— Лия, что в этих мешочках? — Кисс, как обычно, рядом. — И для чего ты отложила эти футляры? Неужто решила почитать перед сном? Никогда бы не подумал, что в тех черных трубках находится увлекательное чтиво!
— Тут дело несколько иного рода. Мы уходим все вместе, значит, и решения должны принимать сообща...
— Что такое? — повернулась ко мне Варин.
— Я не знаю, как мне поступить... Дело в этих двух свитках — я обвела взглядом сидящих у костра людей. — В тех, что я отложила... В общем, я считаю, что от них надо избавиться.
— А в чем дело? — похоже, что мои слова удивили многих. — Разве не для того, чтоб спасти эти свитки, мы...
— Нет — покачала я головой. — Надо жить ради жизни, а не ради смерти. То, что написано здесь, в этих двух свитках, и то, что есть в этих отложенных мешочках — это страшная вещь...
— Поясни, а не то лично мне пока ничего не ясно.
— Вот что... — продолжала я. — Вот в этих двух мешочках находится яд, не уступающий по силе знаменитой "слезе гайвай", а вот в этих двух мешочках — тут вообще кошмар. По-иному это... зелье я назвать не могу. Если хоть немного порошка из вот этого мешочка подсыпать человеку в еду, то он не просто заболеет — для отравителя это было бы слишком просто. Умрет не только тот, кому насыпали этот яд, но погибнут и все его родственники по крови, вплоть до весьма отдаленных. Короче: при помощи этого невзрачного на вид порошка можно извести на корню весь род человека, целиком и полностью... Да и другое средство, вот это, в красном мешочке — оно, по сути, ничуть не лучше предыдущего.
— Да, — неприятно усмехнулся Кисс, — да, молодец, дедуля, запасливо прихватил с собой все самое необходимое. Не сомневаюсь: понадобилось — применил бы старичок все это на практике без малейших раздумий и колебаний.
— Знаете, отчего я отложила эти два свитка? В одном — описание того, как готовить тот самый яд, убивающий не только человека, но и всю его родню. Знаете, как оно названо в том свитке? "Снадобье, убивающее мир". Верно, этот порошок может легко погубить половину мира... Затем там, во второй части этого свитка описываются некие страшные ритуалы из некромантии, о которых лучше никому не знать.
— Мило, ничего не скажешь... Неужели и такая дрянь есть на свете?
— К нашему великому сожалению — есть.
— В преданиях моего народа имеется одно жутковатое сказание — внезапно заговорил Степняк. До того парень все время молчал. — Рядом с нашей страной есть такая долина — Мешере. Прекрасное место с тучными пастбищами и урожаями два раза в год... А какие там абрикосы!.. Говорят, раньше в Мешере жило немало богатых и многодетных семейств, на праздник сбора урожая в долину съезжалось множество родственников. Много лет назад туда пришли некие чужестранцы. Они пробыли в той долине недолго, всего несколько дней, но после их ухода в долине начались болезни и смерти, а ни одна женщина больше не рожала детей. И в семьях их родственников, которые жили в других местах — там тоже никто не имел детей. Через несколько десятков лет та долина полностью обезлюдела — никто не хотел в ней селиться и жить... После ее, эту долину, за бесценок купил кто-то из колдунов Нерга...
— Что ж, все сводится к одному — к захвату чужих земель...
— Один из наших людей — продолжал Степняк — один из тех, кто знал язык Нерга, как-то подслушал разговор тех, кто позже проник в долину. Те люди досадовали, что закончилось какое-то снадобье, дескать, последнее истратили на то, чтоб приобрести эту долину. А точно такое же, мол, никак не удается изготовить — секрет, мол, утерян, и восстановить его никак не могут. Получается обычная отрава, и ничего более...
— Да, это очень похоже на действие этого самого "снадобья, убивающего мир"... А другом свитке — продолжала я, — в другом свитке описано, как изготавливать иные яды, не менее разрушительные. Например, как можно сделать зелье, убивающий какого-то конкретного человека. Подмешай такой яд к еде или вину — и можешь спокойно есть из одного котла с ненавистным тебе человеком, или пить с ним из одного кувшина. Только вот после того он умрет, а тебе не будет ровным счетом ничего. Совершенно ничего не случится... Что там еще, в этом свитке? Способы изготовления иных страшных ядов, в том числе и тех, которые я только что отложила в сторону. Например, от некоторых из них будут рождаться не дети, а жуткие уроды. Монстры...
— Ценная вещь — чуть скривил свои тонкие губы Кисс. — Это в котором из них написано про истребление рода?
— Вот... — я протянула Киссу футляр из дорогого черного дерева, покрытый изящной резьбой. — Он и есть. То, что здесь написано — это страшная сила, и я совсем не уверена, что когда-то неким...властным людям не захочется расправится со своими врагами при помощи этих ядов. Иногда не спасают ни стены, ни запоры, а возможность извести своих врагов под корень для некоторых может оказаться весьма привлекательной. Им пока нет никакого дела до того, что не каждый грех можно замолить...
