Мне жаль, что меня там не было, — сказал он ей. — Я бы так и сделал, если бы мог. Действительно, я бы так и сделал!
Я знаю это, — сказал ему тот любящий призрак. — Тогда я это поняла. Как я могла этого не сделать? И ты пришел за Пойин. Ты пришел за ней, Тэнгвин.
Но этого было недостаточно.
Да, так оно и было. А теперь тебе пора меня отпустить.
Нет, никогда!
Не так, — на этот раз голос почти смеялся. — Я не говорила, забудь меня, Тэнгвин. Но отпусти меня, чтобы ты мог идти дальше. Разве ты не знаешь, что это то, чего я всегда хотела для тебя?
Он моргнул от внезапно нахлынувших слез, и она исчезла. Была ли она там когда-нибудь на самом деле? Или все это было плодом его воображения? Просто способ для него солгать самому себе, позволить себе сорваться с крючка?
Нет. Возможно, на самом деле она не приходила к нему еще раз, но то, что он услышал, было тем, что она сказала бы, если бы это было так. Теперь он это знал. Он знал, что это было то, чего она хотела бы для него, точно так же, как она хотела бы Бейсана для своей дочери.
Слабый отголосок любящего смеха промелькнул в его сознании, и он улыбнулся, несмотря на слезы.
А затем орган ожил, голос хора повысился, и он повернулся к задней части церкви, когда двери открылись и Яншвин Джингдо вошла в них под руку со своим деверем. Расцвет ее юности миновал, как и у него. Жизнь оставила на ней свои следы, первые седые пряди коснулись ее волос, а ее лицо никогда не вдохновило бы перо поэта, даже когда она была молодой женщиной. Но она двигалась с царственной грацией, ее маленькая головка была гордо поднята. Едва заметные морщинки вокруг ее глаз говорили о характере и мудрости, смехе и слезах, и эти глаза — эти прекрасные глаза — были только для него, когда она скользила к нему по центральному нефу. В ее волосах были цветы, в руках — букет, на ней было белое платье цвета горного шиповника, расшитое горными лилиями еще великолепнее, чем его собственная туника, и она была самым изысканным созданием, которое он когда-либо видел.
Его сердце подскочило к горлу, и он понял, что она не может быть для него. Конечно, она не могла! Он был крестьянином, пастухом, грубым и незаконченным. И она... она...
Свадебная процессия подошла к нему, и Миян снял свою руку с ее предплечья и положил ее на руку Сингпу.
— Позаботься о ней, — тихо сказал он под музыку и голоса. — Мой брат был прекрасным человеком. Я никогда не думал, что увижу, как она найдет другого такого же прекрасного, Тэнгвин.
Он легонько коснулся плеча Сингпу, затем отступил назад и встал рядом со своей женой. Ручун уже вытирала счастливые слезы и улыбнулась Сингпу, кивнув в знак согласия со своим мужем.
Затем Яншвин оказалась рядом с ним, и они оба повернулись, стоя бок о бок, лицом к лицу с отцом Ингшвэном. Она была такой крошечной, размером в половину Шучинг, если это возможно, и часть его хотела заключить ее в свои объятия и обернуться вокруг нее, как крепость. Но другая часть его чувствовала ее силу, ту силу, которая потянулась к нему и сказала ему, что в мире достаточно любви и для них тоже. Что им не нужно ни забывать, что они оба любили других до того, как встретились, ни сомневаться в своей любви друг к другу сейчас.
Хор дошел до конца своего гимна. Орган замолчал, и в церкви Сент-Сэнчжанг внезапно стало тихо и очень, очень тихо.
