Гектор спас ей жизнь. В этом не было никаких сомнений. Но ее спасение обошлось слишком дорого. Он заслонил ее своим телом, и, защищая ее, сам получил три ранения — в левую руку, в заднюю часть правого бедра и в правую лопатку.
Рана на ноге была наименее серьезной, глубокая, уродливая впадина, прорезавшая большую мышцу на задней стороне бедра, как будто какой-то огромный коготь. Он потерял слишком много крови из-за нее, но с рукой было хуже. При других обстоятельствах паскуалаты почти наверняка ампутировали бы ее чуть ниже локтя, и даже если бы каким-то чудом руку удалось спасти, она была бы серьезно повреждена, даже искалечена на всю жизнь.
Но это не будет проблемой, — уныло сказала она себе. — Потому что пуля, попавшая ему в плечо, прошла полностью сквозь его тело, пробив правое легкое, на доли дюйма не задев сердце и причинив одному Богу известно, сколько других повреждений на своем пути.
Старший паскуалат посмотрел на нее с суровым состраданием и честностью своего ордена, когда она потребовала правды. Гектор, ее муж, умирал. Никакое мастерство хирурга, никакие знания аптекаря не могли этого изменить. По правде говоря, паскуалаты понятия не имели, почему и как он выжил так долго.
Прости, любимый. — Эта мысль с хрупким, мучительным спокойствием парила над пустым льдом будущего, которое сегодня утром казалось таким светлым. — Мне так жаль. Я должна была знать, что сделает этот монстр в Зионе, когда ты спас нас с Дейвином от его мясников. Я должна была понять, что он перевернет небо и землю, чтобы исправить свою неудачу, и я должна была держаться от тебя как можно дальше. Мой отец, мой брат, а теперь и ты. Всех, кого я позволяю себе любить, он обрекает на смерть. Но ты скучал по мне. — Она положила тонкую руку на лоб Гектора. — Ты скучал по мне. И когда-нибудь, как-нибудь, где-нибудь, любовь моя, я вырву его черное сердце голыми руками, и единственное, о чем я попрошу — единственное, с чем я пойду к Богу на коленях, — это чтобы он знал, кто его убивает.
— Айрис?
Она подняла глаза.
Мейкел Стейнейр стоял рядом с ее креслом, все еще одетый в свое облачение, забрызганное кровью Гектора, хотя он настоял, чтобы сама она переодела пропитанное кровью свадебное платье. Стейнейр был одним из первых, кто добрался до них, тот, кто прижал кровоточащую рану на груди, наложил жгуты на раненую ногу и руку, пока Айрис все еще была без сознания. Без него Гектор умер бы задолго до того, как до него добрались паскуалаты, и с тех пор он отказывался покидать Гектора или ее.
— Он все еще жив, ваше преосвященство, — тихо сказала она, приглаживая темные вьющиеся волосы. — Пока еще жив.
Глаза Стейнейра были нежными и сострадательными, без того абсолютного отчаяния, которое, как она знала, должно было смотреть на него из ее собственных глаз. Она предположила, что такова природа его призвания. Она узнала его собственную скорбь по Гектору, его собственный гнев, но для него все еще было будущее. Для него всегда будет будущее, даже за темной стеной смерти, сформированное и открытое его внутреннему взору глубиной его веры, и даже сейчас она знала, насколько важным этот щит его веры будет для нее в ближайшие дни. Но прямо сейчас, в этот момент, это было больше, чем она могла поделиться, и она почувствовала, как одна из слез, которые, как она была уверена, она исчерпала несколько часов назад, медленно потекла по ее щеке.
Нежный палец архиепископа стер ее, и он обнял ее в безмолвном утешении.
— Вам следует уйти, ваше преосвященство, — сказала она, прислонившись головой к его опоре. — Должно быть, есть сотни других людей, которые нуждаются в вашем утешении и заботе, а вы уже провели со мной несколько часов. Гектор не знает, что вы здесь, а я уже знаю, как сильно вы любите нас обоих. Вы дали мне это, и я не настолько эгоистична, чтобы удерживать вас, когда другим нужен такой же подарок от вас, и вы все равно больше ничего не можете сделать.
