В ночь перед судом Предстоятель Себегус имел очень странную беседу. Странность состояла в том, что разговаривал он не с человеком и даже не с орком или троллем, а с черным, на вид железным ящиком на столе в крохотной потайной комнатушке, примыкающей к его спальне.
— Я понимаю, что Храм нуждается не только в прянике, но и в кнуте, — холодным тоном говорил ящик с чуть слышным дребезжанием. — Но вы перегибаете палку. Ты знаешь, я всегда сочувствовал вашей борьбе с Разрушителем, воистину являющимся выходцем из самых глубин преисподней. Видит Пророк, по моему слову вы отправили на очистительный костер не один десяток злобных ведьм и колдунов, ревностно служивших Врагу. Но я никогда не забывал, в чем смысл борьбы. А ты, Настоятель, еще помнишь?
— По какому праву ты допрашиваешь меня? — в голосе Себегуса лязгнула сталь. — Мы принимаем твою помощь, но это помощь демона из той же преисподней, пусть и раскаявшегося. И ты не можешь диктовать нам свою волю, нечестивец! Мы поступаем в соответствии с заветами Колесованного Пророка, и я не позволю какому-то...
— Интересные слова говоришь, первосвященник! — с издевкой протянул ящик. — Интересно, что скажет император, когда узнает про наш разговор? Ты уже трижды назвал меня, друга и доверенное лицо императора, "каким-то" и "нечестивым". Надо ли понимать, что и сам император тоже нечестивец? Или же ты хочешь упрекнуть его в глупости? Недальновидности?
— Нет... — сразу севшим голосом ответил Себегус. По лбу побежала струйка холодного пота. — Прости, я все еще в запале дневного спора. Не обращай внимания на заговаривающегося старика.
— Ну-ну-ну! — рассмеялся сразу потеплевший голос. — Как угодно тебя можно назвать, только не заговаривающимся стариком. Лучше уж ты прости меня за резкие слова, у меня тоже выдался не слишком приятный день.
Себегус еле слышно вздохнул и откинулся на спинку кресла. Погоди, змея подколодная, я до тебя еще доберусь, пообещал он про себя. Сегодня Лесная долина неприступна, а завтра... посмотрим. Но пока — вежливо, осторожно, скрыть оскал улыбкой...
— Ладно, сойдемся на том, что оба погорячились, — Настоятель постарался как можно обаятельнее улыбнуться бесовскому ящику. Кто его знает, вдруг он и видеть может? — Забудем. Так что, говоришь, тебе нужно сегодня?..
— Мой человек, Тилос, ты его знаешь, — голос из ящика сразу стал скучающим, — положил глаз на ведьму, которую, я слышал, вы утром судить собираетесь. Уж и не знаю, на кой ляд она ему сдалась, но я парня ценю. Буду весьма обязан, если сдадите девку ему на руки. За мной не пропадет, ты меня знаешь.
— Увы, — притворно вздохнул Настоятель. — Слухи слишком широко разошлись. Я не могу отпустить ее без суда, а уж что решит суд...
— Твои проблемы, — лениво процедил голос. — Только не рассказывай мне про беспристрастных судей, у самого такие есть.
Он коротко хохотнул.
— В общем, уважь моего человека, а я уважу твоего... когда-нибудь. Отбой.
Сухо щелкнуло, и в комнате стало тихо. Настоятель в бессильной злобе сжал кулаки. Нет, с Серым Князем надо что-то делать. Больше его выносить нельзя. Единственная проблема — император. Интересно, что его связывает с этим мерзавцем? И как порвать ниточку?
