукавила и так громко смеялась. Я ничего не понимала. Я сообразила только, что что-то случилось с миром, наверно, комета пролетела и потому со мной такое творится, это мир изменился и стал точно такой безумный. Никогда со мной такого не было, я видела миллионы оттенков красок, солнце отчаянно сияло и слепило глаза, и я счастливо открыто заливисто смеялась, когда случайно касалась своего спутника. Мир изменился снаружи. И от следа пролетевшей кометы мне стало на душе так хорошо, все просто пело! К сожалению, лишь я видела, что комета пролетела.
Я переволновалась — почему-то хотелось петь во весь голос. То слезы, то смех — прямо истерика.
Совершенно не помню, как я дошла до дома. Как мы дошли. Что-то слишком быстро. Но дома никого не было!
Сама не знаю, что со мной творилось на кухне. Я роняла под его взглядом все и вся. Я краснела, как чертов попугай какаду, когда разбила третий стакан.
Наконец, я решила сосредоточиться, и дала себе слово, что этого никогда больше не будет. И строго вычитала себя, отвернувшись к раковине. Он еще примет меня за дуру! Вот как странно смотрит, и глаза аж блестят!
Я, решив твердо стать нормальной, крепко взяла в руки фарфоровую чашку двумя руками. Руки у меня дрожали. Но я твердо решила доказать всем, что я нормальная, изо всех сил крепко сжала двумя руками пустую чашку перед собой и двинулась маленькими устойчивыми тяжелыми шагами, чтоб не покачнуться. Я твердо решила ее донести.
— Вам помочь? — спросил доктор, странно глядя на эту пустую чашку.
— Что!?! — в шоке спросила я. От дурацкого вопроса у меня все вылетело из головы, я покраснела, руки разжались сами и проклятый фарфор упал на пол. Я страшно рассердилась, смутилась, покраснела как рак еще гуще.
Кусочки разлетелись по комнате.
— Я же попросила не мешать! — в сердцах жалобно воскликнула я. — Я хочу донести эту чашку, чтоб налить вам чаю!
— Ага! — странно сказал он.
Я обернулась, чтобы он не видел моего ужасного лица. Я прямо не знала, что делать. От попыток сосредоточиться руки у меня уже затряслись, как у параличной. Но я решила не сдаваться. Я всегда была такая упертая.
Взяв ее двумя руками, я выставила вперед ногу для равновесия для начала. И не посмотрела по сторонам. Тяжело вдохнув, я приподняла чашку двумя дрожащими и непослушными руками вверх.
— Вам помочь? — спросил доктор, увидев, что мне тяжело.
— Что?!? — недоуменно переспросила я, приходя в себя, ведь я ничего не видела, когда ее подымала. Непослушные руки у меня дернулись, я сама дернулась влево, но было поздно — непослушная хрупкая чашка выскользнула у меня из рук.
Я стала бурая.
Осколки разлетелись по комнате.
У меня слезы появились на глазах. Я поспешно отвернулась, смахнув их с ресниц, чтоб никто не увидел. Я уже ничего не могла. И ничего не соображала. Руки просто мелко дрожали. Взять эту чашку с полки было хуже, чем пройти над пропастью десять раз — я просто не могла это сделать.
Я подняла к небу заплаканное лицо. Я уже не могла.
Наконец, вздрагивающими руками я привязала к чашке тряпку. Чуть не уронив ее. И взяла тряпку в руку вместе с чашкой, чтоб уже не выпустить.
И уверенно сделала шаг.
— А что это у тебя в руке? — спросил доктор.
— Где!?! — бездумно спросила я. Его вопрос совершенно опять вышиб меня из сосредоточения. Я послушно открыла руку. Ленточка выскользнула, чашка упала на пол. Осколки веером разлетелись по комнате.
Я просто села на стул и зарыдала, не понимая, что со мной творится. Почему я такая бурая, растерянная и неловкая. Я же с пятисот метров убивала муху. А если не муху, то то, что проходило рядом.
— Так! — мрачно угрожающе сказал доктор. — Я сам донесу эту чашку!
С этими словами он взял последнюю Любину фарфоровую чашечку для кофе. Наученный моим горьким опытом и подозревая чашечки в чем-то странном, он все же взял ее с крайней осторожностью и двумя руками. Он подозрительно посмотрел на нее. Потом на меня. И даже шагнул мелким балетным шагом.
Я увидела, что он сейчас наступит на осколок стекла.
— Стой! — резко сказала я, кладя руку ему на шею. Он подозрительно замер, и чашечка ловко вывернулась у него из рук.
Осколки со звоном разлетелись по комнате. Я заворожено смотрела на это.