— Дети мои, — сказал отец Ингшвэн в этой тишине, — Тэнгвин и Яншвин предстали перед вами, чтобы посвятить свои жизни друг другу. Мы живем в опасные и пугающие времена, и все мы знаем, насколько своей безопасностью мы в долине обязаны командиру Сингпу. Точно так же, как мы знаем, как неустанно Яншвин трудилась и как ученый, и как целитель, бесконечные мили, которые она преодолела, чтобы раздавать еду и лекарства там, где они были больше всего нужны. И поэтому радость, которую они нашли друг в друге, — это и наша радость. Яншвин родилась здесь, в долине; Тэнгвин пришел к нам издалека, в час нашей величайшей нужды. Теперь они оба наши, так что давайте присоединимся к ним и порадуемся, когда они сделают друг друга своими.
Он поднял руку в благословении, подписав скипетр Лэнгхорна. И затем он начал по памяти, даже не взглянув на молитвенник, который послушник держал рядом с ним.
— И теперь, дорогие возлюбленные, — сказал он притихшей церкви Сент-Сэнчжанг, — мы собрались здесь вместе перед Богом и архангелами, и перед лицом этой компании, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину в святом браке; это почетное положение, установленное Богом и архангелами, означающие для нас мистический союз, который существует между Богом и Его Церковью; который является священным состоянием, украшенным и расцвеченным присутствием архангела Лэнгхорна в свое время здесь, на Сэйфхолде, и архангел Бедар считает его почетным среди всех людей: и поэтому никто не должен входить в него необдуманно или легкомысленно; но благоговейно, осторожно, обдуманно, трезво и в страхе Божьем. В это святое поместье эти два присутствующих человека приходят сейчас, чтобы соединиться. Если кто-нибудь может привести справедливую причину, по которой они не могут быть законно соединены вместе, пусть он сейчас скажет, или же впредь навсегда замолчит.
АВГУСТ, Год Божий 910
.I.
Город Сиддар, республика Сиддармарк, и дворец Теллесберг, город Теллесберг, королевство Старый Чарис, империя Чарис.
Дождь барабанил по крышам, стекал по водосточным трубам, булькал в водосточных желобах и избивал пешеходов и грузовые фургоны. Зонтики двигались по тротуарам, многие из них были яркими всплесками цвета на фоне размытой дождем серой и коричневой каменной кладки или темно-коричневого кирпича Сиддар-Сити. Постоянно растущее число "велосипедов" добралось до материка, и их водители сворачивали в более традиционное движение и выезжали из него, натыкаясь на тротуары и съезжая с них, как правило, с обычным отсутствием заботы о других. Дождь был достаточно сильным, чтобы значительно ухудшить видимость, что сделало их обычные выходки еще более разрушительными, и Дастин Незбит скорчил им гримасу из окна зала заседаний.
— Эта погода отстой, — прорычал он мужчине, стоящему рядом с ним.
— Я сам не слишком неравнодушен к ней, — признал Жак Харейман, — но есть ли какая-то особая причина, по которой сегодня она тебя беспокоит?
— Ну, в основном потому, что мы с Матилдой и Эйлин должны завтра покататься на "Триумфе" по заливу. — Незбит посмотрел на более высокого Хареймана и высунул голову из окна. — Ты действительно думаешь, что Матилда будет наслаждаться там плаванием в такую погоду?
— Нет, не совсем, — губы Хареймана дрогнули, хотя его голос оставался восхитительно серьезным.
Матилда Незбит была привлекательной женщиной, но у нее был вспыльчивый характер, и в лучшие времена она относилась к 150-футовой яхте Незбита со смешанными чувствами. Тот факт, что она страдала от морской болезни, конечно, был фактором в этом. С другой стороны, она, очевидно, рассматривала яхту как символ успеха своего мужа и была хорошо известна в их яхт-клубе благодаря вечеринкам, которые она устраивала... до тех пор, пока ей не приходилось на самом деле выходить на "Триумфе" в море. С другой стороны, ее дочь Эйлин была увлеченным моряком.
— Она может проясниться, — услужливо сказал он. Незбит закатил глаза, и Харейман усмехнулся. — Я не говорил, что это прояснится; я сказал, что это может произойти.