Тяжело поднявшись из кресла, Настоятель Себегус вышел в спальню, плотно прикрыв за собой потайную дверь. На освещаемом догорающей свечой столе валялось несколько бумаг. Протоколы допросов, протокол освидетельствования парня... ага, а вот — ведьмы... Понятно, что ничего девка не умеет, куда ей там сложное заклятье сглаза наложить! Он ее обрюхатил, она ему сказала сгоряча, идиотка... Стоп! Видящая правду? Ого... Как я сразу пропустил? Предсмертная блевотина Пророка, чтоб я сдох! Действительно, грех такую на костер отправлять. Да и зачем она Серому Князю потребовалась — тоже ясно. Ну что мне повнимательнее прочитать стоило? Совсем бы по-другому с ним разговаривал. Во всяком случае, услуга куда дороже обошлась бы. Теперь поздно, н-да. Хотя... Если она сама согласится остаться... После двух суток допросов с пристрастием? Годик-другой в дальнем монастыре, заботливая настоятельница, пара-тройка искренних подруг — и все забудется, но ведь нет годика! Даже и дня нет! Еще раз проклятье! Селим... Брат Селим... Что-то знакомое...
Настоятель позвонил в колокольчик и бросил несколько слов вошедшему слуге. Спустя несколько минут тот вернулся с новой свечой, запыленной папкой, оставил их на столе и с поклоном вышел.
Так, ага. Действительно. Два с половиной года назад, тот же идиот Селим, та же девка-ведьма. Все правильно. Кретин в своем рвении умудрился убить одну и почти прикончить другую знахарку. Кто станет лечить скот в деревне, он даже и не подумал. Правильно, эпидемия коровьей оспы, куча весенних маститов, несколько случаев сапа — и полностью заброшенный деревенский храм. Помнится, я его в послушники хотел разжаловать, но ведь проклятая политика... Послал же Пророк мне помощничков! Явно ведь старые счеты свести захотел. Ну, попытаемся на том и сыграть. Главное — не врать!..
Большой зал Святого трибунала в пасмурное утро заполняла серая хмурь. Вообще-то в ясный день солнце било в высокие стрельчатые витражи с утра до вечера, бросая радостные радужные блики на образа святых и скамьи для зрителей, осеняя своей святостью выносимые решения. Но нынче с ночи небо затянуло низкой пеленой облаков, в саване ледяного морского ветра спешащих куда-то на юг. Танну била дрожь. Вместо превращенного в отрепья платья ей сунули что-то грубо-дерюжное, смахивающее на мешок с прорезями для рук и головы. Временами накатывал жар, перед глазами плыли темные пятна, а низ живота отдавал болью. После внезапно прекращенного ночью допроса ей удалось немного выспаться, а силой влитый в рот настой вывел из полуобморочного состояния. Раздавленные в тисках пальцы рук распухли и не двигались, тупо ныли высверленные до корней зубы, а ожоги на животе, хоть и смазанные умягчающим маслом и перевязанные чистой тряпицей, саднили, словно свежие порезы.
Огромный зал пустовал, если не считать ее самой и странно вежливой сегодня стражи. Ей даже позволили сесть на скамью возле колонны. Она бессильно привалилась к ледяному камню и закрыла глаза. Однажды Танна видела, как сжигали уличенную в злом колдовстве ведьму. Та выла и корчилась в цепях, отчаянно стараясь убрать от разгорающегося огня босые ноги, а заполненная правоверными площадь колыхалась словно засеянное поле: руки к солнцу — упасть ниц, руки к солнцу — упасть ниц... Теперь пришел ее черед. Она призналась во всех злодеяниях почти сразу, не прошло и двух часов, но бесконечный изматывающий допрос длился и длился. Теперь они знают про нее все. Ей конец. Осталось лишь просить духов о быстрой смерти — но духи редко выполняют просьбы.
Жесткая рука в кольчужной перчатке неласково дернула ее вверх. Пошатываясь и приоткрыв глаза, Танна с трудом встала на ноги. Через огромную резную дверь в зал гуськом входили судьи в алых мантиях. За ними семенил прокурор в простой черной рясе. Судьи молча, соблюдая старшинство, расселись за длинным столом, а прокурор торопливо, словно боясь опоздать, взбежал на свою кафедру. Председатель махнул рукой, и та же жесткая рука с силой нажала на плечо девушки. Она не сопротивлялась — стоять на изуродованных ногах было настоящей пыткой. Ни слезинки моей не увидят, гады, ни слезинки, молча пообещала себе Танна. Пусть сдохну, но удовольствия от меня они не получат.