И тут мы начали, обнявшись, так хохотать вместе, так хохотать. Что просто умирали... Ну, может полчаса хохотали
— Так-так... — послышался странный сдавленный голос Принцессы от двери. Мы даже не сразу пришли в себя, и я осторожно высвободилась. Ибо от дверей на нас странно смотрели Принцесса и Люба. —
— Это мужчина, и он целует ее! — констатировала Люба. — И чашечки с полки у потолка разбиты, они даже не убрали их перед ЭТИМ.
Мой спутник медленно с достоинством обернулся, почему-то не выпустив меня из рук, как я не хотела вырваться. Он, наоборот, притянул и поставил меня рядом, крепко удержав.
— И я его знаю... — тихо прошептала Принцесса, хватаясь за сердце. Я не обратила внимания на ее необычное поведение.
Мой спутник, не глядя на Принцессу, со странной улыбкой вызывающе и спокойно смотрел на Любу, встретив ее тоже странный взгляд. Как-то странно она глядела и качала головой. Она так смотрела на него, будто знала его по фото и укоризненно спрашивала его взглядом, как он сюда попал и что он тут делает с дочерью? Он спокойно и уверенно выдержал его, когда Люба фыркнула, вздохнула и перевела взгляд на меня.
— Ну, разбила чашечки... — недоуменно сказала я. — Ну так я тебе сумочку купила... — я уже собиралась заплакать. Было так дурно.
О Принцессе все забыли, но она о себе сама напомнила, заставив всех вздрогнуть. Зарыдав, она бросилась на меня, отчаянно крича:
— Ненавижу!!! Ненавижу!!! Ненавижу!!!! — она безумно рыдала. — Как я ненавижу вас всех!!!! Ненавижу тебя, мама... — и, сев на пол, стала просто отчаянно всхлипывать, даже не всхлипывать, а давиться и биться безумными слезами. И потом, со слезами, стала бить меня и моего спутника изо всей силы, а потом, устав, ибо не доставала и до моего пояса, просто беспросветно зарыдала, безумно вцепившись и ткнувшись в мои брюки.
Ничего не в силах понять, я подняла ее на руки, обернувшись к своему спутнику, чтоб получить хоть какое-то объяснения, ибо Люба была в обмороке. Но натолкнулась на его странный затравленный и безумный взгляд остановившихся глаз. Он явно не был способен что-то объяснять — так он смотрел на девочку.
— Этого не может быть! — прошептал он с совершенно неразумным дебильным видом. В глазах его блестели слезы, он не мог отвести взгляд от нее. — Не может быть! Она же погибла! Этого просто не может быть, я просто свихнулся сегодня, Господи!!!!
Он так тяжело дышал, и так смотрел, ничего не видя, на нас с Принцессой, ничего не соображая внешне и ни на что не реагируя, что я поняла, что я сошла с ума. Если все ведут себя как сумасшедшие.
Я попятилась от него, чтоб не убить его случайно, ведь я чокнутая теперь.
— Оля!!!!!! — закричал вдруг отчаянно он, будто очнувшись, кидаясь к девочке.
Я вздрогнула от этого нечеловеческого крика, ибо он кинулся к нам. И хотел, безумец, выхватить Принцессу. И схватить ее на руки. Прижать, обнять, целовать, гладить...
Но та не давала себя взять, отчаянно бья его кулачком и ревя просто безумно, норовя нам обоим сделать больно. Не выпустив меня своей отчаянно вцепившейся в меня маленькой ручки.
— Ненавижу! — она вытирала лицо об меня, и била, тыкаясь, периодически сминая слезы об меня, потом снова била, прятая лицо у меня на груди, била, потом ревела, замирая на груди с спрятанным лицом, отчаянно вцепившись в меня. И пыталась побольнее ударить его рукояткой вытащенного у меня нагана. Она била его по голове.
— Оля, что ты делаешь?! — заорала пришедшая в себя шокированная Люба, ничего не понявшая до сих пор. — Какие нехорошие слова ты говоришь! Разве так можно?!
— А ложь говорить можно!!??!! — безумно закричала Оля, и от тонкого, исполненного боли и горя, детского голоса задрожали стекла. Она совсем обезумела и билась в истерике об меня. — Мама говорила, что она не она, — кричала она, — а сами с отцом здесь за ручки держатся, целуются, все полки и люстры побили, тайком обнимаются! Это они то друг друга "не знают" — переобезьянничала она меня, — никогда не видели, не видели, не видели, не обнимались... А обо мне они подумали, каково мне, одной, одной, одной, совсем одной было быть!?!
Я вздрогнула.
— Почему, почему, почему без меня!?! — это был страшный, истерический выкрик, после которого Оля потеряла сознание.
Очнувшаяся Люба с суровым лицом тут же кинулась к ней с лекарствами, оттолкнув к черту моего доктора, так, что тот отлетел.
— Какие же вы оба с ним мерзавцы! — печально сказала она нам. — Бросить Оленьку как собаку, такую девочку, свою дочку! Чтоб она голодала неделями!