— Полагаю, что правильный ответ — "Ни единого шанса в аду", — мрачно сказал другой мужчина, снова поворачиваясь к окну. — Единственный способ, которым все могло стать хуже, — это чтобы один из твоих чертовых велосипедов сбил меня по дороге домой, чтобы не встречаться с ней лицом к лицу. Хотя, если подумать, это может быть лучшей альтернативой!
— Не заставляй меня начинать с этих вещей! — Харейман фыркнул. — Они приносят мне кучу марок, и паскуалаты их обожают. Очевидно, езда на этих проклятых штуках действительно, очень полезна для твоего сердца. Но они должны быть худшим "улучшением", которое Чарис когда-либо наносил нам!
— Возможно, это слишком сильно сказано, — не согласился Незбит, но настала и его очередь усмехнуться, и Харейман бросил на него сдержанный взгляд, когда понял, что попался на удочку своего друга. Но, черт возьми, это было правдой.
И тот факт, что довольно много этих велосипедов было произведено на его собственной фабрике, не сделал его более счастливым из-за их коэффициента раздражения. Проклятые твари представляли собой угрозу, и драконы ненавидели их звенящие колокольчики. Если уж на то пошло, ему тоже не очень нравился этот рэкет! Кроме того, даже с учетом "преимущества домашнего поля" — и восьмипроцентной пошлины, которую палата делегатов ввела на импортные товары, — велосипеды чарисийского производства были очень конкурентоспособны по цене, даже здесь, в Сиддар-Сити.
И все знают, что чарисийская продукция лучше, чем у кого-либо другого, — ворчливо подумал он. — Идиоты дорого платят за имя Чариса, и особенно за лейбл Делтак! И их местные дилеры тоже не стесняются играть на этом.
Правда, он знал, заключалась в том, что чаще всего продукты Чариса, и особенно те, на которых была этикетка Делтака, были лучше, чем у кого-либо другого. Что еще хуже, с точки зрения конкурентов Делтака, чарисийский герцог требовал, чтобы у любого из его представителей в Сиддармарке внутри компании было то, что он называл "сервисным отделом". Если одно из их изделий ломалось или нуждалось в плановом ремонте, они должны были справиться с этим, и их гонорары были ниже, чем взимало бы большинство сиддармаркских ремесленников. Мало того, многие из их продуктов давали гарантию на срок до целого года с даты покупки. Действительно, некоторые из них были гарантированы на целых пять лет! Если они сломаются в течение этого периода, Делтак отремонтирует или заменит их бесплатно, если только не будет очевидно, что покупатель грубо злоупотребил продуктом.
Как кто-то должен был конкурировать с этим?
Подлые ублюдки, — подумал он с улыбкой, которая была лишь наполовину шутливой. — Вероятно, это не сошло бы им с рук без той форы, которую они получили во время джихада.
Отец Хареймана был старшим представителем Грейгора Стонара в совете мануфактур, который он создал для борьбы с джихадом. На самом деле именно там встретились Харейман и Незбит. Незбит был многообещающим молодым менеджером казначейства, и он работал как с Жаком Харейманом-старшим, так и с армейским офицером по имени Климинт Миллир, в то время как Жак Харейман-младший был главным помощником своего отца.
Старший Харейман также тесно сотрудничал с Эдуирдом Хаусмином до того, как Хаусмин стал герцогом Делтак, и он всегда тепло и с восхищением отзывался об этом человеке. Что ж, Жак-младший тоже уважал и восхищался Делтаком, но ему всегда было немного не по себе, не как его младшему брату Гордину, из-за стремительного темпа инноваций. Очевидно, им пришлось приспосабливаться, но одной скорости изменений было достаточно, чтобы заставить любого нервничать, и Харейман более чем подозревал, что это во многом способствовало... неустойчивой работе Сиддармарка за последние десять или двенадцать лет. Вы просто не смогли бы без последствий перегреть всю банковскую и инвестиционную структуру королевства, не говоря уже о его производствах, втиснув в нее такие фундаментальные изменения таким образом.