Грохнула входная дверь, и до Танны донеслись возмущенные вопли. Она с трудом повернула голову. Сквозь слипшиеся от гноя ресницы она увидела знакомую фигуру, громко протестующую против произвола. Стражник небрежно швырнул Хариза на скамью подсудимых, молча вытащил кинжал и легонько ткнул острием парня в шею. Тот моментально заткнулся и сник, лишь отодвинулся от Танны как можно дальше, буровя ее ненавидяще-боязливым взглядом. Еще одна фигура проскользнула в закрывающуюся дверь, но сразу же скрылась в полумраке за колонной. Стража не обратила на нового визитера никакого внимания. Видимо, какой-то любитель судебных развлечений...
— Ведьма! — воскликнул прокурор, вперяя в Танну острый взгляд. Голос у него оказался неожиданно густым и сильным. Такой без усилий способен перекрыть и гул большой толпы. Почему никого нет? Где зрители? Процессы над ведьмами открыты для публики, многие любят на них ходить... — Ведьма по имени Танна, занимавшаяся ремеслом травницы! Тебя обвиняют в черном колдовстве, в порче мужской силы неосторожно сошедшегося с тобой Хариза, сына Кумитара-кожевенника. Ты также обвиняешься в злостном противодействии святой Церкви, нежелании принять завет Пророка, в разжигании эпидемии Чумы три года назад...
Хариз вздрогнул и попытался отодвинуться еще дальше, но стражник встряхнул его так, что лязгнули зубы, и он снова замер.
— ...в наведении простудной порчи на односельчан, в распространении болезней скота, воровстве младенцев для злодейских ритуалов и других, менее тяжких грехах, которые здесь не перечисляются, дабы не заслонять суть дела. Признаешь ли ты себя виновной в вышеозначенных преступлениях?
— Нет, — покачала головой девушка. — Не признаю...
— Что? — аж взвился прокурор. — В лежащих перед высоким судом протоколах все преступления перечислены и скреплены твоим собственноручным крестом! Ты сама призналась в них! Ты ползала по полу и целовала пятки дознавателям, только чтобы они снизошли выслушать твою грязную исповедь! И теперь ты отказываешься!?.
— Я... не... ползала... — с трудом качнула головой девушка. — Да, я... признала. Ты, святой отец... ты был под пыткой? Ты бы подписал и не такое...
— Поклеп на допросчиков и святого обвинителя! — взвыл прокурор. — Требую секретаря суда занести в протокол! Оскорбление и ложное обвинение слуг Церкви при исполнении ими должностных обязанностей! Не ухудшай свое положение, ведьма!
— Ухудшать? — усмехнулась Танна распухшими губами. — Что... хуже костра?
— Молчать! — заорал прокурор. — Стража! Утихомирьте ее!
На плечо Танны опустилась ладонь стражника, но не встряхнула, а — с изумлением ощутила она — дружески похлопала. Впрочем, сил на удивление уже не осталось. Она прикрыла глаза и погрузилась в забытье. Травница не слышала, как витийствовал прокурор в ее адрес, как он обрушился на несчастного Хариза за мерзкий Солнцу блуд со многими гулящими девками, не видела, как хмурятся обращенные на нее лица судей. Не видела она и того, как давал показания сначала брат Селим, скрывающий торжествующую усмешку, затем отец Хариза, дворовая девка, ее соседи... Пришла в себя она, только когда стражник осторожно потряс ее за плечо.
Председатель неторопливо возвысился над каменным столом.
— Святой трибунал выслушал обвинение. Имеют ли обвиняемые что-либо сказать?
— Я не виноват! Она меня соблазнила! — почти заскулил Хариз. На него было страшно смотреть, такой ужас читался на его лице. — Пощадите!
Он рухнул на колени. Танна лишь молча мотнула головой.
— Святой трибунал удаляется на совещание, — торжественно провозгласил председатель. — Уведите подсудимых в комнату ожидания!
Он с достоинством повернулся и вышел в неприметную маленькую дверь. Остальные судьи последовали за ним. Стражник презрительно толкнул ногой все еще стоящего на коленях Хариза, по лицу которого текли крупные слезы, и тот, словно очнувшись, суетливо вскочил на ноги и чуть не бегом бросился по проходу. Стражники, стоящие за Танной, бережно помогли ей встать и, поддерживая за локти, осторожно повели туда же.