— Ты ошибаешься, моя дорогая, — мягко сказал Стейнейр, крепче обнимая ее. — Есть кое-что, что я могу сделать, и я не могу уйти, пока не сделаю это.
Горло Айрис сжалось, и она хотела отрицать то, что он только что сказал. Гектор уже прошел последние обряды; единственное, что Стейнейр мог сделать для них сейчас, — это быть здесь, чтобы разделить момент, когда ее муж испустит последний вздох, а ее сердце разобьется навсегда. Она знала, как сильно ей будет нужно это утешение, и все же, если она отошлет его прочь, возможно, этот момент никогда не наступит. Если бы его здесь не было, если бы он не мог утешить ее, возможно, Гектор все-таки не умер бы. Это было иррационально, и она знала это, но все равно открыла рот, чтобы возразить, только чтобы остановиться, когда Стейнейр внезапно выпрямился и повернул голову к стеклянным дверям, ведущим на балкон спальни.
Было что-то в выражении его лица — внезапная вспышка чего-то, что могло быть почти радостью, смешанной с беспокойством, — а затем он снова повернулся к ней. Он схватил руку, которая не держала руку Гектора, обеими своими большими, сильными ладонями и заглянул глубоко в ее глаза.
— Дочь моя, — мягко сказал он, — я собираюсь попросить тебя сделать то, чего ты не должна делать. Что-то, что ты, возможно, не сможешь сделать. Но я знаю твою силу и знаю любовь внутри тебя, и поэтому я все равно прошу тебя об этом.
— Ваше преосвященство?
Она почувствовала тяжесть его слов даже сквозь свое измученное отчаяние, и ей вдруг стало страшно. Боялась по-новому и по-другому, как будто стояла на обрыве над глубоким ущельем, наполненным воющей бурей. Это было абсурдно, и она понятия не имела, что это может быть за ущелье или почему ветер так завывал, проносясь через него, и все же это казалось таким ясным, таким реальным
... Минутку, моя дорогая.
Он в последний раз сжал ее руку, затем подошел к дверям с ромбовидными стеклами. Он потянулся к задвижке и посмотрел на нее через плечо.
— Ты уже сегодня натерпелась достаточно для дюжины княжон, дитя мое, — тихо сказал он. — Я бы предпочел не подвергать тебя еще большему испытанию, но у меня нет выбора. Прошу тебя доверять мне и верить мне, когда я говорю, что видимое мной в неизбежно грядущем — это прямой и личный перст Бога, проникающий в этот бренный мир.
— Вы пугаете меня, ваше преосвященство, — сказала она, карие глаза глубоко заглянули в безмятежную веру его темного, более мягкого взгляда, и он улыбнулся.
— Я и не собираюсь этого делать, потому что здесь нечего бояться. И все же есть достаточно причин для удивления. Будь открыта для этого, дочь моя.
Его пальцы нащупали защелку, и ее хватка усилилась вокруг холодной, вялой руки Гектора, когда он повернул ее. А затем ее ноздри раздулись, глаза открылись в шоке и недоверии, когда очень знакомый мужчина с сапфировыми глазами в почерневшем нагруднике и униформе чарисийской императорской стражи вошел в спальню с балкона четвертого этажа.
— Я прибыл так быстро, как только мог, ваше высочество, — тихо сказал Мерлин Этроуз.
.XXII.
Пещера Нимуэ, горы Света, земли Храма
— На самом деле она восприняла это лучше, чем я ожидал, — серьезно сказал Кэйлеб Армак. — Намного лучше.
— Ненавижу то, что поставила ее в такое положение, — сказала Шарлиэн Армак из своей каюты на борту КЕВ "Саузерн стар", на полпути между Чисхолмом и Корисандой. — Знаю, каково это, когда что-то подобное холодом обрушивается на тебя.
