— Каким бы привлекательным или непривлекательным это ни было, ваше величество, граф Тартариэн и я не имеем ни права, ни желания свергать нашего законного князя.
— И я вижу, что вы намерены быть упрямыми в этом, — короткая улыбка Кэйлеба лишила его слова большей части их остроты.
— Да, ваше величество, — непоколебимо ответил Энвил-Рок.
— Это может удивить вас, милорд, но я не только уважаю вашу честность, но и во многом согласен с вашим решением.
Невольно брови Энвил-Рока слегка приподнялись, а Кэйлеб хрипло усмехнулся.
— Не поймите меня неправильно, милорд. Согласиться с вами — это не значит, что мне нравится ситуация. Тем не менее, создание спора о престолонаследии в настоящее время не пойдет на пользу ни одному из нас. Это означает, что я готов признать молодого Дейвина законным князем Корисанды и герцогом Мэнчира.
Язык тела обоих корисандцев, казалось, слегка расслабился, но Кэйлеб еще не совсем закончил.
— Что именно в конечном итоге станет с притязаниями Дейвина на корону, еще предстоит выяснить. Если он хочет сохранить ее — или, если на то пошло, свое герцогство — он должен будет поклясться в верности мне и императрице Шарлиэн, что также будет справедливо для любого другого члена корисандской знати. И я не буду утверждать его ни в одном из его достоинств, пока он стоит на земле любого другого королевства. Я не буду лишать его их, но и не буду подтверждать их, пока не буду уверен, что он действует сам по себе и не находится под чьим-либо контролем. До тех пор, пока я не буду в этом уверен, его герцогством будет управлять кто-то по моему собственному выбору. Я бы предпочел, чтобы этим кем-то был корисандец, а не иностранец, навязанный Мэнчиру, и я был бы признателен за ваши предложения относительно подходящего управляющего.
Энвил-Рок и Тартариэн снова посмотрели друг на друга. Однако ни один из них не произнес ни слова, и они снова повернулись к Кэйлебу.
— Чего именно вы требуете от Корисанды, ваше величество? — прямо спросил Энвил-Рок.
— Думаю, что я уже изложил свои основные моменты, милорд. В частности, я потребую, чтобы Корисанда признала суверенитет Чариса и чтобы все члены корисандской знати индивидуально поклялись в верности чарисийской короне. Мне потребуется сотрудничество вашего собственного парламента и ваших собственных юристов для интеграции корисандского и чарисийского права. Я потребую официального признания Корисандой роспуска Лиги Корисанды и признания уже завершившейся постоянной интеграции Зибедии в империю в качестве отдельной провинции. Я назначу губернатора Корисанды, действующего от моего имени и от имени императрицы Шарлиэн при поддержке чарисийского гарнизона. Все военные корабли Корисанды после их сдачи будут включены в состав имперского чарисийского флота, а все подразделения корисандской армии будут расформированы. И я буду настаивать, по причинам, которые, уверен, вы оба поймете, на строгом ограничении числа вооруженных слуг, которых разрешено содержать любому корисандскому дворянину.
Лица корисандцев снова напряглись, пока он говорил, но он продолжал тем же спокойным, размеренным тоном.
— В свою очередь, я гарантирую защиту личности и собственности подданных Корисанды. Не будет общего захвата частной собственности, и будет уважаться собственность короны, хотя она также будет интегрирована в имперскую структуру. Все права чарисийских подданных будут распространены на любого корисандца, который поклянется в верности и лояльности империи, и корисандцам будет разрешено служить в чарисийских вооруженных силах, если они того пожелают.
— А Церковь, ваше величество? — тихо спросил Тартариэн.
— А Церковь, милорд? — голос Кэйлеба был почти таким же мягким, как у Тартариэна, а его улыбка была неприятной. — Церковь Чариса следует за короной Чариса.
— Что именно это означает, ваше величество? — спросил Энвил-Рок, его голос был резче, чем раньше.
— Это означает, что епископы Церкви и служащее духовенство в Корисанде должны будут подтвердить свою лояльность Церкви Чариса и признать архиепископа Мейкела предстоятелем этой церкви, — категорично ответил Кэйлеб. — Любой епископ или священник, который не может с чистой совестью сделать это утверждение и признание, будет лишен своего сана. Его не посадят в тюрьму за его отказ, не отправят в изгнание и не лишат его священнической шапки. Как согласился архиепископ Мейкел, священник остается священником навсегда, и, несмотря на обвинения "храмовой четверки", у нас нет желания наказывать или преследовать кого-либо просто потому, что он с чистой совестью не может согласиться с позицией и организацией Церкви Чариса. Мы будем наказывать любые предательские действия, независимо от их оправдания и независимо от того, кем могут быть предатели, но никаких произвольных арестов или тюремного заключения не будет.
— Многие из наших людей отвергнут ваше право диктовать условия Матери-Церкви, как бы разумно вы их ни обставляли, ваше величество, — предостерегающе сказал Энвил-Рок.