Мой спутник странно опять замер, поняв, что обращаются к нам обоим. Он странно смотрел то на меня, то на Олю, механически переводя взгляд, словно не мог что-то понять. О чем речь.
— Отдайте мне Олю, — буркнула Люба. — Она же вас любит!!!
Он медленно осел в кресло. Он, по-моему, странно глядел теперь и на меня тоже.
Принцесса на кровати заворочалась. Он тут же, отставив мысли, кинулся к ней и прижал ее к своей груди.
— Доченька! — прошептал он.
Оля странно и неверяще посмотрела на это. Как он обнимает ее. А потом подозрительно поглядела на меня. И снова на него, что-то себе усиленно думая.
— Мама что, не сказала тебе, что я жива? —посмотрев на него, неверяще подозрительно спросила она, подозрительно уставившись на меня. С таким видом, будто меня будут пороть.
— Мама!? — странно переспросил тот. Он проследил за ее взглядом и странно взглянул на меня. — Нет, не сказала.
Он стал какой-то странный.
— А ты что, не знал, что она дура!?! — взорвалась и заорала крошечная Принцесса, яростно накинувшись на него уже с вычитываниями. — Не мог у бабушки проверить или у одной из ее многочисленных сестер? Разве ты не знаешь, что мама даже бензоколонку найти не может, она клиническая олигофренка, только драться классно умеет, как ты мог на ней жениться, надо было не только на ладное тело заглядываться, надо было раньше думать!
Я стояла, как дура. Как хорошо, когда всегда ясно, кто во всем виноват. Люба обняла меня сзади в свою очередь и вдохнула запах моих волос.
— Все будет хорошо... — прошептала она. — Малая вас любит.
Я только вздохнула. Любит то любит, но я всегда виновата. Это нехорошо. Это надо менять, — подумала я.
Принцесса не скоро успокоилась и захотела нас примирить. Чтоб мы с ним никогда больше не ссорились. Я то думала, что вот тут то мой спутник доктор, странным образом оказавшийся отцом Принцессы (может, он ради нее и приехал), и объяснит ей, что мы незнакомы, и малая извиниться передо мной. Мне было очень больно. Но не тут то было!
— Ты понимаешь, дочка, — тихо сказал он. — Мы с твоей мамой поссорились перед тем, как она сменила фамилию... — (Я ничего не поняла — что этот странный человек болтает?) — И потому мы сегодня решили пожениться заново, но нам еще многое надо обговорить, — он при этом так посмотрел на меня, что я поняла, что это он тактично говорит мне, чтоб я не питала иллюзий. Что у него там есть жена, с которой они сегодня сходятся. Мне стало так обидно — ну женятся они опять с его женой, но зачем он так смеялся?
Почему-то было нехорошо. И мир сразу стал тусклым и нехорошим. Видимо, действие кометы кончилось. Я ощутила страшную усталость и боль от синяков от ударов пуль в бронежилет. Я, наверное, страшная дура. Я всему так радовалась.
Люба, ощутив мое настроение, взглянув на меня, на мгновение помрачнела. А потом снова просветлела.
— ... И потому я прямо сейчас заберу вас с ней отсюда обоих... — продолжил мой спутник, слегка помрачнев. — И отдам вас обоих своему помощнику, чтоб он доставил вас в Америку, после того, как мы поженимся.
Он взял Принцессу на руки, несмотря на ее протесты, и направился к двери.
— Мой помощник с охраной, он охранит вас.
Он так и не понял, почему после слова "помощник" на него взглянуло сразу три пистолета. Принцесса холодно вытащила откуда-то Любин "глок", очевидно, просто "взятый" оттуда, куда Люба его прятала, и большой пистолет странно смотрелся в ее маленькой ручке прямо у него на руках.
— Вы что, с ума посходили!?! — нервно уставившись на мой пистолет, сердито выпалил он на всеобщее мрачное молчание. Смотря на меня так, будто я сделала что-то ужасное.
— Какой такой помощник!? — мрачно спросила Люба. — Это тот, что все время отвечал от твоего имени о Принцессе, когда я хотела поговорить с вами о вашей дочери? Или это командир той бригады командос, что поставила меня к стенке? — мрачно буркнула она. — Я не знаю, что твои молодцы делали бы с нами, если б не ворвались менты, что там свили гнездо в тот день. А с ними Сашка из семерки Олега. Как ты мог бы прислать командос за дочкой, если б не знал? И где ты был целый месяц, ведь я же звонила тебе, вернее твоему помощнику, уже больше месяца назад?!
Наш доктор медленно побледнел, а потом посмотрел на нас и побелел.
— Мой помощник все знал!? — задыхаясь, прошептал, нет, выдавил неслышно он, рвя на себе галстук. — Он знал, что Принцесса жива?
Он ничего не понимал, но стал белым-белым.