— Что-то вроде этого? — повторил ее муж. — Шарли, прямо сейчас своей головой я не могу думать ни о чем другом, даже отдаленно похожем на это.
— Я не знаю об этом, Кэйлеб, — тон Нармана Бейца был задумчивым. — Мы всегда могли бы попытаться сказать ей, что есть призрак этого маленького князя с избыточным весом, который живет в компьютере, похороненном на глубине сорока тысяч футов под горой Олимп в центре земель Храма. Это может быть довольно близко к истине.
— Я заметил, что никто из нас не подумал поговорить с Братьями, прежде чем действовать, — вставил Мейкел Стейнейр из Мэнчира, и Мерлин рассмеялся.
— Учитывая, что именно вы в первую очередь сообщили мне, думаю, что на этот раз мы просто позволим вам объясниться, ваше преосвященство.
— О, чепуха! — Стейнейр ответил тоном, граничащим с самодовольством. — У тебя больше опыта — и выслуги лет! — чем у кого-либо другого, Мерлин. Уверен, что они воспримут это от тебя гораздо спокойнее.
— Конечно, так и будет.
Мерлин покачал головой и откинулся на спинку удобного кресла в пещере под горами Света. В последнем кошмарном дне было только две хорошие вещи. Первая заключалась в том, что он давным-давно ввел Гектору и Айрис — а также Дейвину и графу Корису, если уж на то пошло, — ту же самую нанотехнологию, которую он ввел каждому члену внутреннего круга. И вторая заключалась в том, что майор Этроуз уже был отправлен императором Кэйлебом с другой неустановленной миссией. Он должен был заскочить к герцогу Истшеру под именем Абрейма Живонса, но миссия прервалась в тот момент, когда Сова сообщил о покушении в Мэнчире, и его разведывательный скиммер понесся к Корисанде со скоростью, во много раз превышающей скорость звука. Каждый раз, когда он совершал один из этих безумных бросков, он рисковал привлечь внимание датчиков системы бомбардировки, и именно поэтому он вернулся в пещеру Нимуэ гораздо более неторопливым темпом.
На самом деле вообще не было никакой острой необходимости возвращаться в пещеру, но ему нужно было место, куда он мог бы отступить. Место, где он мог быть с друзьями, место, где он мог бы понизить свои барьеры, пока они пытались справиться с подобными землетрясению событиями дня и их последствиями. И место, — признался он себе, — где он чувствовал себя... в безопасности.
Я назвал ее "пещера Нимуэ" не просто так, и не только потому, что решил стать кем-то по имени Мерлин. Это всегда было моим "местом силы", моим святилищем, где обитают мои друзья и все эти тайные знания, и именно в этот момент мне нужно быть здесь, в центре того, кем была Нимуэ и что в первую очередь привело меня на Сэйфхолд.
Он закрыл глаза, вспоминая отчаянную гонку в Мэнчир, вспоминая свой страх перед тем, как Айрис отреагирует на его появление. Он проникся глубоким уважением — и еще большей привязанностью — к дочери Гектора Дейкина, но никто не подготовил ее к правде о нем, о Сэйфхолде, об архангелах или об истинной миссии Нимуэ Элбан. Они думали, что у них будет достаточно времени, лет десять, чтобы подготовиться и решить, говорить ей эти ужасные, всепоглощающие, невероятные истины или нет. Но судьба — или, возможно, "перст Божий" Мейкела — заставила его действовать так же, как это было сделано при покушении на Шарлиэн. И поэтому он помчался спасать Гектору жизнь... Всю дорогу боясь, что опоздает, и даже больше того, что он может быть вынужден сделать вместо этого, если Айрис окажется не готовой принять то, кем и чем он был на самом деле, когда он вошел в спальню с медицинским набором.
На этот раз ему не пришлось принимать решение полностью самостоятельно. О, это было его решение, и он принял бы его точно так же, даже если бы все остальные члены внутреннего круга были против этого. У него не было другого решения, которое он мог бы принять, так же как он не мог позволить трем кракенам сожрать лодку с детьми в давний день на острове Хелен.