— Для себя, как личности, они имеют на это полное право, — непоколебимо заявил Кэйлеб. — Если они выходят за рамки вопросов личной совести в открытое неповиновение закону, который связывает всех людей, или в организованное сопротивление короне, тогда они становятся преступниками, и с ними будут обращаться как с таковыми. Хотя, — его глаза стали тверже коричневого агата, — я бы рекомендовал им принять к сведению тот факт, что архиепископ Мейкел специально отверг указания Книги Шулера, касающиеся "надлежащего наказания" за ересь. Что бы ни решила сделать храмовая четверка, Церковь Чариса не будет нести ответственности за зверства, подобные тем, что были совершены над архиепископом Эрейком. Также Чарисийская империя не будет сжигать невинные города или убивать, насиловать и терроризировать своих граждан, как храмовая четверка предложила сделать с Чарисом.
Энвил-Рок попытался встретиться взглядом с этими жесткими карими глазами. Через мгновение его собственный взгляд не выдержал.
— Как бы то ни было, милорды, — сказал Кэйлеб через несколько мгновений, его голос был несколько легче, чем раньше, — вы можете утешить себя знанием того, что императрица Шарлиэн и я остаемся под указом великого викария Эрика об отлучении от церкви. Теоретически, я полагаю, это означает, что любая клятва, которую вы можете дать нам, не является обязательной в глазах Матери-Церкви. Или, возможно, я должен сказать, совета викариев и храмовой четверки. Имейте в виду, я намерен привести в исполнение любые клятвы, которые вы можете принести, в точности так, как если бы они были обязательными, но если это поможет вам или другим дворянам Корисанды, когда речь идет о вашей совести... — Он пожал плечами.
— Ваше величество, мы... — немного резко начал Энвил-Рок, но Кэйлеб покачал головой.
— Простите меня, милорд, — прервал он. — Я не хотел, чтобы это прозвучало так, как будто я легкомысленно отношусь к ситуации, и я бы ни на мгновение не поставил под сомнение личную честь вас или графа Тартариэна. С другой стороны, хотим мы признать это или нет, все мы знаем, что кто-то в Корисанде собирается придерживаться именно такой точки зрения, чтобы оправдать активное сопротивление империи. Это произойдет, милорды, и все мы это знаем. Когда это произойдет, я сделаю все, что в моих силах, чтобы избежать чрезмерной реакции, но для тех, кто несет ответственность, будут последствия, и эти последствия будут серьезными. В этом отношении у меня не больше выбора, чем у любого другого светского правителя, как бы замешанные в этом люди ни пытались оправдать свои действия. Я не буду пытаться обманывать вас в этом вопросе, и вы бы мне не поверили, если бы я это сделал.
Энвил-Рок мгновение смотрел на него, затем кивнул с искренним, хотя, возможно, и неохотным уважением.
— В любом случае, милорды, — сказал Кэйлеб более оживленно, — полагаю, что мы все понимаем исходные позиции обеих сторон. Как я уже сказал, мои условия и требования по сути просты, хотя я не настолько наивен, чтобы полагать, что их реализация не будет сложной, трудной и — к сожалению — вполне возможно, сопровождающейся дополнительным кровопролитием. Я бы предложил вам сейчас вернуться в Мэнчир, чтобы обсудить их с другими членами совета. Если вы не согласны, я бы рекомендовал нам встретиться снова завтра, когда вы сможете объяснить мне смысл ответа совета, и мы сможем продолжить эти обсуждения, если таково будет решение совета. Тем временем перемирие между нашими двумя армиями будет продолжаться.
— Полагаю, что это звучит разумно, ваше величество, — серьезно согласился Энвил-Рок, хотя, в конечном счете, он, должно быть, понимал так же хорошо, как и Кэйлеб, что у совета не было другого выбора, кроме как принять условия императора. И, как подозревал Кэйлеб, хотел ли Энвил-Рок признать это или нет, они с Тартариэном должны были признать, что предъявляемые требования были не просто разумными, но и минимальными в данных обстоятельствах.
— Однако, прежде чем вы вернетесь в город, — сказал император, — я надеюсь, что вы окажете мне честь отобедать со мной и моими старшими офицерами. Я договорился, чтобы некоторые из наших гостей присоединились к нам за столом, — добавил он, и хотя его улыбка была слабой, она также была теплее, чем любая из тех, которыми они когда-либо обменивались, когда он кивнул сэру Корину.
— Ваше величество, — сказал Энвил-Рок со своей собственной улыбкой, — честь будет оказана нам.
.III.
Королевский дворец, город Черейт, королевство Чисхолм
Императрица Шарлиэн оглядела маленький, знакомый зал совета. За эти годы она многого достигла в этой комнате, — подумала она. И она никогда раньше не была вдали от него так долго. Прошел ровно год и два месяца с тех пор, как она покинула Чисхолм, чтобы выйти замуж за Кэйлеба Армака, и временами ей казалось невозможным поверить, что за такое короткое время произошло так много всего.