— Надо же, какая тонкая кожа... — чуть прищурившись, Кисс открыл футляр и достал пергаментный свиток, сплошь покрытый крючковатыми черными письменами. Внешне этот пергамент выглядит совсем не устрашающе, даже красиво, но, тем не менее, в нем было нечто отвратительное. Даже омерзительное... А Кисс тем временем рассматривал свиток — Какой необычный пергамент, выглядит, будто вощеная бумага... Где-то я уже видел такую, только вот не могу вспомнить, где именно...
— Это человеческая кожа — подал голос Наследник. — Я и отсюда вижу: записи сделаны на ней, на коже человека...
Рука Кисса не дрогнула. Он лишь чуть прищурил глаза.
— Я тоже однажды видел снятую с человека кожу. Она выглядела иначе...
— Это зависит от того, как снимать кожу с человека и как именно ее обрабатывать — вздохнул пожал плечами Наследник. — Для этого есть самые разные способы...
— А ты об этом откуда знаешь?
— Это отдельная история — вздохнул Наследник. — К нам во дворец иногда привозили диковинки из Афакии — есть такая страна на Юге. Чтоб вы знали: Афакия — это одни сплошные джунгли, и те, кто там живут, считаются жестокими дикарями даже по местным, далеко не человеколюбивым, меркам. Так вот, у жителей Афакии есть что-то вроде обычая, или правила, или традиции (не знаю, как можно это назвать) — сдирать кожу с людей и изготавливать из нее... В общем, разное. В том числе и такие вот... листы, заменяющие пергамент. Кстати, я слышал, что пергамент из человеческой кожи пользуется очень большим спросом у колдунов Нерга — жители Афакии продают им почти весь подобный... товар. И у нас в Эшире некоторые... любители (назовем их так) частенько приобретают для себя изделия из человеческой кожи. Ну там абажуры, картины, поделки всякие... А то и одежду. Да-да, в тех местах даже шьют одежду из кожи человека. Конечно, во всем этом есть нечто глубоко непорядочное, но пока что с этой жуткой торговлей поделать ничего нельзя. Веками продолжается... Братец мой дражайший, кстати, относится к таким вот любителям... экзотики...
— Но... как же...
— А жителям Афакии все это кажется вполне нормальным. Я уже говорил: они за многие века освоили как самые разные способы снятия кожи с человека, так и весьма необычные методы ее обработки. Это дело у них хорошо поставлено, да и доход приносит какой-никакой... Кстати, для сведения: после того, как с человека сняли кожу, его самого отправляют на костер. Или в котел — тут все зависит от гастрономических пристрастий... Проще говоря — съедают.
— Высокое Небо!.. — только и могла сказать я.
— А в тех джунглях и не видно неба — чуть скривился Наследник. — Над головой сплошной полог из переплетенных деревьев, веток и широких листьев... Там, на земле под ними почти всегда полумрак...
— Откуда же они столько... Ну, ведь надо же откуда-то набрать столько людей, чтоб... — на Орана слова Наследника произвели должное впечатление.
— Чтоб столько человеческой кожи набирать? — Наследник был мрачен. — Прежде всего, жители Афакии постоянно нападают на соседей, хотя и те им спуску не дают — если каннибалы появляются в чужих местах, то местные сражаются с врагами до конца, потому что знают, какая участь ждет тех, кто попадет в плен. Кстати, они, эти самые воины из Афакии, когда уходят домой, то даже трупы убитых (неважно, кто это — чужаки или свои) с собой тащат — кожу с них сдирают на первом же привале, нечего добру пропадать...
— Кошмар...
— Кто бы спорил... А в джунгли Афакии вообще никто из чужаков старается не соваться, даже близко к тем местам не подходят — любого, кто по недоразумению окажется даже сравнительно недалеко от границ той страны, ждет одна и та же участь: украдут, утащат к себе, снимут кожу, и то, что осталось от человека, отправят в котел... Более того: что можно сказать о тех дикарях (извините, но другого слова не подобрать), если даже со своих умерших или убитых соплеменников — с них тоже снимают кожу, и это считается правильным и вполне естественным. Как вам это нравится? Понятно, что с жителями Афакии никто из соседей старается не иметь дела. Да и отношение к иноземцам в той далекой стране весьма неприглядное...
— Но ведь даже там существует какая-то торговля! Жителям этой самой Афакии надо каким-то образом продавать свои... изделия?
— Конечно, надо, тем более, что кроме этих... изделий из кожи ничего иного для продажи там не предлагают. Жители той дикой страны продают свои... творения лишь в определенном месте на границе, причем вся эта торговля идет в заранее обусловленный промежуток времени. Кто заявляется туда раньше или позже оговоренного срока — тот рискует остаться без собственной шкуры. Торговые дела жители Афакии ведут лишь с несколькими торговцами, которых ну никак не назовешь невинными овечками! Сами понимаете, чтоб скупать изделия из человеческой кожи, а потом продавать их — для этого надо что-то выжечь в своей душе. Но даже и эти торговцы приезжают на торговлю в те места лишь вооруженные до зубов, да еще и с многочисленной охраной, и все одно — не решаются даже близко подходить к границам той страны. Только все эти меры предосторожности некоторых не спасают: приезжие люди во время той торговле частенько пропадают без следа — за долгие века жители Афакии научились красть людей... Все понимают, куда именно делись пропавшие люди, да только сделать ничего не могут...