Но ни Кэйлеб, ни Шарлиэн, ни Нарман, ни Мейкел не колебались. Он прекрасно понимал, какую роль в этом сыграла их любовь к Гектору и глубокая привязанность к Айрис. Однако были и другие причины — здравомыслящие, прагматичные причины, — поскольку смерть Гектора от рук ракураи в самый день его свадьбы могла иметь катастрофические последствия.
Реакция Старого Чариса едва ли заставляла задумываться, учитывая место молодого герцога Даркоса в сердцах его народа. Сам он по большей части не знал об этом, но чарисийцы слишком хорошо помнили, как Гектор Эплин и король Хааралд сражались спина к спине вдвоем против двухсот врагов на юте флагманского корабля Хааралда. Они помнили, как их король умер у него на руках, и последние слова короля, обращенные к одиннадцатилетнему мичману, стали частью их национального наследия. И они видели, как этот мичман вырос в офицера, которым гордился бы их король, и были очарованы его спасением вражеских князя и княжны, которых они приняли близко к сердцу.
Поляризующая реакция в Корисанде могла бы быть еще более катастрофической, особенно если бы ни Айрис, ни Дейвину нельзя было сказать правду. Те, кто выступал против союза Корисанды с Чарисом, вполне могли воспрянуть духом, найти объединяющую силу, чтобы сделать больше, чем просто возмущаться этим союзом. И влияние на Айрис и Дейвина, которые оба глубоко полюбили его, было бы невозможно предсказать. Скорее всего, это заставило бы их выступить против храмовой четверки еще более ожесточенно, но какой ценой? Отравило бы это их ненавистью? И как они могли узнать правду позже... и знать, что Гектор, возможно, был бы спасен в конце концов, если бы только внутренний круг был тогда готов доверить им эту правду?
И, наконец, был холодный, прагматичный имперский расчет. Было верно, что Шарлиэн поставила условием свадьбу Айрис и Гектора, потому что она знала, что они любят друг друга, но это была не единственная ее причина, как поняли и Гектор, и Айрис. Этот знак союза Дома Дейкин с Домом Армак имел несказанную ценность на планете, которая все еще мыслила так же или больше в терминах династий, как и в терминах государственности. Как для Корисанды, так и для Чариса этот брак был доказательством того, что они вместе противостояли джихаду Матери-Церкви, и они просто не могли позволить себе потерять его.
Но мы все равно были почти на краю, — мрачно подумал он. — Если бы я не вколол базовую нанотехнологию каждому после того, как потерял Хааралда, мы бы его потеряли. Даже с ней это было чертовски близко к истине. Конечно, это оставляет нам несколько собственных проблем.
— Я бы хотел, чтобы мы могли вернуть его сюда, в медицинский блок, — сказал он вслух. — Он будет пятидневку восстанавливаться после этого в Мэнчире. И в любом случае я сомневаюсь, что после этого он сможет как следует действовать своей левой рукой.
— Мы все желаем этого, Мерлин, — тихо сказал Кэйлеб. — Но как, черт возьми, мы объясним, что он оправился от этих ран не более чем за день или два? И что происходит, когда один из дворцовых слуг или паскуалатов приходит проведать его, а он находится в горах Света и чудесным образом исцеляется? Даже Мейкел и Айрис вместе не смогли бы помешать кому-то обнаружить, что он исчез в кроличьей норе, и тогда мы все по-королевски облажались бы.
— Я знаю это. Если уж на то пошло, — губы Мерлина скривились в невольной улыбке, — Айрис это знает. На самом деле, она довольно подробно объяснила мне это, когда я упомянул пещеру. Медицинскому миру Сэйфхолда и так будет достаточно трудно смириться с тем, как быстро он выздоравливает, даже если мы оставим его в Мэнчире!
— Проблема не в том, как быстро он выздоровеет, — сухо сказал Стейнейр. — Это будет тот факт, что он выжил, чтобы выздороветь.