Гордин, как и следовало ожидать, отметил, что Чарис справился с этим довольно хорошо. Конечно, у Чариса также была жила Мория, не так ли? И Чарис был тем, кто двигал весь этот порыв вперед, как будто на это было какое-то ограничение по времени. Если бы они только замедлились, хотя бы ненадолго, остальной мир — и республика Сиддармарк, в частности — могли бы получить шанс сделать глубокий вдох и успокоиться.
Гордин предпочитал двигаться через препятствия вместе с чарисийцами, поэтому он и его старший брат разделили владения своего отца между собой. До сих пор, казалось, у Гордина все шло хорошо. Во всяком случае, ему определенно повезло больше, чем многим другим инвесторам. Старший брат Харейман, с другой стороны, выбрал медленный и устойчивый путь. Он расширил свою производственную базу, но значительно более медленными темпами, чем мог бы, в результате чего он не сильно пострадал ни от одного из, казалось бы, неизбежных колебаний между взлетом и падением.
И вот почему Миллир выбрал меня для этого, — кисло подумал он. — Он хотел бы придумать способ отказаться от "чести", но этого никогда не должно было случиться. И Харейман не мог по-настоящему винить его. Лорд-протектор хотел, чтобы люди, о которых он знал, не собирались сходить с ума от драконов, и именно поэтому он назначил Незбита председателем, а Хареймана заместителем председателя.
Над головой прогрохотал гром, и он отвернулся от окна. Стулья вокруг длинного полированного стола позади них неуклонно заполнялись, пока они стояли, глядя на дождь, и он толкнул Незбита в плечо. Невысокий мужчина с каштановыми волосами оглянулся через плечо, вдохнул, затем бросил на Хареймана покорный взгляд.
— Пора начинать это шоу собак и драконов, — пробормотал он, затем расправил плечи и направился к своему месту во главе стола.
— Джентльмены, — сказал Незбит, когда Харейман устроился в своем кресле на другом конце стола, и до него донесся хор приглушенных ответов. Он улыбнулся с большей радостью, чем чувствовал на самом деле, взял молоток и легонько стукнул им один раз по столу.
— Как говорят в зале, — сказал он, — это первое заседание генерального совета Транс-сиддармаркской железной дороги будет проведено по порядку. — Он взглянул на Жэйсина Бригса, секретаря правления. — Знаю, что у нас нет лишней минуты на чтение, Жэйсин, но не думаю, что нам повредит ознакомиться с инструкциями лорда-протектора, прежде чем мы начнем строить какие-либо реальные планы.
— Я бы хотел, чтобы Миллир выбрал кого-нибудь другого, чтобы возглавить это дело, — сказал Мерлин Этроуз.
В Теллесберге тоже шел дождь, хотя это был гораздо более мягкий дождь, чем проливной ливень в Сиддар-Сити, и окна были открыты, чтобы впустить влажный, прохладный ветерок. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, с кружкой пенящегося пива в правой руке и миской своих любимых ломтиков жареного картофеля у левого локтя, и покачивал пальцами ног в носках, глядя на жену.
— Действительно? — сказала она, когда пальцы ног помахали ей. — Это то, что делает могущественный сейджин Мерлин, когда рядом нет никого, на кого можно было бы произвести впечатление? Сидит, пьет пиво и болтает ногами в воздухе?
— Я не "болтаю ими в воздухе", — сказал он со скрупулезной точностью. — На самом деле они опираются на пуфик. И надеюсь, вы заметите, что на моих носках даже нет дырок. — Он принюхался. — Нельзя вообразить более благородное занятие, мадам!
— Во всяком случае, не с тобой, — согласилась она с улыбкой, и кто-то хихикнул по комлинку. Это было похоже на Эдуирда Хаусмина.
— Нахожу, что в этом вопросе больше согласен с Мерлином, чем с тобой, Ниниэн, — сказал Кайлеб Армак, — прости меня. И уверен, что Шарлиэн примет твою сторону, когда приедет сюда. На данный момент, однако, — его тон стал более серьезным, — думаю, что я тоже согласен с ним насчет Незбита и Хареймана.