Я мысленно застонала: Пресветлые Небеса, что же такое творится под вашим светом?! Так и вспомнишь лишний раз добрым словом Славию, где о таких страстях и слыхом не слыхивали!
Тем временем Кисс открыл второй футляр — внутри свиток из такой же светлой, полупрозрачной кожи, и точно так же также покрытый черной вязью строк.
— Ну, Афакия с ее проблемами далеко, и их так просто не решить, а нам сейчас надо подумать о другом — о том, что находится рядом. Парни, вы все слышали слова Лии про то, что здесь написано? — Кисс внимательно оглядел нас своими светлыми глазами. — Догадываетесь, что будет, если эти свитки попадут в недобрые руки? Понимаете, какую власть это может дать некоторым из людей, и к каким бедам привести? И неважно, чьи это будут руки — колдунов, или просто жадного и мстительного человека. Пусть даже эти свитки окажутся вне Нерга, пусть будут спрятаны в надежнейшем хранилище, но... Человеческая природа слаба, и мало ли у кого может возникнуть желание выкрасть эти свитки из тайника, пусть даже и очень хорошо охраняемого! Золото обладает способностью открывать многое, в том числе и распахивать, казалось бы, самые надежные запоры... Тот, кто придумал все эти зелья (один человек создал эти страшной силы яды, или их было много — сейчас знания об этом уже не имеют никакого значения), возможно, все они и были в своем роде гениями, но есть такие открытия, которые, кроме зла и немыслимых бед, не несут ничего. Так что, господа хорошие, вы уж меня извините, но, считаю, никто из вас не будет возражать против моего поступка — и Кисс бросил в огонь оба свитка вместе с футлярами, а вслед за ними в костер полетели и те самые мешочки с ядами, что я отложила в сторону.
Удивительно, но порошки сразу же вспыхнули в огне, и сгорели почти мгновенно, не оставив после себя даже следа. А вот свитки извивались в огне, словно живые, особенно когда их охватило огнем — в тот момент черные письмена на полупрозрачной коже выглядели особо зловеще. Вначале они ярко проступили на полупрозрачной коже, а потом покраснели, будто налитые кровью. Кожа сжалась, затрещала, а затем полыхнула ярким пламенем...
Даже Казначей не сказал ни слова, а только печально смотрел на горящие футляры, покрытые изумительно тонкой резьбой. Мне кажется, что единственное, о чем он жалел сейчас, так только о том, что нельзя продать эти прекрасные цилиндры, которые, будучи даже пустыми, стоят немало сами по себе. Спорить готова: Казначей уже занес все манускрипты на свой лист пергамента под графой "приход", и теперь думает о том, что ему придется или вносить туда изменения, или списывать эти манускрипты вместе с футлярами как безвозвратно потерянное имущество... О, Высокое Небо, что это еще за чушь появилась в моей голове?!
Я смотрела на то, как злое творение чьего-то гения превращается в пепел, и понимала, что иначе поступить никак нельзя. Кисс сделал то, чего в глубине души хотела и я сама, хотя я осознавала — сейчас на наших глазах превращаются в ничто великие открытия, но некоторым из этих знаний не стоит доходить до людей. Нет, уж лучше я буду до конца жизни ругать себя за то, что не остановила Кисса и не вытащила свитки из огня, чем брать на свою душу такой грех — спасать эти жуткие знания, которые могут погубить человечество...
Огонь... Он многое безвозвратно уничтожает, но, в то же самое время, он и очищает все пакостное, жестокое, злое, то, чему нет и не должно быть места в этом мире. Магия, колдовство, такие вот способы уничтожения людей при помощи жутких ядов — это все относится к тому, от чего можно избавиться при помощи огня...
Не я одна — никто из нас не сказал ни слова, глядя на то, как превращаются в пепел свитки и горят футляры. Все понимали — это лучшее, что мы можем сделать... Правда, если колдуны узнают о том, что некоторые из манускриптов брошены в огонь, то... Об этом лучше не думать.
Глава 12
Несколько коротких часов сна... Едва забрезжил рассвет, как мы снова были в седлах. Поднялись сразу же, как только ночная темнота стала сменяться сероватым рассветом. Задерживаться, конечно, не стали ни на миг, и уже через несколько минут после подъема вновь погнали лошадей изо всех сил, не щадя ни себя, ни наших бедных лошадей. Быстрей в дорогу... Конечно, нам было искренне жаль несчастных животных, только вот сейчас о жалости и сочувствии следовало забыть. Слишком большая роскошь в нашем нынешнем невеселом положении.
К тому же местность вокруг стала меняться. Сухая степь сменилась неровными холмистыми полями, да еще и перегороженными друг от друга небольшими рощицами. То и дело на нашем пути встречались песчаные прогалины, а то и длинные каменистые россыпи, валуны без числа, небольшие ямы и рытвины под тонким слоем высохшей земли... В таких местах поневоле приходилось сдерживать стремительный бег коней, но и это не всегда помогало.