Она подошла к открытому окну, положила руки на подоконник и выглянула в него, и ее глаза смягчились от воспоминаний. Это правда, что отсутствие заставляет видеть знакомые вещи свежими, новыми глазами, — подумала она, и наслаждалась видом холмов, крыш и деревьев. — За ними виднелся живой голубой мрамор бухты Черри, а воздух был прохладным, не совсем свежим, словно предупреждая ее о приближении чисхолмской осени. Без сомнения, после долгого пребывания в Чарисе ей показалось еще прохладнее, и она внутренне содрогнулась, глядя на листья, зависшие на грани сезонных изменений, и думая о приближающейся зиме. Если она думала, что Чарис сделал ее чувствительной к этой прохладе, зима действительно обещала быть ледяной! Но даже когда она подумала об этом, она поняла, что в идее зимы было что-то такое, что казалось почти утешительным, частью жизни, которую она всегда знала, и ее дрожь превратилась в улыбку, когда она подумала о том, как будет отличаться эта зима.
И насколько теплее будет твоя постель, ты имеешь в виду, — сказала она себе и усмехнулась.
— Ты не представляешь, как сильно я скучала по тому, как ты это делаешь, — произнес голос позади нее, и она обернулась с улыбкой. Ее мать улыбнулась в ответ, затем подошла и села за стол для совещаний. Барон Грин-Маунтин добрался туда раньше нее и выдвинул для нее стул, и она посмотрела на него через плечо, когда он придвинул его ближе к столу, как только она села.
— Спасибо, Марак, — сказала она.
— Не за что, ваше величество.
Он с улыбкой поклонился ей, и глаза Шарлиан сузились от внезапной мысли. Жена Грин-Маунтина, с которой он прожил более тридцати лет, умерла три года назад, и королева-мать Эйлана была вдовой почти тринадцать лет. Они знали друг друга буквально с детства и всегда были близки, даже до смерти короля Сейлиса. С тех пор они работали друг с другом — и с ней — как политические союзники, которые полностью полагались друг на друга, и императрица внезапно задалась вопросом, как ей удалось упустить другие способы, с помощью которых они неуклонно сближались. Интересно, если..?
Она поспешно отбросила эту мысль, главным образом потому, что это было не ее дело, пока они были достаточно сдержаны, чтобы их отношения не превратились в политическую проблему, но также и потому, что она так долго думала о них как о матери и дяде Мараке, что думать о них как-то иначе казалось неясным, каким-то неправильным.
— Как сильно ты скучала по тому, что я делала что, мама? — невинно спросила она теперь.
— Смеялась, — просто сказала королева-мать Эйлана. — Конечно, я еще больше скучала по твоему хихиканью.
Шарлиэн усмехнулась и покачала головой, затем решительно повернулась спиной к окну и заняла свое место за столом.
— Я тоже скучала по тебе, мама, и по тебе, Марак, — сказала она, выражение ее лица стало более серьезным.
— Это чувство взаимно, — сказал ей Грин-Маунтин, — и не только потому, что у нас есть такая стопка документов, ожидающих вас. Конечно, — настала его очередь многозначительно взглянуть в окно, — мы бы предпочли, чтобы вы уже давно вернулись домой.
— Я знаю, знаю! — сказала она с раскаянием. — Это было просто одно за другим, и мы с Кэйлебом оба подумали...
— Дорогая, мы все знаем, что вы с Кэйлебом подумали. Если уж на то пошло, мы согласились с тобой, — сказала Эйлана, протягивая тонкую руку, чтобы положить ее на предплечье дочери. — Не буду притворяться, что я не возмущалась решением, которое удерживало тебя там так долго... то есть пока не встретила Кэйлеба на его пути в Корисанду. — Она тепло улыбнулась дочери и закатила глаза. — Такой восхитительный молодой человек! С ним тебе удалось поймать неплохой улов, Шарли!
Если ее целью было послушать хихиканье дочери, то ей это превосходно удалось, и Шарлиэн покачала головой.
— Не могу не согласиться ни с чем из этого, мама, — сказала императрица. — С другой стороны, вы, возможно, захотите подумать о том факте, что за последние, о, полгода или около того, он нанес больше визитов в Черейт, чем он должен был сделать.
— Конечно, это так. Вот почему я знаю, что твое решение остаться в Теллесберге было государственным, основанным на холодном политическом расчете и твоем чувстве долга, моя дорогая. Учитывая, какой он... вкусный, это единственная возможная причина, по которой тебя не было здесь все это время!
— Рада, что ты ценишь те жертвы, на которые я была готова пойти.
— Мы, конечно, знаем, — сказала королева-мать гораздо более серьезно. — И тот факт, что мы, возможно, согласились с вашим решением, не означает, что мы не скучали по вам.
— Если бы только я могла быть в двух местах одновременно, — вздохнула Шарлиэн.
— Если бы вы могли, жизнь была бы намного проще, — согласился Грин-Маунтин. — Раз мы не можем, нам просто придется сделать все, что в наших силах, не так ли?
— И если я не упоминала об этом раньше, хочу, чтобы вы знали, как я благодарна, что у меня есть вы двое, чтобы помочь мне сделать это, — сказала Шарлиэн с полной искренностью.
— Полагаю, вы упоминали об этом раз или два, — сказал он.
— Возможно, даже чаще, — добавила королева-мать. — Конечно, я должна была бы проверить свой дневник, чтобы быть уверенной в этом.