Однако в комнате, куда ее привели, Хариза не оказалось. Выглядела она удивительно. Темно-бордовые занавеси на стенах, мягкие кресла того же оттенка, маленький столик с фруктами и кувшином темной жидкости с терпким запахом — все до того не походило на грубую обстановку комнаты ожидания, что травница растерянно остановилась. Она ждала, что стража спохватится и исправит свою ошибку, но ее лишь бережно подвели к креслу.
— Садись, ведьма, — сказал один из сопровождающих. — Эк ведь тебе досталось! Давай, давай, в ногах правды нет.
— Я грязная... — пробормотала Танна. Ей отчаянно захотелось, чтобы внезапный сон продолжался подольше. — Испачкаю...
— Ничего, уберут, — ворчливо ответил тот. — Ты, главное, ничего не бойся, но веди себя повежливее. Тобой сам, — он ткнул пальцем вверх, — заинтересовался. Ты с ним поласковей, глядишь, и облегчение тебе выйдет. Он, говорят, старик добрый, только обманывают его всякие...
Не дав ей и рта открыть, стражники удалились.
В комнате оказалось куда теплее, чем в зале, но Танну по-прежнему знобило. Боль внизу живота накатывала все чаще, во рту появился солоновато-горький привкус. Она попыталась почувствовать Силу, пропустить ее поток через себя, чтобы хотя бы снять боль, но ничего не получилось. Скрипнула дверь, и в комнату вошел невысокий полный монах с золотой Колесованной Звездой на шее и вышитым на рясе маленьким серебряным молоточком. Он выглядел пожилым — с почти полностью седой бородой и жидкими волосами с просвечивающей лысиной. Покряхтывая, монах опустился в кресло напротив Танны и с интересом уставился на нее.
— Ну, здравствуй, красавица, — сказал он. — Вот ты какая... С верхотуры-то разве разглядишь? Смелая, ничего не скажешь — от собственных показаний отречься...
Танна невидяще смотрела на него.
— Ах, да, — спохватился он. — Извини, редко на людях появляюсь, все больше со знакомыми. Меня зовут брат Себегус. Я тут вроде хозяина. Пить хочешь? — Он ловко плеснул жидкость в небольшой кубок. — Держи. Да пей, пей, не стесняйся!
Он почти силой заставил ее выпить содержимое кубка. В нем оказалось крепкое вино с приятным терпко-сладким вкусом. Оно огненным комком ухнуло в пустой желудок и тут же принялось растекаться по жилам. Боль в истерзанном теле отступила, голова слегка прояснилась.
— Так, а теперь закуси-ка, красавица, вино крепкое, а ты голодная... — брат Себегус ловко сунул между безвольных губ ломтик чего-то хрустящего и сладкого. — Вот так-то лучше. — Он наклонился вперед и взял руку девушки в свои ладони. Его пальцы словно случайно накрыли ее пульс. — Ты меня понимаешь? Голова не плывет?
Танна слабо кивнула. Она слегка пришла в себя, и ее начал охватывать страх. Что здесь происходит? Здесь не комната ожидания, не церковная тюрьма...
— Вот и ладно, — брат Себегус выпустил ее руку и поудобнее устроился в кресле. — Ты ешь, не стесняйся.
Он подтолкнул по столу в ее сторону тарелку с фруктами. Танна не пошевелилась.
— Думаешь, кто я такой и что я здесь делаю? Не стану томить. Я брат Себегус, Предстоятель церкви Колесованной Звезды. Заведую всем ее хозяйством с благословения императора. А ты действительно смелая — половина народа в городе сейчас бы передо мной ниц рухнула...
Танна слабо усмехнулась.
— Я не... принадлежу к последователям Пророка... Я уже говорила... допросчикам.
— Ну а кто спорит? — удивился Настоятель. — Но, видишь ли, храмы по просьбе императора еще и за порядком среди магов следят. У нас опыт богатый, — он усмехнулся неожиданно волчьей усмешкой, — так что справляемся, хвала Пророку. Да ты и сама видишь. С тобой вот, правда, незадача вышла.
